Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони

до этого дня было столько сладких моментов, столько прекрасных ночей! Она не представляла себе жизнь без него. Тень смерти похоронила трагические воспоминания и ужасы вчерашнего дня…

Она чуть не умерла от боли, когда его у нее вырвали, чтобы отвести в лепрозорий. Больной, но живой! И в этом было все отличие. Потому что, если через час или этой ночью он угаснет, как только небольшой земельный холмик поднимется над кладбищенской травой или плита скроет его навеки в часовне, не будет больше никакого спасения, не за что будет уцепиться в часы отчаяния. Что стоит жизнь за пределами бытия, если здесь, на земле, она не сможет больше держать его в объятиях? Обещания священников стали вдруг пустыми и лишенными смысла.

Счастье для Катрин воплощалось в образе мужчины, полного сил, с развевающимися на ветру волосами, сидящего на своей вороной лошади и смеющегося над усилиями маленького Мишеля, который, сморщив от напряжения нос, пытался взобраться на серого ослика, мирно объедающего маргаритки в фруктовом саду. И вот это сладкое видение кончалось здесь, на залитом кровью столе, где того же самого человека оставляли последние жизненные силы.

Как верить в то, что небо над Монсальви будет таким же синим, весна такой же торжествующей, когда от его хозяина останутся каска и пустые железные перчатки, золотые шпоры на черной подушке и большой меч, который вечно будет висеть в оружейном зале рядом с мечом покойного сеньора Амори. Готье кончил свою работу. Стоя над неподвижным телом, которое распространяло запахи ароматических масел, уничтожившие запах крови, он попытался улыбнуться Катрин, но так и не смог. Вид этого изможденного лица, которое, казалось, состояло только из глаз, задушил улыбку.

Вытерев руки куском материи, Готье отбросил рыжие пряди, падавшие ему на глаза. Он заметил, что его руки дрожат от ужасного нервного напряжения.

Он был доволен своей работой и вместе с тем взбешен своим бессилием, так как в эту минуту он хотел знать все, чем владеет наука, чтобы вырвать у Бога секрет жизни и смерти. Конечно, он сделал для этого человека, которого возненавидел с первого же взгляда, все, что было возможно, но для этой подавленной женщины, чья немая боль была похожа на боль кроткого лесного зверя, надо было сделать невозможное.

— Унесите его! — вздохнул он, отступая. — Положите в кровать, если таковая имеется. Там ему все-таки будет лучше.

Потом, уже тише, он попросил, чтобы пошли в соседний монастырь и постарались привести священника. Он следил, какой эффект произведут его слова на Катрин, но она даже не вздрогнула. Ее рука продолжала гладить волосы мужа.

Когда подняли раненого, чтобы отнести его наверх в комнату, Катрин встала и направилась следом. Но Дворянчик воспротивился.

— Останьтесь, мадам! Нам надо поговорить. Глаза Катрин остановились на его лице.

— Мне нечего вам сказать, и я до конца хочу быть возле моего мужа.

— Он в вас больше не нуждается. Ему приведут какого-нибудь долгополого, по собственной воле или силой, а дальше этот юноша, который постарался его починить, будет дежурить возле него ночью. Во всяком случае, он не переживет ночь.

— Вот именно! Я хочу быть там…

Он преградил ей путь. Она попыталась вырваться. Вокруг нее стояли люди Дворянчика. Она чувствовала угрозу, исходившую от них.

Услышав, как скрипит лестница под тяжестью солдат и тела, она также поняла, что не может бороться, и села, смирившись, по крайней мере, внешне.

— Чего вы хотите?

— Только напомнить вам, что эта драма заставила вас забыть другую. Где же эта страшная спешка, с которой вы пытались увидеть вашу умирающую мать?

Катрин ответила не сразу. Она взяла небольшой тампон от корпии, смоченной в воде, и приложила к пылающему лицу. Этот человек был прав: вид умирающего мужа заставил ее забыть о бедной матери. К тому же, когда появились плащи с гербами Бургундии, она отказалась от мысли войти в ворота Шатовилена.

— Я не могу туда идти, — сказала она наконец. — Арно был прав, и вы тоже, господин граф: действительно, может так случиться, что герцог Филипп здесь. Из-за этого я не смогу попрощаться с матерью и похоронить ее. Я закажу для нее мессу в нашем аббатстве в Монсальви.

Дворянчик покачал головой, и Катрин подумала, что он согласен. Он вышел и тотчас же вернулся с куском пергамента, пером и чернильницей, который поставил на стол перед молодой женщиной.

— Пишите! — сказал он, полируя лист ладонью.

— Мне писать? Но кому?

— Вашей подруге, госпоже де Шатовилен. Вы ей скажете, что только что прибыли в ее деревню и были удивлены приемом, который вам оказали, когда БЫ направились к замку. Сообщите также, что вы путешествуете вместе с вашим оруженосцем и капелланом… и что вы хотите, чтобы вам открыли ворота…

— Я вам сказала, что не хочу больше туда идти! Что все это значит? Мой оруженосец, мой капеллан? Вы же не думаете, что…

Она внезапно остановилась. То, что хотел этот демон, пронеслось в мозгу как вспышка молнии: этим оруженосцем и этим капелланом будут его люди, которых он таким образом проведет в замок вместе с ней.

Впрочем, он сам это подтвердил с насмешливой улыбкой.

— Именно так, — сказал он вкрадчиво. — Именно об этом я и подумал. Когда Дьявол показывает мне ключ от этого замка, вы не думайте, что я его отвергну. Пишите, милая дама, а потом мы подумаем, как доставить ваше послание.

— Никогда!

Катрин резко поднялась, так что за ней упала скамья. Она рукой оттолкнула пергамент, но Дворянчик схватил ее руку и удержал на столе. Его тонкие пальцы стали вдруг твердыми как железо.

— Я сказал — пишите!

— А я сказала: никогда! Бесчестный вор! Вы думаете, что я из того же теста, что и вы? Вы хотите, чтобы я передала в ваши руки дом моей подруги, место, где умирает моя мать? Вам удалось заставить опуститься моего мужа, но никогда он не воспользовался бы таким подлым и гнусным средством, чтобы добраться до врага.

— Возможно! Монсальви допускал иногда смешные церемонии, которые я никогда не понимал. Но он больше не имеет решающего голоса, и ваш аббат вскоре сможет отправить по нему мессу, какую только захочет. Однако оставим это! Вы ведь живы, вы здесь и поможете мне добраться до замка. Я выбираю этот способ.

— Вы его выбираете»? Неужели? У меня столько же воли, сколько и у вас, и вы не заставите меня сделать то, что я не хочу.

— Вы в этом уверены?

— Совершенно уверена!

— Хорошо!.. Но я думаю, что вы измените мнение! Он