Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как вспоминал о Высоцком режиссер Ваграм Кеворков: «На этих коротких фразах включается его могучая энергетика, он тут же, по нарастающей, все более азартно, рассказывает, как “убирает” чиновников»20*..
Тот же Кеворков приводит следующую реплику Высоцкого о чиновниках: «Ничего, я их всех дожму!»[2790] [2791] [2792] [2793], - которая вновь напоминает «Песенку про Козла отпущения»: «Все подохнете без прощения…». Перед этим же была такая фраза: «Не один из вас будет землю жрать…», — что, по сути, мало чем отличается от слов друга героя-рассказчика в «Аэрофлоте»: «Друг орет: “Ох, я вас проучу!”» (АР-7-120); да и самого героя в «Песне про плотника Иосифа»: «Ох, я встречу того духа! / Ох, отмечу его в ухо!».
А основная редакция «Аэрофлота»: «Друг мой честью клянется спьяна, / Что он всех, если надо, сместит», — вновь возвращает нас к «Песенке про Козла отпущения»: «Всех на роги намотаю…». Кроме того, угроза «Я вам винт в рог бараний скручу!» (АР-7-120) перекликается с той же угрозой: «Всех на роги намотаю…».
В черновиках «Аэрофлота» также сказано: «Мой друг — он дока, старый оборонщик, / И весь воздушный флот — его семья. / Он высказал догадку, что угонщик — / Простой командировочный, как я» /5; 561/.
В образе «старого оборонщика» выступал и сам лирический герой в «Песне про Сережку Фомина» (1963), где речь шла как раз о военном времени: «В военкомате мне сказали: “Старина, / Тебе ‘броню’ дает родной завод ‘Компрессор’!” / Я отказался, а Сережку Фомина / Спасал от армии отец его, профессор». Про завод «Компрессор» известно, что он «был основан для оборонных нужд страны»^.
И в образе «простого командировочного» лирический герой выступает во многих произведениях — например, в «Песне командировочного» (1968): «А жить еще две недели, / Работы — на восемь лет», — где, в свою очередь, предвосхищен другой черновой вариант «Аэрофлота»: «Я пошел — позвонил, поикал, / Трубку поднял Изотов как раз. / Я ему: “Отменяйте аврал, / Две недели в запасе у нас”» /5; 562/. А на одном из концертов прозвучал следующий авторский комментарий: «Шуточная песня — “Песня командировочного”. Или — “Через десять лет в Аэрофлоте”^11 (отметим заодно интересную перекличку между «Песней командировочного» и «Таможенным досмотром»: «Беру последний фонд — / Все двадцать два рубля» = «Вытряхнул из чубчика / Двадцать два рубчика, / Но они и это усекли!» /4; 456/).
Таким же «командировочным» лирический герой предстает в стихотворении «Бывало, Пушкина читал всю ночь до зорь я…» (1967): «И вот сейчас я нахожусь у Лукоморья, / Командированный по пушкинским местам»; в «Поездке в город» (1969): «…Снабдив меня списком на восемь листов, / В столицу меня снарядила»; и в «Сказочной истории» (1973): «И трезвейшего снабдили, / Чтоб чего-то приволок» (снабдили, то есть «командировали»). Здесь главный герой назван трезвейшим из тех, с кем он пировал: «В кабаке старинном “Каме” / Парень кушал с мужиками». - а в «Поездке в город» он говорит: «Я самый непьющий из всех мужиков».
Если вернуться к сопоставлению «Мишки Шифмана» и «Аэрофлота», то можно заметить, что в обоих случаях лирический герой прибегает к суевериям: «Я в порядке, тьфу-тьфу-тьфу, — / Мишка пьет проклятую» = «Мне, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, везло» (АР-7-144) (как в посвящении Юрию Любимову, 1977: «Тьфу-тьфу, не сглазить… Только вот седой»; и в стихотворении конца 1950-х годов «Болен я — судьба несправедлива…»: «Я плевал чрез левое плечо / И шептал: “Тьфу, тьфу, меня не сглазить!”»212), — и с одинаковой иронией говорит о своем друге: «Мишка Шифман башковит» = «Мой умный друг к полудню стал ломаться».
После того, как Мишку не пустили в Израиль, а пустили его друга Колю, «он кричал: “Ошибка тут, / Это я — еврей!”». То есть он подумал, что власть в его случае ошиблась и перепутала, как в «Песенке про Кука», «Гербарии» и в медицинской трилогии: «Ошибка вышла — вот о чем молчит наука, — / Хотели кока, а съели Кука!» /5; 109/, «Ошибка это глупая — / Увидится изъян» /5; 72/, «Ошибка вышла» /5; 77/.
В концовке «Мишки Шифмана» сказано, что «Мишка гибнет на корню — / Пьет и ходит в “Блинные”» (АР-2-42), а в «Аэрофлоте» герой говорит: «Друг мой — из ресторана Савой. / Он там — свой, он там — просто герой» (АР-7-139). Причем не только друг героя ходит в «Блинные» и рестораны, но и сам он тоже: «Я, кстати, в церковь не хочу — хожу в пивную с братом» («Таможенный досмотр»; АР-4-213), «Как зайдешь в бистро-столовку, / По пивку ударишь <.. > Про себя же помни — братом / Вовчик был Шемяке» /5; 269/, «Я был завсегдатаем всех пивных» /5; 35/, «В [ресто] кабаке старинном “Каме” / Мы сидели с мужиками» («Сказочная история»; АР-14150), «А после я всегда иду в кабак» («Я в деле»), «А помнишь — кепка, чёлочка / Да кабаки до трех?» («Из детства»). Поэтому и в «Аэрофлоте» сказано: «Мы в ресторан — там не дают на вынос». А в песне «Про речку Вачу» герой «поехал в жарки страны, /Где кафе да рестораны / Позабыть, как бичевал».
Как видим, во всех этих песнях представлены личностные мотивы.
Но самое интересное, что и Мишка Шифман, и герой-рассказчик со своим другом в «Аэрофлоте» выпивают одинаковое количество бутылок: «Мишка по 7 раз на дню / К зелью пристращает<ся>» (АР-2-43) = «Мы пьем