След лисицы - Марианна Красовская

***

— Наран, нам пора, — он сначала схватился за саблю, а потом уже узнал и голос, и прикосновение пальцев к щеке. И запах. Снова запах ее волос, ее кожи. Он всегда был очень чувствителен к запахам — то было наследие отца.

Он все же уснул — сидя возле стены, и теперь расплачивался за неудобную позу ломотой в плечах и пояснице. Поднялся, ударяясь головой о низкий потолок, не сдержал гримасу боли.

— Я могу помочь.

— Как?

— Я умею лечить заговорами. Немного, но тебе хватит.

— Помоги, — отказываться он не видел смысла. К тому же очень любопытно было, что она там может.

— Повернись спиной.

Он повернулся, сутулясь. Маленькие горячие ладони легли на спину. Тихий голос зашептал, околдовывая, опутывая голову туманом.

— Ветка расти, вода теки, земля крепись, а боль у Нарана уймись. Одолень-трава, небес синева, силы дари, всю хворь забери.

Смешно и странно, но боль ушла. В теле появилась легкость и сила. Обернулся, сжал ее пальцы в ладони, тихо шепнув:

— Спасибо.

Прекрасно понимал, что делает, и готов был и к вздрогнувшим ресницам, и к покрасневшим скулам.

Соблазнить женщину, которая открыта, не так уж и сложно. Добрые слова, особенные взгляды, осторожные прикосновения. Он был в этом деле давно уже мастером. Но Листян… Зачем ему это? Разве он не решил оставить ее в покое?

— Ночь сегодня светла, — расколола молчание женщина. — Куда нам нужно, Наран?

— А куда ты сама хочешь? К Ольгу ли в Бергород? Или в Кох?

— Я хочу домой. К брату.

— Значит, мы едем домой.

Да, ночь была светла. Степняк был внимателен сегодня и, наконец, разгадал тайну Листян. Их вели. Впереди то мелькал рыжий с белым кончиком хвост, то слышалось едва уловимое поскуливание, то шуршал примятый лапой лист. След лисицы — это была не красивая легенда, не выдумка, не какой-то ритуал. Нет, они и в самом деле шли звериною тропой. Потому и ночью, что лиса — зверь ночной.

Один раз Листян замешкалась, упустив след, оглянулась беспомощно на сына, и Наран, оттеснив ее, повел своих спутников сам.

— Это невозможно, – тихо сказала женщина. — Ты не должен видеть! Но ты видишь!

— Да. Наверное, это отцовское наследство. Не устали? Рассвет скоро. До степей еще дней пять. Ну хорошо, лесом, короткою дорогою — три. Наверное, надо где-то привал делать.

— Думаю, ты будешь очень удивлен, тысячник. Звериные тропы — это тебе не человеческие дороги. Скоро, совсем скоро будем дома.

Наран не поверил. Ольг вел его через лес, да, было быстро. Вдвое быстрее, чем по тракту. Ну так путь был прямым. И время укладывалось в рамки разумного. Теперь же Листян, похоже, ожидала, что седьмица пути невероятным образом свернется в клубок, съежится, как кусок мяса на огне. Так не бывает.

Но оно так и было, к его глубокому удивлению. Лес расступился, солнце оказалось высоко в небе, а перед копытами коней лежало уже приграничье. Там, за рощей светлой и за заставой возле реки, уже был Кох.

32. Разнотравье

Степь была прекрасна. В землях моров не было таких просторов. И полей почти не было. Каждый свободный участок земли использовался по назначению: пахали, засевали, а если и росла трава, то ее косили и собирали в стога и скирды.

Здесь же была весна: самое прекрасное время года. Алые маки, кисточки лиловника, голубые колокольчики и солнечно-желтые цветки ясноцвета. Как пестрое одеяло, как шелковое полотно, вот только не видела Лисяна Матвеевна такого живого и яркого шелка ни разу в жизни. Не могут человеческие руки соткать подобную красоту, и даже лучшие вышивальщицы не способны передать трепетную нежность лепестков.

Ей хотелось заплакать. Или засмеяться. Побежать, упасть в траву, закричать в небо, как дикая птица.

— Смотри, Ингвар, смотри, — взволновано дернула сына за рукав. — Это Кох! Мой Кох!

Мальчишка удивленно покосился на мать: ну степь так степь. Кох так Кох. Эка невидаль. А Наран вот загляделся. Не на степь, сюда он возвращался постоянно. Дом свой он любил, но привык. А на Листян смотреть было особым удовольствием. Блестящие глаза, взволнованное лицо, пухлые губы чуть приоткрыты. Невольно мужчина подумал, как она должна быть красива в любви: отражается ли на ее лице подобный восторг?

Мысли эти становились все навязчивей. Он видел, что она не пытается его соблазнить, но стянутые и скомканные шерстяные чулки едва не свели его с ума, а сильные смуглые руки, теперь обнаженные до локтя, невольно притягивали взгляд.

— Жарко, — сказала Листян с довольной улыбкой. — А платье у меня теплое. Нам бы к реке, Наран-гуай, освежиться, искупаться.

— Реку не обещаю, теперь лиса твоя нам не помощница. А вот ручей могу найти.

Он мнил себя терпеливым и сдержанным, но когда Листян опустилась на колени возле прозрачного ручья, намочила ладони и провела ими по шее и по ключицам, не смог перенести этого зрелища.

— Ингвар, пойдем поищем наш ужин. А мать пока сделает тут все, что ей нужно.

— У нас еще