Московский полет - Эдуард Тополь

– Костя, пошел ты знаешь куда!

– Хорошо, пять процентов! Даже пять процентов от гросса, но после налога – черт с тобой!

– Костя, мне сегодня надо уехать в Москву. Где фильм?

– Фильм у меня дома, в холодильнике. Вот ключи от квартиры.

– Но у меня нет билета на поезд.

– Это мелочи. Что у нас сегодня? Понедельник? В понедельник на Московском вокзале старший кассир Зоя Игнатьевна. Скажи ей, что ты от меня, и получишь билет на «Стрелу».

– Ты уверен?

– Вадя, – сказал он обиженно. – С кем ты имеешь дело? Она у меня на зарплате. Дай сигарету!

Но я не дал ему сигарету.

Вот жизнь, а? Он спас мой фильм, мой последний козырь в этой жизни, а я не мог дать ему даже сигарету.

27

Конечно, первым движением души было немедленно мчаться за фильмом в Костину квартиру. Но именно этого нельзя было делать. Ведь не мог же я с этим фильмом в руках явиться в «Прибалтийскую» за своими вещами! Поэтому из больницы я поехал прямо в гостиницу – судя по часам, я как раз успевал к ужину. И это было очень кстати, поскольку обед, положенный нашей группе, каким-то образом растворился в воздухе во время перелета из Москвы в Ленинград. Точно как джинсы и сигареты из чемодана Джона О’Хагена.

Поэтому вся наша группа явилась на ужин с веселым оживлением голодных волков и никто не скрывал аппетита: за каждый день пребывания в советских гостиницах мы заплатили по сто американских долларов. А в России это почти месячная зарплата Горбачева.

За эти деньги в «Прибалтийской» на столе ресторана нас ждало блюдо с толстыми кусками черствого хлеба, бутылки ленинградской минеральной воды «Полюстровская» с густым ядовито-желтым осадком (громкое «Don’t drink this water [Не пейте эту воду]! тут же понеслось над нашими столами) и крохотные блюдца с салатом из цветной капусты – столь гнилой, что нельзя было даже представить, как взять это в рот.

Профессор Ариэл Вийски стал выяснять у официанта, можно ли этой «минеральной» водой хотя бы чистить зубы и нельзя ли ему заказать к себе в номер графин кипяченой воды. Но официант, не дослушав профессора, ушел на кухню. Мы ждали, сидя над отравленной водой и гнилыми салатами. Прошло десять минут, пятнадцать, двадцать. Сэм Лозински встал и решительной офицерской походкой ушел куда-то. Он вернулся ровно через двенадцать минут, бело-зеленый, как айсберг в Антарктике. Даже губы у него были бело-зеленые.

– Я пошел в валютный магазин, чтобы купить для всех пепси-колы, – стал рассказывать он неслушающимися губами. – Там никого нет, только продавщица с кем-то говорит по телефону. Я стоял у прилавка и ждал, пока она закончит. Она не обращала на меня никакого внимания. Я не понимаю по-русски, но я вижу, что это неделовой разговор. Через пять минут я сказал ей: «Can I buy a bottle of water [Могу я купить бутылку воды]?» Она отвернулась от меня и продолжала говорить по телефону. Я стоял еще пять, шесть минут, семь. И сказал ей снова: «Can I buy a water, please!» И знаете, что она сделала? Она вытащила из-под прилавка табличку «Closed» [Закрыто], поставила прямо передо мной и продолжала трепаться по телефону. Can you imagine [Вы представляете]?!

Я-то легко представил все, что произошло с Лозински. Но все наши пораженно качали головой: «What a country [Ну и страна]». А я думал: «Бедный полковник американской армии! Он три года служил в Южной Корее и еще сколько-то лет в Японии, он редактирует Defence (Defence!) [Оборонный] журнал Шестого американского флота, он как лев сражался на пресс-конференции с советским полковником Азаренко, но он позорно отступил перед безмятежным хамством простой русской продавщицы…»

Прошло еще двадцать минут – официант все не появлялся. Мы давно съели весь черствый хлеб и, чтобы занять время, стали рассказывать истории и анекдоты. По кругу. Моника Брадшоу и старушка Огилви рассказывали, как они пили абрикосовый сок в буфете Концертного зала имени Чайковского: оказывается, в России соки и воду вам наливают в тот же стакан, из которого до вас пили сотни людей, can you imagine? А когда Моника, отпив глоток ужасного сока, поставила свой стакан на буфетную стойку и повернулась, чтобы уйти, буфетчица спокойно вылила этот сок обратно в графин, из которого наливала сок другим покупателям. «CAN YOU IMAGINE???» – воскликнула старушка Огилви.

Затем наступила очередь Мичико. Она глянула на меня своими темными глазками и сказала всем:

– Я хочу рассказать вам легенду про обезьяну. Это старинная китайская легенда, но я не думаю, что вы ее слышали. Вообще, в древнем Китае были сотни сказок и легенд про обезьян, но в XVI веке они были объединены в одну легенду. Так вот, однажды жила очень бойкая обезьяна по имени Сон Гоку. Этот Сон Гоку был рожден из камня и обладал массой волшебных качеств. Например, он умел летать на облаках, владел даром перевоплощения и умел тиражировать сам себя 78 раз. То есть, если ему нужно было войско, он мог превратиться в 78 обезьян – точно таких, как он сам. Но все эти свои волшебные качества он употреблял на баловство, хулиганство и разрушения. А чем больше он хулиганил, тем больше портился его характер и тем больше вреда приносил он людям и природе. И Бог решил наказать его. Бог запер его в каменной горе, из которой Сон Гоку не мог сам освободиться. Но через несколько лет мимо этой горы проходил буддийский монах Санзо Хоши. Он шел в Индию за святой книгой. И Сон Гоку упросил монаха освободить его из каменной горы. Монах выполнил его просьбу, Сон Гоку выскочил из горы и стал снова летать по всему миру, хулиганить, творить зло и разрушения. Тогда Бог сказал ему: «Угомонись, потому что я накажу тебя!» «Не накажешь! – сказал Богу Сон Гоку. – Ты уже пробовал наказать меня, ты запер меня в камень, но я из камня вышел! Я все могу! Я всемогущий! Дай мне любое испытание, и ты увидишь, что для меня нет ничего невозможного, я такой же могучий, как и ты!» «Неужели? – сказал Бог. – А можешь ли ты добраться до конца Света?» «Конечно, могу! – сказал Сон Гоку. – Я же умею летать на облаках!» «Хорошо, – сказал Бог. – Если ты сумеешь долететь до конца Вселенной, то увидишь там пять колонн, на которых держится мир. Облети вокруг каждой колонны и оставь на них знак, что ты там был». «Это легко! – сказал Сон Гоку. – Я позову самое высокое облако и полечу туда!» И он вскочил на самое высокое облако и полетел. И через какое-то время он долетел до конца Вселенной и действительно увидел там пять гигантских колонн. Он облетел одну колонну и расписался на ней. Потом подлетел ко второй колонне и расписался на ней тоже. Потом – к третьей. И так он облетел все колонны и расписался на них. А потом вернулся к Богу и сказал: «Ну, ты видишь – я выполнил твое испытание! Я всемогущий! Я такой же сильный и могучий, как ты!» «Ты уверен?» – спросил у него Бог. «Конечно! – сказал Сон Гоку. – Я же долетел до конца Света и расписался на всех колоннах!»

Тогда Бог поднял руку и показал Сон Гоку свои пальцы. И на каждом из этих пальцев Сон Гоку увидел свою подпись. «Ты узнаешь свою подпись?» – спросил Бог. «Узнаю…» – тихо сказал Сон Гоку. Он понял: то, что он считал всей Вселенной, было всего-навсего ладонью Бога.

Мы зааплодировали, а Мичико почему-то снова посмотрела на меня. Словно я и был этим Сон Гоку. Но даже если я Сон Гоку, то кто же Бог?

Тут, ровно через час после нашего появления в ресторане, нам подали горячее. Впрочем, «подали» – не то слово, извините. Официант выкатил из кухни стальную этажерку с тридцатью тарелками на полках, подкатил ее к нашему столику и ушел – берите, мол, сами, еще обслуживай вас!

В тарелках, которые мы разобрали, были куски жира вместо мяса, а на гарнир – недоваренный рис.

Вот и весь ужин за месячную зарплату Горбачева.

Я оставил тарелку, подсел к Норману Берну и сказал ему тихо, чтобы не слышали остальные:

– Sir, насколько я понял, твои чемоданы теперь пусты?

– Да. А что? – спросил он.

– У меня своя миссия в этой стране. Поэтому через два часа я еду обратно в Москву. Не смотри на меня так, пей чай. Я догоню вас в Таллинне. Но я не хочу тащить в Москву свои вещи, мне нужно, чтобы мой чемодан был пустой. Ты понял?

– Конечно, – сказал он негромко. – Я в номере 612. Притащи туда.

Тут ко мне подошла Оля, наша гидша. Она явно волновалась и сказала мне тихо по-русски:

– Вы должны быть в Таллинне утром 3 августа. Не позже! Мы будем в гостинице «Виру» в девять утра. Если вас не будет до десяти, я буду вынуждена… Вы понимаете?

– Я буду, Оленька. Не волнуйтесь.

– Гостиница «Виру». Вам записать?

– Оля, когда вы первый раз в жизни сказали слово «мама», эстонцы в Таллинне уже называли меня «куратом» и «оккупантом». Я проходил там службу в армии и даже лежал в военном госпитале возле парка «Кадриорг». Не бойтесь, я буду в «Виру» в девять ноль-ноль, как штык! Честное партийное слово! Give me a smile, please [Улыбнитесь, пожалуйста].

– Я правда беспокоюсь за вас, – сказала она.

– Thank you! Thank you indeed! – ответил я и опять поймал на себе встревоженный взгляд Мичико Катояма. Ее темные кукольные глазки явно пытались понять, что я еще затеваю. Но я никого, кроме Оли и Нормана, не собирался посвящать в свои планы. А все эти легенды про Сон Гоку – пошли они к чертям!