Я вернусь через тысячу лет. Книга 1 - Исай Давыдов

– Значит, всё-таки боишься?

– За тебя!

– Мы вернулись к началу, Женька. Почему ты так заботишься обо мне? Что тебе до моих ошибок?

Я говорю это и не жду ответа. Теперь это чисто риторический вопрос. И Женька понимает, что я не жду ответа. Женька не отвечает. Да и что он мог бы ответить?

…Мы плаваем и загораем целый день. Мы играем на пляже мячом, и я гоняюсь в пятнашки вместе с Андрюшей Челидзе и его друзьями. Потом мы обедаем в тени деревьев, на полянке возле палаток. А после обеда весело, целой ордой, разбиваем новые палатки – для тех, кто придёт сюда строить дома, для тех, кто будет жить здесь в долгие дни господства северного течения.

Перед отъездом, уже одетые, мы задерживаемся, чтобы полюбоваться закатом. Огромное солнце медленно уходит за горы, и в его лучах порфирные граниты центрального пика вспыхивают гигантским костром, который как бы живёт – играет, переливается, тянется к синеющему небу стремительно и бесшумно.

– Огненная Гора! – громко произносит Али Бахрам. – Как в Южной Африке… Огненная Гора!

И мальчишки тотчас подхватывают эти слова и изо всех сил вопят: «Огненная Гора! Огненная Гора!» И я уже знаю, что название родилось, что оно попадёт на карты, и что лучшего не придумаешь.

А по дороге домой, когда биолёт пересекает тёплую зелёную долину между горами и лесистой грядой, мне вдруг приходит в голову мысль, что я совершил преступление там, на Земле, перед отлётом, или даже перед отправлением в лагерь «Малахит». Я совершил преступление, промолчав о Женьке, не разоблачив его подлости. Конечно, мы не полетели бы тогда оба. Но зато вместе с Женькой не попал бы на Риту страшный, невероятно опасный микроб властолюбия, от которого давно и надёжно защищена Земля, и от которого здесь, на Рите, ещё нет и, наверно, долго не будет иммунитета. Ведь иммунитет появляется только после болезни. Или хотя бы после прививки, которая, по существу, тоже болезнь, только в более лёгкой форме.

Действительно, прав Женька. Действительно, я не умею мыслить категориями общества и в каждом случае исходить прежде всего из его интересов. Я только учусь этому – горько, больно и трудно. И кто знает, какую цену мне и всем остальным здесь придётся заплатить за мои ученические ошибки?..

24. Мы и Ружена

Наша группа сформировалась неожиданно быстро и просто. Мне никого не пришлось «подбирать». Все нашлись сами, как только услышали о создании киберлаборатории.

Первым заговорил со мной об этом Грицько, на другой же день после возвращения из зоны отдыха.

Мы принимали упакованных в поролон киберов на космодроме. Автопогрузчик четырьмя гибкими щупальцами поднимал их из тележки в вертолёт, а мы с Грицько и Джимом растаскивали по углам, укладывали плотно, друг на друга, чтобы не занимать середину машины. В середине мы поставим ящики с запасными блоками. Специально для этих ящиков сделаны здесь пазы и крючья.

Когда тележка возле вертолёта опустела и трудяга-автопогрузчик поволок её к грузовому люку «Риты-3», мы сели передохнуть, и Грицько, вытирая пот с высокого лба, увеличенного глубокими залысинами, тихо спросил:

– Тебе штат лаборатории ещё не подобрали?

– Нет.

– А кто будет формировать? Совет?

– Я.

– Возьмёшь меня?

– С удовольствием.

– У меня есть некоторые мыслишки, ты знаешь…

Конечно, я давно знал о его «мыслишках», и собирался звать его в лабораторию. Просто не успел.

У Грицько болела душа за южную часть материка, которая из-за враждебности ра оставалась геологическим белым пятном.

На западе этого белого пятна, над глубоко врезающейся в берег бухтой вертолёты засекли магнитную аномалию. Самое интересное то, что обнаружили её лингвисты, которые летали агитировать племя ра. Так сказать, попутно, по дороге обнаружили. И только после них над бухтой появились геологи. Но они не смогли определить, где находятся железняки – под водой или в полуразрушенной временем прибрежной гряде. Или и там и там. А спускаться нельзя: слишком близка бухта к стоянке дикарей.

Не раз вспоминали геологи-старожилы ещё о двух участках на юге – о древней горной гряде, проходящей посередине самого южного полуострова нашего материка, и о широкой зелёной низине, напоминающей формой фасолину и расположенной всего в полусотне километров от Заводского района.

В горной гряде Южного полуострова первые геологи находили и марганец, и железняки, и цинковую обманку, и пирит, и громадные друзы горного хрусталя.

Но именно на этот полуостров и высадились ра, переплывшие море вместе с гезами. Именно здесь были их первые стоянки, пока племена не ушли в лесистые, более богатые дичью районы. И с тех пор никто из геологов здесь не появлялся. Ра считали этот полуостров чем-то вроде своего заповедника и систематически посылали сюда под охраной охотников большие группы женщин и детей для сбора каких-то растений, видимо, только здесь и росших. На берегах полуострова часто появлялись и гезы, так как здесь, кажется, было много рыбы. Крупные косяки её показывали на центральном дисплее спутники. В общем, направить сюда геологов, означало почти наверняка подставить их под удары отравленных стрел.

В зелёной же низине, недалеко от Заводского района, по мнению геофизиков, пряталась нефть. И это – рядом с готовыми заводами и электростанциями.

Но в этой же низине (или Зелёной впадине, как называлась она на карте), в густых труднопроходимых её лесах часто встречались олени, было невероятное количество птиц. И поэтому охотничьи группы ра приходили сюда всегда, когда охота в других местах оказывалась неудачной. Здесь был запасник племени. Отсюда оно не уходило без добычи. И, как хорошие хозяева, ра берегли запасы на чёрный день.

Люди не могли вести геологическую разведку в этих местах. Её могли вести там только роботы. Но у нас не было нужных роботов, способных к самостоятельной исследовательской работе, к работе длительной, без постоянного присутствия человека, без его поминутных команд.

Подобные роботы были созданы на Земле и трудились там в шахтах, особенно в шахтах на дне океана. Но и на Земле таких машин было не очень много, а нам их с собой совсем не дали, полагая, что на Рите они не скоро понадобятся. Роботов-геологов, способных к длительной самостоятельной работе, не было и на Земле – не возникала нужда в них.

Но именно о таких роботах для южных районов и мечтал Грицько. Именно для них и вычерчивал десятки схем, которые негде было проверить.

– …А ты, Джим, – спросил я, – пойдёшь в лабораторию?

– Нет! – Джим помотал головой. – Я буду ездить по материку. По-прежнему. Мне в лаборатории не усидеть.

– Другую бригаду собьёшь… – грустно добавил Грицько.

Джим улыбнулся, скривив полные губы, и ничего не ответил. И мне показалось, что он не очень-то уважает нас обоих за то, что мы изменяем привычной кочевой жизни и уходим на сидячую работу.

В то же утро по радиофону меня разыскал Бруно Монтелло.

– Где тебя можно увидеть, старина? – спросил он.

– На космодроме.

– Долго там будешь?

– Весь день. Грузимся.

– Хорошо. Я прилечу.

Он прилетел после обеда, на дирижабле, который перевозил с космодрома в Заводской район оборудование обувного цеха.

– Пойдём в сторонку, – предложил Бруно.

– Сугубо секретный разговор?

– Ну, не сугубо, но пойдём.

Мы присели на одном из пустых ящиков, выстроившихся вдоль границы вертолётной площадки. Бруно выдернул пушистый колосок из кустика травы, долго вертел в длинных загорелых пальцах с плоскими розовыми ногтями, затем сунул конец колоска в зубы, надкусил.

– Конечно, я прежде всего механик, – начал Бруно, и голос его почему-то был глуховатым. Как будто от волнения. – Но ведь и без механика вам не обойтись. И потом ты помнишь, наверно, что в «Малахите» я подолгу торчал в киберлаборатории. И помнишь, наверно, что я кое-что умею. Ну, может, не всё. Но основное. Остальному – научусь. Понимаешь, мне хотелось бы работать в вашей лаборатории. Догадываюсь, конечно, что выбор у тебя будет большой. Но ты не отмахивайся! Балластом не стану. У вас, старик, будет сейчас самое живое дело, после геологов и химиков. Но то мне недоступно… А у нас – никакого творчества. Осваиваем готовое – и ни шагу вперёд. Всё, правда, новенькое, но всё это я знал и на Земле. С тоски подохнешь!

Он не смотрел на меня и всё жевал длинный зелёный колосок. А я глядел на его чёткий римский профиль с выдающимся вперёд подбородком, на колючий ёжик чёрных волос и чувствовал, как глупая счастливая улыбка расползается по моему лицу.

– Молчишь, – не поворачивая головы, произнёс он. – Значит, уже поздно?

– Я страшно рад, дружище! – Я обнял его за плечи, слегка притянул к себе. – Просто невероятно рад, что мы будем работать вместе! Я давно хотел этого!

Он взглянул мне в глаза и тоже улыбнулся – как-то смущённо, неловко. Видно, на самом деле волновался: очень хотелось ему в будущую лабораторию!