Счастливый билет - Маурин Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дик не только заставил ее уменьшить свой возраст, он еще и изменил ее фамилию.
— Вы уверены, что в вас нет латинской крови? — поинтересовался он при первой встрече, глядя на Лизу лукавыми глазами.
— Абсолютно, — твердо ответила она. — Я чистокровная ирландка, родилась в Ливерпуле. Смуглая кожа досталась мне в наследство от предков-кельтов. — Так говорила ей Китти.
— Ну, вы похожи на настоящую латинянку. А имя Лиза О’Брайен создает неверное впечатление. Вам нужен более романтичный псевдоним. Лизу можно оставить…
— Благодарю вас, — сухо отозвалась она.
Он пропустил мимо ушей ее саркастическую реплику.
— Как насчет Розы? Лиза Роза.
— Уже есть певица с почти таким же именем, Лита Роза. Она, кстати, тоже из Ливерпуля.
— Хм. — Дик склонил голову старенького гнома к плечу и пристально уставился на нее. — Лиза Гомес?
Лиза решительно покачала головой:
— Это имя мне совсем не нравится.
— Лиза Ла Планте?
— Нет. — Имя должно быть таким, чтобы, называя его, она чувствовала себя вполне комфортно. В конце концов, ей придется жить с ним очень долго, быть может, до конца жизни.
В пыльной, забитой мебелью комнате воцарилось долгое молчание. Оба погрузились в глубокие раздумья.
— Как насчет Áнжелис? — предложила Лиза. — Нет, Анжéлис, с ударением на втором слоге. Лиза Анжелис. — Она не могла вспомнить, где слышала его раньше, но сейчас это имя показалось ей красивым и звучным.
— Великолепно, — сказал Дик.
Через неделю Лиза получила в Голливуде свою первую роль.
Фильм был высокобюджетным триллером, и она провела весь день на съемочной площадке, изображавшей железнодорожный вокзал. Режиссер, истеричный и высокомерный тип, требовал снова и снова переснять сцену, в которой двое мужчин, знаменитые актеры, преследовали один другого, проталкиваясь сквозь толпу на перроне. День уже клонился к вечеру, когда режиссер наконец провозгласил, что удовлетворен, к вящему облегчению всех присутствующих, включая Лизу, у которой ужасно разболелась голова.
Столкновение нескольких тщеславных характеров действовало всем на нервы, и однажды на съемочной площадке едва не случилась самая настоящая драка. Ненависть двух знаменитых актеров друг к другу уступала только их взаимной ненависти к режиссеру — а он, казалось, ненавидел и презирал всех, включая статистов.
А брань! В этот день Лиза услышала больше нецензурных слов, чем за всю свою жизнь. По сравнению с Голливудом, съемки в Англии можно было назвать камерными. Поэтому Лиза с нетерпением предвкушала, как вернется к Ролло и отдохнет в тишине и покое.
Она уже собиралась покинуть съемочную площадку, когда к ней подошел молодой человек.
— Вы сможете вернуться сюда завтра, мисс… э-э…
— О’Бра… Анжелис, Лиза Анжелис. Да, я смогу прийти еще раз.
— Вот и прекрасно. Значит, увидимся в семь утра.
Головная боль прошла, словно по волшебству.
Половину следующего дня Лиза провела в обществе еще трех статистов, двух мужчин и одной женщины, своей ровесницы, в макете крошечной кабины лифта, вызывавшем клаустрофобию. Лиза была переодета монахиней и в плотном тяжелом облачении буквально задыхалась от жары. Статистам было велено демонстрировать полнейшее равнодушие и невозмутимость.
Съемки тридцать второго эпизода, в котором актриса, исполнявшая главную роль, входит в лифт, смотрится в маленькое зеркало и вновь выходит, заняли целое утро. По словам режиссера, она выглядела недостаточно естественной.
— Как, твою мать, я могу выглядеть естественно, если ты, твою мать, орешь на меня, как гребаный маньяк?! — в бешенстве воскликнула актриса.
Статистка, стоявшая рядом с Лизой, прошептала:
— Как прикажете нам сохранять невозмутимость, когда вокруг творится такое?
Лиза не ответила — ей казалось, что мускулы лица отказывались ей повиноваться и что если она пробудет в этом костюме еще немного, то просто расплавится.
В конце концов режиссер недовольно проворчал:
— Ладно, сойдет.
И кто-то закричал:
— Перерыв на ленч!
Лиза направилась в костюмерную, чтобы избавиться от монашеского одеяния. Помимо того что она буквально изнемогала от жары, тяжелый крест на шее вызывал у нее смутное беспокойство. Ей казалось, что она согрешила.
Выйдя из костюмерной, Лиза, к своему удивлению, обнаружила, что статистка ждет ее. Это была первая актриса, которую Лиза, с момента своего прибытия в Голливуд, не могла назвать красивой. Она и впрямь выглядела вполне заурядно, но было в ее круглом личике с широким подвижным ртом, курносым носом и сверкающими голубыми глазами нечто притягательное. Лиза с первого взгляда прониклась к ней искренней симпатией.
— Привет, я — Лалли Купер. А ты англичанка, верно?
— Верно. Меня зовут Лиза Анжелис.
— Мне нравится твой акцент.
— Все так говорят. Приятно слышать.
— Ты давно здесь?
Они зашагали в сторону столовой.
— Чуть больше недели, — отозвалась Лиза. — Это моя первая работа, хотя в Англии я выступала в театре и снималась в кино.
— Тебе повезло, что ты почти сразу получила такую большую роль, — с завистью сказала Лалли.
— В самом деле? — Лиза не была уверена, что правильно ее поняла.
— Ну да. Кажется, вчера ты снималась в большой сцене на вокзале.
— Так и есть. Режиссер попросил меня снова прийти.
— Это хороший знак. Значит, у тебя заметное лицо.
Лалли взяла Лизу под руку и увлекла за собой в столовую самообслуживания, светлую комнату с высоким потолком и кремовыми пластиковыми столами и стульями. Столовая была уже переполнена, и перед стойкой выстроилась длинная очередь людей, ожидающих, пока их обслужат.
Пока они стояли в очереди, Лалли забросала Лизу вопросами. Где она снималась? Где живет? Кто ее агент?
Лиза, в общем-то, ничего не имела против такого допроса с пристрастием. Ей было даже приятно, что кто-то проявил к ней столь живой интерес. Лалли, не выбирая выражений, сообщила, что думает о Дике Бродбенте:
— Если ты решишь бросить его, я порекомендую тебя Элмеру. Он, конечно, первостатейная свинья, зато действительно хороший агент.
Они отнесли подносы с едой на столик, где освободилось два места.
— Ты ведь не собираешься задерживаться в своей гостинице, а? — поинтересовалась Лалли.
— О нет, — откликнулась Лиза. — Я хочу снять квартиру. Хотя у Ролло и дешево, мне приходится где-то обедать и ужинать, потому что там подают только завтрак. Деньги тают прямо на глазах.
— Послушай, какое совпадение! У нас через неделю освободится комната. Почему бы тебе не переехать к нам, Лиза? Это будет славно — иметь в соседках настоящую англичанку. — Голубые глаза Лалли загорелись от восторга.
— У кого это «у нас»? — осведомилась Лиза.
— У Глории Гренвилль, Ромы Новатуры и у меня. Пам Редман, наша четвертая соседка, переселяется к какому-то парню. Приходи к нам сегодня вечером, посмотришь на комнату.
Квартира Лалли полностью занимала верхний этаж здания из розового камня. Дом находился в небольшом переулке неподалеку от авеню Ла Бреа, к югу от бульвара Сансет. Попасть туда можно было со двора, поднявшись по витой железной лестнице. Лалли встретила Лизу в узком коридоре, который вел в большую уютную комнату с белыми стенами, покрытыми декоративной штукатуркой и увешанными плакатами. На полу, выложенном черной плиткой, лежали яркие плетеные коврики. Здесь же стояли два диванчика и кресла, застеленные грубыми полотняными накидками красного цвета. У большого окна стоял деревянный столик, в центре которого красовалась ваза с желтыми цветами.
— У вас здесь красиво, — заметила Лиза.
Лалли улыбнулась.
— Я еще ни от кого не слышала таких слов. Ладно, идем, взглянешь на комнату, которая скоро освободится. Пам куда-то отлучилась.
Комната оказалась небольшой, около десяти квадратных футов. Одну стену целиком занимал встроенный платяной шкаф. Напротив стояла узкая кровать, а у еще одной стены приютился маленький туалетный столик с высоким зеркалом. Стены здесь были белыми, как и тонкие муслиновые занавески, а кровать была застелена жаккардовым покрывалом с разноцветными узорами.
Лиза заявила, что с радостью переселится к ним после того, как Пам уедет.
— Квартира стоит пятьсот долларов в месяц, — пояснила Лалли. — Мы платим каждая свою четверть плюс двадцатка на всякие расходы. Годится?
— Отлично, — согласилась Лиза.
— Хочешь кофе? — предложила Лалли. — Или вы, англичане, пьете только чай?
— С удовольствием выпью кофе.
Вернувшись в большую гостиную, Лиза опустилась в кресло, а Лалли скрылась в кухне.
— У тебя уже есть работа? — крикнула она оттуда.