Экипаж машины боевой - Виталий Кривенко

– Хасан его послал, пусть сам теперь и ищет, я лично не пойду, и так уже налазился.

– Жрать когда будем? Скоро уже стемнеет. Как потом костер разжигать? – подал голос Урал.

– Ну так разводи, чего тупые вопросы задаешь, – промямлил я зевая.

– Ну ладно, я пакатыл. Спасыба за чай, – послышался голос грузина.

– Ну, давай, кати, привет там всем от нас, – напутствовал я его.

Качи-вачи засунул за пазуху кулек с заваркой, после чего с большим трудом и не без помощи Туркмена вскарабкался на броню, и кое-как втиснулся в водительский люк. Примерно с минуту БТР не подавал никаких звуков, мы все молча смотрели на машину, ожидая, когда же хотя бы запустятся движки; БТР молча стоял, мы молча наблюдали, никому из нас не хотелось везти грузина на блок, а грузин все никак не мог сориентироваться в пространстве. Туркмену первому надоело ждать, и он, стукнув по броне автоматом, крикнул:

– Ты че, уснул там?!

– Нэ-нэ-нэ! – донеслось из люка.

– Может тебя отвезти?! –Предложил Туркмен, и сделал при этом такое выражение лица, на котором было отчетливо написано, «нахрена я это сказал».

– Нэ-нэ-нэ! – опять послышалось из люка.

– Хули ты нэнэкаешь? Заводи давай свою кошару! – крикнул я.

Туркмен подошел к БТРу и уже, было, собрался залезть на броню, как вдруг заработал стартер и движки загудели. Качи-вачи несколько раз усердно газанул, и наконец-то тронулся с места, его БТР медленно пополз вперед. Еще некоторое время, мы понаблюдали за отъезжающим БТРом и, убедившись, что Качи-вачи с управлением каким-то образом все-таки справляется, немного успокоились.

Туркмен с облегчением вздохнул, и уселся на расстеленный брезент, бросив рядом свой автомат, а я опять улегся на спину и натянул панаму на глаза.

– Заеб…л этот грузин, тяжелый как верблюд. Да еще своими грязными «копытами» всю хэбэшку мне измазал. И где он только грязь здесь нашел? – возмущался Туркмен, отряхиваясь от глины.

– Ну так надо было его через десантный люк запихать, – запоздало посоветовал Урал.

– Ага, он бы до утра по отсеку ползал, – ляпнул в ответ Туркмен.

– Хасан, вали Сапога искать. Нахрена его в кишлак заслал? – пробормотал я подошедшему Хасану и, приподняв с глаз панаму, посмотрел на него.

– Нафига его искать, вон он прется, – ответил спокойно Хасан и, усевшись рядом, резко хлопнул меня по животу ладонью.

От неожиданности я подскочил.

– Ну ты че, ох…ел ваще! – выкрикнул я и, сорвав с головы панаму, швырнул ею в Хасана.

– Хорош спать, жрать сейчас будем, Чайку хапнем, а то ты весь нервный какой-то, – засмеялся Хасан, отскакивая от меня.

– Панаму подай, придурок!

– Держи, – Хасан носком кроссовки поддел мою панаму и подбросил.

Я поймал ее на лету и, отряхнув от пыли, надел на голову.

– Пойду-ка я искупнусь. Может, тоже сходишь за компанию, у меня появилось дикое желание утопить тебя в озере? – обратился я Хасану.

– Не, Юра, на этот раз утопить меня не получится, я уже ходил на озеро, – ответил Хасан.

– Ну, тогда готовьте жрать, воины ислама, а я пошел купаться.

Я поднялся, взял свой автомат и, повесив его на плечо, направился к озеру. Урал сидел сзади БТРа и возился с дровами, разжигая костер.

– Как вода? – спросил я его, проходя мимо.

– Нормально, возле берега теплая, а дальше ледяная, родников внизу навалом. Ты там только не долго, скоро жрать будем.

– Да я недолго, нырну пару раз и обратно.

Пройдя немного, я обернулся и увидел Сапога, он как раз подходил к БТРу, в руках он тащил вещмешок. Только я открыл рот, чтоб окликнуть его, как Сапог сменив направление, уже зашагал в мою сторону.

– Юра, ты здесь? А я тебя ищу везде, – промолвил Сапог, растянувшись в улыбке.

– Куда я нах…й денусь. Че ты там в мешке тащишь?

– Виноград, Туркмен попросил.

– Дай я немного возьму, с Туркменова разрешения.

Я запустил руку в вещмешок, и вытащил оттуда небольшую кисть винограда, Урал заметив у меня в руках виноград, тоже подошел к Сапогу, и, молча взяв из мешка кисть винограда, отправился дальше разводить костер.

– Сапог, когда ты ходил к «шакалам» в кишлак, че они там решили?

– Остаемся пока, старики убазарили командира расщелину пока не трогать. Но командир их предупредил, если духи пройдут в кишлак и при этом пострадает хоть один военный, то пиз…ец и кишлаку и этой дыре.

– Ну что ж, звучит убедительно. Раз старейшины обещали, значит так и будет, а если аксакалы не сдержат обещание, то командир свое слово сдержит, в этом можно не сомневаться, – пробубнил я себе под нос:

– Че ты говоришь? – спросил Сапог, не расслышав мои слова.

– Да это я так, про себя. А на блок, туда никого не поставили?

– Хотели нас туда перекинуть и один танк, но потом передумали.

– Ну, то, что нас бы туда загнали, в этом я не сомневаюсь, наш БТР как затычка. Сапог, ты Мамедовский автомат разбирал?

– Нет, а что?

– Почисть его и смажь, а то Мамед за ним не следил ни хрена. За оружием надо всегда следить, если откажет в неподходящий момент, можешь в цинк сыграть, как нех…й делать. А то со мною раз был один подобный случай, и этого было достаточно, чтобы понять, как это хреново, когда отказывает оружие во время боя.

Сапог взглянул на меня с интересом.

– Может, помнишь тот случай, когда вы чижами только в полк приехали? Нас тогда еще по тревоге подняли, духи обстреляли из зеленки «точку», и колону с горючкой?

– А, да, помню, я тогда глухо испугался, нихрена понять не могу, куда я попал. Мы ведь только с Союза прилетели, прапор нас привел в подразделение, и вдруг крики такие. Рота – тревога! И тут все сразу сорвались с места, и ломанулись куда-то. А мы стоим как дураки, и не знаем, что делать: или бежать, или прятаться, я от страха чуть под кровать не залез.

– Сапог, прекращай раздавать виноград! Кто тебя за ним посылал?! – крикнул Туркмен.

– Ну ладно, Сапог, тащи Туркмену виноград, а то он уже разоряется.

Сапог торопливо зашагал к БТРу отдавать Туркмену вещмешок, а я не спеша побрел дальше в сторону озера, жуя на ходу виноград.

В памяти моей пронесся тот случай с заклинившим автоматом, я помнил его, как будто это произошло вчера. Стрессовые моменты очень сильно врезаются в память, и впоследствии тебя преследуют не только зрительные образы, но и пережитые чувства, а отчетливей всего запоминается чувство страха.

Случилось это в августе 86-го, наша рота стояла на пятнадцатиминутной готовности, как раз привезли «чижей» из Шинданда, и старшина пошел отбирать клиентов в нашу роту. Рота только пришла с обеда, и мы сидели в палатке, ожидая, когда же старшина приведет чижей: первый приход «чижей» в роту – это событие знаменательное. Не успел старшина с новобранцами зайти в палатку, как раздался крик дневального: «Рота – тревога!»

Мы все подскочили и ринулись к выходу, старшина резко отпихнул «чижей» в сторону, чтоб мы не посшибали их.

После того, как наши машины выдвинулись из расположения полка, ротный объявил, что «духи» из зеленки обстреляли сторожевую заставу. А когда мы приблизились к этой заставе, оказалось, что духи уже долбят из зеленки по колонне машин с «горючкой», которая двигалась по бетонке в сторону Шинданда. На бетонке уже горели два «КАМАЗа»-бензовоза и БТР сопровождения, водители из колонны, залегли за бетонкой и отстреливались от «духов». Ротный, моментально оценив обстановку, оставил второй взвод держать бетонку, а все остальные, обогнув сопку, должны были зайти с другой стороны зеленки, чтоб не дать духам уйти в горы.

Машины мы оставили за сопкой, не доезжая зеленки, чтоб духи не раздолбали их с гранатометов. Здесь же стояли несколько «КАМАЗов», успевших выскочить из зоны обстрела. Я чего-то замешкался возле БТРов и бежал, немного отставая от своих, и тут меня окликнул какой-то прапор из колонны наливлиников:

– В зеленку?! – спросил он, высунувшись из открытой двери КАМАЗа.

– Да! – крикнул я в ответ, пробегая мимо машины.

– На, держи, браток, в зеленке пригодится! – снова раздался голос этого прапора.

Я на секунду остановился и обернулся. Прапор кинул мне какой-то зеленый сверток. Я поймал на лету этот сверток и взглянул на прапора.

– Это масхалат, накинь его. Ну, давайте мужики, ни пуха!

Я махнул ему рукой и побежал дальше, догонять своих. Тормознув на несколько секунд, я в спешке развернул масхалат и надел его поверх хэбэшки. Масхалат был еще новый, видно, недавно со склада, от него исходил едва уловимый запах свежей краски.

Я еще тогда не подозревал, что этот самый масхалат впоследствии спасет мне жизнь.

Бежали мы на пределе, жара как раз достигла своего пика, солнце чуть ли не плавило камни, а мы в полной бое укладке отмахивали километры, не чуя ног под собой. Вот тут-то я и проклял тот день, когда первый раз взял в зубы сигарету. Было такое ощущение, что вот-вот разорвет дыхалку на части, я бежал, хватая ртом раскаленный воздух, то и дело смахивая панамой со лба едкий и соленый пот, который бежал с меня градом и резал глаза.