Сорок пять - Александр Дюма

В этом монахе Шико узнал маленького брата Жака, который торопливо шел из Лувра и теперь остановился, пораженный красотой г-жи де Монпансье.

«Ну, ну, – подумал Шико, – мне везет. Если бы Жак вернулся раньше, я не смог бы увидеть герцогиню, так как мне пришлось бы как можно скорее бежать к Фобенскому кресту, где назначено было свидание. А теперь госпожа де Монпансье на моих глазах уезжает, после своего маленького заговора. Наступает очередь мэтра Никола Пулена. С этим-то я покончу за десять минут».

И, действительно, герцогиня, проехав мимо не замеченного ею Шико, помчалась в Париж, и Никола Пулен уже намеревался последовать за нею.

Ему, как и герцогине, надо было пройти мимо рощицы, где притаился Шико.

Шико следил за ним, как за дичью охотник, намеревающийся выстрелить в самый подходящий момент.

Когда Пулен поравнялся с Шико, тот выстрелил.

– Эй, добрый человек, – подал он голос из своей норы, – загляните-ка, пожалуйста, сюда.

Пулен вздрогнул и повернул голову к канаве.

– Вы меня заметили, отлично! – продолжал Шико. – А теперь сделайте вид, будто ничего не видели, мэтр Никола… Пулен.

Судейский подскочил, словно лань, услышавшая ружейный выстрел.

– Кто вы такой? – спросил он. – И чего вы хотите?

– Кто я?

– Да.

– Я один из ваших друзей, недавний друг, но уже близкий. Чего я хочу? Ну, чтобы вам это растолковать, понадобится некоторое время.

– Но чего же вы желаете? Говорите.

– Я желаю, чтобы вы ко мне подошли.

– К вам?

– Да, ко мне, чтобы вы спустились в канаву.

– Для чего?

– Узнаете. Сперва спускайтесь.

– Но…

– И чтобы вы сели спиной к кустарнику.

– Однако…

– Не глядя в мою сторону, с таким видом, будто вы и не подозреваете, что я тут нахожусь.

– Сударь…

– Я требую многого, согласен. Но что поделаешь, – мэтр Робер Брике имеет право быть требовательным.

– Робер Брике? – вскричал Пулен, тотчас же выполняя то, что ему было велено.

– Отлично, присаживайтесь, вот так… Что ж, мы, оказывается, проделывали измереньица на Венсенской дороге?

– Я?

– Безо всякого сомнения. А что удивительного, если чиновнику парижского суда приходится иногда выступать в качестве дорожного смотрителя?

– Верно, – сказал, несколько успокаиваясь, Пулен, – как видите, я проводил измерения.

– Тем более, – продолжал Шико, – что вы работали на глазах у именитейших особ.

– Именитейших особ? Не понимаю вас.

– Как? Вы не знали…

– Не понимаю, что вы такое говорите.

– Вы не знаете, кто эта дама и господин, которые стояли там на балконе и только что возобновили свой прерванный путь в Париж?

– Клянусь вам…

– Какое же счастье для меня сообщить вам такую замечательную новость! Представьте себе, господин Пулен, что вами, как дорожным смотрителем, любовались госпожа герцогиня де Монпансье и господин граф де Мейнвиль. Пожалуйста, не шевелитесь.

– Сударь, – сказал Никола Пулен, пытаясь бороться, – ваши слова, ваше обращение…

– Если вы будете шевелиться, дорогой господин Пулен, – продолжал Шико, – вы заставите меня прибегнуть к крайним мерам. Сидите же спокойно.

Пулен только вздохнул.

– Ну вот, хорошо, – продолжал Шико. – Так я вам говорил, что, поскольку вы работали на глазах у этих особ, а они вас – как вы сами уверяете – не заметили, я, милостивый государь мой, полагаю, что для вас было бы очень выгодно, чтобы вас заметила другая весьма именитая особа – например, король.

– Король?

– Да, господин Пулен, его величество. Уверяю вас, он весьма склонен ценить всякую работу и вознаградить всякий труд.

– Ах, господин Брике, сжальтесь.

– Повторяю, дорогой господин Пулен, что, если вы хоть слегка двинетесь, вас ожидает смерть. Сидите же спокойно, чтобы не случилось беды.

– Но чего вы от меня хотите, во имя неба?

– Хочу вашего блага, и ничего больше. Ведь я же сказал, что я вам друг.

– Сударь! – вскричал Никола Пулен в полном отчаянии. – Не знаю, право, что я сделал дурного его величеству, вам, кому бы то ни было вообще!

– Дорогой господин Пулен, объяснения вы дадите кому положено, это не мое дело. У меня, видите ли, есть свои соображения; по-моему, король не одобрил бы, что его судейский чиновник, действуя в качестве дорожного смотрителя, повинуется знакам и указаниям господина де Мейнвиля. Кто знает, может быть, королю не понравится также, что его судейский чиновник в своем ежедневном донесении не отметил, что госпожа де Монпансье и господин де Мейнвиль прибыли вчера в его славный город Париж? Знаете, господин Пулен, одного этого достаточно, чтобы поссорить вас с его величеством.

– Господин Брике, я же только забыл отметить их прибытие, это не преступление, и, конечно, его величество не может не понять…

– Дорогой господин Пулен, мне кажется, что вы сами себя обманываете. Я гораздо яснее вижу исход этого дела.

– Что же вы видите?

– Самую настоящую виселицу.

– Господин Брике!

– Дайте же досказать, черт побери! На виселице – новая прочная веревка, по четырем углам эшафота – четыре солдата, кругом – немалое число парижан, а на конце веревки – один хорошо знакомый мне судейский чиновник.

Никола Пулен дрожал теперь так сильно, что дрожь его передавалась молодым буковым деревцам.

– Сударь! – взмолился он, сложив руки.

– Но я вам друг, дорогой господин Пулен, – продолжал Шико, – и в качестве друга готов дать вам совет.

– Совет?

– Да, и, слава богу, такой, которому легко последовать! Вы незамедлительно, – понимаете? – незамедлительно отправитесь…

– Отправлюсь… – прервал перепуганный Никола, – отправлюсь куда?

– Минуточку, дайте подумать, – сказал Шико, – отправитесь к господину д'Эпернону.

– Господину д'Эпернону, другу короля?

– Совершенно верно. Вы побеседуете с ним с глазу на глаз.

– С господином д'Эперноном?

– Да, и вы расскажете ему все, касающееся обмера дороги.

– Да это безумие, сударь!

– Напротив – мудрость, высшая мудрость.

– Не понимаю.

– Однако же все до прозрачности ясно. Если я просто-напросто донесу на вас, как на человека, занимавшегося измерениями дороги и скупавшего доспехи, вас вздернут; если, наоборот, вы сами все добровольно раскроете, вас осыплют наградами и почестями… Похоже, что я вас не убедил!.. Отлично, мне придется возвратиться в Лувр, но, ей-богу, я готов это сделать. Для вас я сделаю все, что угодно.

И Никола Пулен услышал, как зашуршали ветки, которые, поднимаясь с места, стал раздвигать Шико.