Сорок пять - Александр Дюма

Сгущались сумерки, и герцогиня лишь с большим трудом различала ворота парадного подъезда, с которых не спускала глаз.

Наконец послышался топот копыт, и через десять минут привратник, таинственно понижая голос, доложил герцогине о прибытии монсеньера герцога Майенского.

Госпожа де Монпансье вскочила с места и устремилась навстречу брату так поспешно, что забыла даже ступать на носок правой ноги, как обычно делала, когда не хотела хромать.

– Как, брат, – сказала она, – вы одни?

– Да, сестрица, – ответил герцог, целуя руку герцогини и усаживаясь.

– Но Генрих, где же Генрих? Разве вы не знаете, что здесь его все ждут?

– Генриху, сестрица, в Париже пока еще нечего делать, но зато у него немало дел в городах Фландрии и Пикардии. Работать нам приходится медленно и скрытно: работы там много, зачем же бросать ее, ехать в Париж, где все уже устроено?

– Да, но где все расстроится, если вы не поторопитесь.

– Ну, вот еще!

– Можете, братец, говорить «вот еще!» сколько вам угодно. А я вам скажу, что все эти ваши доводы не убеждают парижских буржуа, что они хотят видеть своего Генриха Гиза, жаждут его, бредят им.

– Когда придет время, они его увидят. Разве Мейнвиль им всего этого не растолковал?

– Растолковал. Но вы ведь знаете, что его голос не то, что ваши голоса.

– Давайте, сестрица, перейдем к самому срочному. Как Сальсед?

– Умер.

– Не проговорившись?

– Не вымолвив ни слова.

– Хорошо. Как с вооружением?

– Все закончено.

– Париж?

– Разделен на шестнадцать кварталов.

– И в каждом квартале назначенный вами начальник?

– Да.

– Ну, так будем спокойно ждать, хвала господу. Это я и скажу нашим славным буржуа.

– Они не станут слушать.

– Вот еще!

– Говорю вам, в них точно бес вселился.

– Милая сестрица, вы сами так нетерпеливы, что и другим склонны приписывать излишнюю торопливость.

– Что ж, вы меня за это упрекаете?

– Боже сохрани! Но надо выполнять то, что считает нужным брат Генрих. Ну а он не хочет никаких поспешных действий.

– Что ж тогда делать? – нетерпеливо спросила герцогиня.

– А что-нибудь действительно вынуждает нас торопиться?

– Да все, если хотите.

– С чего же, по-вашему, начать?

– Надо захватить короля.

– Это у вас навязчивая идея. Не скажу, чтобы она была плоха, если бы ее можно было осуществить. Но задумать и выполнить – две разные вещи. Припомните-ка, сколько раз уже наши попытки проваливались.

– Времена изменились. Короля теперь некому защищать.

– Да, кроме швейцарцев, шотландцев, французских гвардейцев.

– Послушайте, брат, в любое время я, я сама покажу вам, как он едет по большой дороге в сопровождении всего двух слуг.

– Сто раз мне это говорили, но ни разу я этого не видел.

– Так увидите, если пробудете в Париже хотя бы три дня.

– Какой-нибудь новый замысел!

– Вы хотите сказать – новый план?

– Ну так сообщите мне, в чем он состоит.

– О, это чисто женская мысль, и вы над ней только посмеетесь.

– Боже меня упаси уязвить ваше авторское самолюбие. Рассказывайте.

– Вы смеетесь надо мною, Майен?

– Нет, я вас слушаю.

– Ну так вот, коротко говоря…

В это мгновение привратник поднял портьеру.

– Угодно ли их высочествам принять господина де Мейнвиль?

– Моего сообщника? – сказала герцогиня. – Впустите.

Господин де Мейнвиль вошел и поцеловал руку герцогу Майенскому.

– Одно только слово, монсеньер. Я только что из Лувра.

– Ну? – вскричали в один голос Майен и герцогиня.

– Подозревают, что вы приехали.

– Каким образом?

– Я разговаривал с начальником поста в Сен-Жермен-л'Оксеруа. В это время мимо прошли два гасконца.

– Вы их знаете?

– Нет. На них было новое – с иголочки – обмундирование. «Черт побери, – сказал один, – куртка у вас великолепная. Но при случае вчерашняя ваша кираса послужила бы вам лучше». – «Ну, ну, как ни тверда шпага господина де Майена, – ответил другой, – бьюсь об заклад, что этого атласа он так же не проколет, как той кирасы». Тут гасконец принялся бахвалиться, и из его слов я понял, что вашего прибытия ждут.

– У кого служат эти гасконцы?

– Не имею ни малейшего понятия.

– Они с тем и ушли?

– Не так-то просто. Говорили они очень громко. Имя вашего высочества услышали прохожие. Кое-кто остановился и начал расспрашивать – правда ли, что вы приехали. Те собирались было ответить, но тут к гасконцу подошел какой-то человек и дотронулся до его плеча. Или я сильно ошибаюсь, монсеньер, или этот человек был Луаньяк.

– А что дальше?

– Он шепотом сказал несколько слов, гасконец покорно склонился и последовал за тем, кто его прервал.

– Так что…

– Так что я ничего больше узнать не смог. Но полагаю, что надо остерегаться.

– Вы за ними не проследили?

– Проследил, но издали: опасался, чтобы меня не узнали, как дворянина из свиты вашего высочества. Направились они к Лувру и скрылись за мебельным складом. Но прохожие потом на разные лады повторяли: Майен, Майен.

– Есть простой способ ответить на это, – сказал герцог.

– Какой? – спросила его сестра.

– Пойти сегодня вечером приветствовать короля.

– Приветствовать короля?

– Конечно. Я приехал в Париж, сообщаю ему, как обстоят дела в его верных пикардийских городах. Что против этого можно сказать?

– Способ хороший, – сказал Мейнвиль.

– Это неосторожно, – возразила герцогиня.

– Это необходимо, сестра, если действительно известно, что я в Париже. К тому же брат наш Генрих считает, что я еще в дорожном платье должен явиться в Лувр и передать королю привет от всей нашей семьи. Выполнив этот долг, я буду свободен и смогу принимать кого мне вздумается.

– Например, членов комитета. Они вас ждут.

– Я приму их во дворце Сен-Дени, после визита в Лувр, – сказал Майен. – Итак, Мейнвиль, пусть мне подадут коня, как он есть, не счищая с него пота и пыли. Вы отправитесь со мною в Лувр. А вы, сестра, дожидайтесь нашего возвращения.

– Здесь, братец?

– Нет, во дворце Сен-Дени, где находятся мои слуги с вещами и где, предполагается, я остановился на ночлег. Через два часа мы там будем.

Глава 27

В Лувре

В тот же самый день, отважившись на большие приключения, король вышел из кабинета и велел позвать г-на д'Эпернона.

Было около полудня.

Герцог поспешил явиться к королю.

Стоя в приемной, его величество внимательно разглядывал какого-то монаха из обители св. Иакова. Тот под пронзительным взором короля краснел и опускал глаза.