Прозрение. Том 2 - Кристиан Бэд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я кивнул и не поднял потом глаз. Всё это было невыносимо больно и гадко.
Мало ли, что я сказал им обоим? Мне всё равно до дрожи было обидно, что Дьюп и за человека меня тогда не держал.
Он думал, что шпион рвётся за ним на Юг? Я — шпион? Потому что рожа экзотская?
Типа, внешнее может определять всё, что в тебе есть? А если бы я на алайца был похож, как Ликста?
Мерис похлопал меня по плечу, переваривай, мол, докурил и пошёл прочь. Колин вышел следом.
Я ещё посидел в оранжерее.
Вот он же читал меня, словно книгу? Себе не верил?
И почему он сейчас «тёмный» такой? Ему-то зачем париться о прошлом? Я в нём на Севере лендслера не подозревал.
Или… Перед ним сейчас тот же выбор? Считать, что я намеренно угробил Тоо или?..
А что он должен сейчас обо мне думать, исходя из текущей реальности? Что я — идиот?
А я? У меня ещё целая банда таких вот щенков висит на совести, а я тут штаны просиживаю!
Мне, значит, хреново, что ребята погибли, а Росу с Дереном каково? Сейчас-то парни пока в медотсеке валяются, а потом?
Я сидел неподвижно, бегали только мысли.
Поползень-модификант — пушистая серая птичка — решил, что в оранжерею мебель новую привезли. Уселся на деревянную спинку скамейки, заглянул мне в лицо.
У птиц и животных — очень понимающие глаза, ведь их жизнь коротка, и разбить одну иллюзию другой они часто просто не успевают.
История тридцать четвертая. «Прощание»
Открытый космос. «Факел»
Мне не нужны свидетели.
Свет мне свидетель и Тьма.
Нет у меня добродетелей
Из сводящих с ума.
Из замыкáющих в стенах,
Приклéивающих к окну.
Это — любви измена,
Если легко уму.
Это пути — на полночь,
(Даже не на закат).
Мы рассмеёмся молча
И не придём назад.
Рогард смотрел в наш мир, как в окно. Мир был чужим ему.
Я — свой, здешний. Я просто не могу позвать Бездну — она меня не слышит.
И всё-таки Колин вернулся.
Но я ли сумел позвать его? Или ровно так же, как он нашёл выход из себя в инобытие, он сам нашёл потом и некий вход в ограниченность человеческого восприятия?
Что он искал в опыте Уходящих? Мог ли он слышать меня «там»? Видят Беспамятные — я пытался до него достучаться.
Коснулся асептической повязки на запястье — ещё день-два, даже шрама почти не останется. Физическая боль имеет обыкновение проходить раньше душевной. Интересно, у всех так, или только у меня?
Зачем Мерис хотел, чтобы меня ткнули мордой в то, что мною манипулируют? Все. Всегда.
Нет у меня добродетелей
Из сводящих с ума.
Это у Рогарда — нет, а у меня навалом. Я как верёвками привязан к идеям того, что из себя человек «должен». Как ему положено служить, любить, верить.
Но кто сказал, что я вообще должен хоть кому-то верить, если из каждой очередной веры вырастаешь, как змея из старой кожи?
Неужели, и Уходящие не любили, не ждали, не верили? Как хатты?
Хотя, что я знаю о хаттах? Меня напичкали в Академии нужными кому-то верами. В то, что хатты — не люди. Не способны чувствовать и сострадать так, как это делаем мы.
Из этого «знания» вытекает: Уходящие — тоже не люди. Их ничего не связывает с людьми. Ни общая боль, ни воспоминания, ни привязанности.
Но одного-то Уходящего я вижу, и могу чем угодно поклясться, что плющит его сейчас так же, как и меня.
Только причина другая. У Дьюпа погиб сын, и он пытается не искать виновных. А я…
Если представить, что я — Кьё, то страдаю я над съеденной в щенячестве котлетой и зализываю раны на самолюбии, нанесённые когда-то возмущёнными криками дежурного по кухне…
Мысль была смешная, и я улыбнулся помимо воли.
Нет, я и не надеялся, что Колин может быть привязан ко мне так же, как я к нему. Я был щенком, который первый раз понял, что можно привязаться душой к другому. У меня ещё с женщинами-то тогда любви настоящей не было. Я вообще не понимал, что делать с душевной привязанностью.
А у Колина не было ни детей, ни приоритетов. На ком ему научиться?
Он Айяну-то отыскал, потому что меня «разглядели» эйниты. Вот там мне сумели дать дом и привязанность. Просто так.
Но оттуда и уйти можно просто так. Они это понимают.
А вот мне понимать, что Мерис забрал меня с Севера по приказу Дьюпа — это было уже слишком.
Хотя… Дьюп привык действовать честно.
Раз он возбудил моей тушкой Гендеп, было честно потом и увезти меня с «Аиста». Иначе меня бы там быстро взяли за печень. Лежал бы сейчас набором пробирок в холодильнике.
Зато теперь хотя бы понятно, зачем меня старались «потерять» на Юге, протащив через штрафбат и мнимую смерть.
Но обман не удался. Стоило Мерису вернуть меня на Аннхелл, как правительство планеты, гендепартамент Империи, люди Имэ… (всех ли я перечислил?) — кинулись в драку за моё тело.
А «свои»? Наблюдали? Ждали, пока эта бешеная мясорубка раздавит меня сама?
Если бы я не забрёл в эйнитский храм — я бы не сумел выжить. В тот же день площадь Первого Колониста украшало бы обугленное пятно и ошмётки моего трупа.
Какая у меня судьба интересная — пробирки, ошмётки…
Мысли накатывали душными ядовитыми волнами, сердце стучало через раз, то содрогаясь в двойном ударе, то замирая.
Тук-тук, тишина, снова сдвоенный удар.
Вот так же Колин с Айяной родили сына. Как пешку в предстоящей большой игре.
Айяна — Проводящая храма, она точно ЗНАЛА, что будет. И видела цель: выносить, родить, скормить Бездне.
Дрогнет ли в Проводящей хоть что-то, когда Тоо по эйнитским традициям опустят в землю? Положат в деревянный ящик, завернув в небелёное полотно. И забросают землёй. Как я забросал землёй
