Россiя въ концлагерe - Иван Солоневич

-- А у васъ, тов. Шацъ, предохранитель закрыть?

-- Я умeла обращаться съ оружiемъ, когда вы еще подъ столъ пeшкомъ ходили.

-- Съ тeхъ поръ, тов. Шацъ, вы, видимо, забыли, какъ съ нимъ слeдуетъ обращаться, -- нeсколько юмористически заявляетъ Якименко. -- Съ тeхъ поръ товарищъ Непомнящiй уже подъ потолокъ выросъ.

-- Я прошу васъ, товарищъ Якименко, на оффицiальномъ засeданiи зубоскальствомъ не заниматься. А васъ, докторъ, -- Шацъ поворачивается къ Борису, -- я васъ спрашиваю "какое вамъ дeло" вовсе не потому, что вы тамъ докторъ или не докторъ, а потому, что вы контръ-революцiонеръ... Въ ваше сочувствiе соцiалистическому строительству я ни капли не вeрю... Если вы думаете, что вашими этими рессурсами вы кого-то тамъ проведете, такъ вы немножко ошибаетесь... Я -- старая партiйная работница, такихъ типиковъ, какъ вы, я видeла. Въ вашемъ проектe есть какая-то антипартiйная вылазка, можетъ быть, даже прямая контръ-революцiя.

Я чувствую нeкоторое смущенiе. Неужели уже влипли? Такъ сказать, съ перваго же шага? Якименко все-таки былъ на много умнeе.

-- Ну, насчетъ антипартiйной линiи -- это дeло ваше хозяйское, -говоритъ Борисъ. -- Этотъ вопросъ меня совершенно не интересуетъ.

-- То-есть, какъ это такъ это васъ можетъ не интересовать?

-- Чрезвычайно просто -- никакъ не интересуетъ...

Шацъ, видимо, не сразу соображаетъ, какъ ей реагировать на эту демонстрацiю...

-- Ого-го... Васъ, я вижу, ГПУ сюда не даромъ посадило...

-- О чемъ вы можете и доложить въ ГУЛАГe, -- съ прежнимъ равнодушiемъ говоритъ Борисъ.

-- Я и безъ васъ знаю, что мнe докладывать. Хорошенькое дeло, -обращается она къ Якименко, -- вeдь это же все бeлыми нитками шито -- этотъ вашъ докторъ, такъ онъ просто хочетъ получить для всeхъ этихъ бандитовъ, лодырей, кулаковъ лишнiй совeтскiй хлeбъ... Такъ мы этотъ хлeбъ и дали... У насъ эти фунты хлeба по улицамъ не валяются...

Вопросъ предстаетъ передо мною въ нeсколько другомъ освeщенiи. Вeдь, въ самомъ дeлe, проектъ Бориса используютъ, производство какое-то поставятъ, но лишняго хлeба не дадутъ... Изъ-за чего было огородъ городить?..

-- А такихъ типиковъ, какъ вы, -- обращается она къ Борису, -- я этимъ самымъ кольтомъ...

Борисъ приподымается и молча собираетъ свои бумаги.

-- Вы это что?

-- Къ себe, на Погру.

-- А кто вамъ разрeшилъ? Что, вы забываете, что вы въ лагерe?

-- Въ лагерe или не въ лагерe, но если человeка вызываютъ {206} на засeданiе и ставятъ его докладъ, такъ для того, чтобы выслушивать, а не оскорблять.

-- Я вамъ приказываю остаться! -- визжитъ тов. Шацъ, хватаясь за кольтъ.

-- Приказывать мнe можетъ тов. Видеманъ, мой начальникъ. Вы мнe приказывать ничего не можете.

-- Послушайте, докторъ Солоневичъ... -- начинаетъ Якименко успокоительнымъ тономъ.

Шацъ сразу набрасывается на него.

-- А кто васъ уполномачиваетъ вмeшиваться въ мои приказанiя? Кто тутъ предсeдательствуетъ: вы или я?

-- Останьтесь пока, докторъ Солоневичъ, -- говоритъ Якименко сухимъ, рeзкимъ и властнымъ тономъ, но этотъ тонъ обращенъ не къ Борису. -- Я считаю, товарищъ Шацъ, что такъ вести засeданiе, какъ ведете его вы, -нельзя.

-- Я сама знаю, что мнe можно и что нельзя... Я была связана съ нашими вождями, когда вы, товарищъ Якименко, о партiйномъ билетe еще и мечтать не смeли...

Начальникъ третьей части съ трескомъ отодвигаетъ свой стулъ и подымается.

-- Съ кeмъ вы тамъ, товарищъ Шацъ, были въ связи -- это насъ не касается. Это дeло ваше частное. А ежели люди пришли говорить о дeлe, такъ нечего имъ глотку затыкать.

-- Еще вы, вы, меня, старую большевичку будете учить? Что это здeсь такое: б.... или военное учрежденiе?

Видеманъ грузно, всeмъ своимъ сeдалищемъ поворачивается къ Шацъ. Тугiе жернова его мышленiя добрались, наконецъ, до того, что онъ-то ужъ военный въ гораздо большей степени, чeмъ тов. Шацъ, что онъ здeсь хозяинъ, что съ нимъ, хозяиномъ, обращаются, какъ съ мальчишкой, и что, наконецъ, старая большевичка ухитрилась сколотить противъ себя единый фронтъ всeхъ присутствующихъ...

-- Ну, это ни къ какимъ чертямъ не годится... Что это вы, товарищъ Шацъ, какъ съ цeпи сорвались?

Шацъ отъ негодованiя не можетъ произнести ни слова.

-- Иванъ Лукьяновичъ, -- съ подчеркнутой любезностью обращается ко мнe Якименко, -- будьте добры внести въ протоколъ засeданiя мой протестъ противъ дeйствiй тов. Шацъ.

-- Это вы можете говорить на партiйномъ собранiи, а не здeсь, -взъeдается на него Шацъ.

Якименко отвeчаетъ высоко и сурово:

-- Я очень сожалeю, что на этомъ открытомъ безпартiйномъ собранiи вы сочли возможнымъ говорить о вашихъ интимныхъ связяхъ съ вождями партiи.

Вотъ это -- ударъ! Шацъ вбираетъ въ себя свою птичью шею и окидываетъ собравшихся злобнымъ, но уже нeсколько растеряннымъ взглядомъ. Противъ нея -- единый фронтъ. И революцiонныхъ парвеню, для которыхъ партiйный "аристократизмъ" товарища Шацъ, какъ бeльмо въ глазу, и заключенныхъ, и, наконецъ, просто единый мужской фронтъ противъ зарвавшейся бабы. {207} Представитель Свирьлага смотритъ на Шацъ съ ядовитой усмeшечкой.

-- Я присоединяюсь въ протесту тов. Якименко.

-- Объявляю засeданiе закрытымъ, -- рeзко бросаетъ Шацъ и подымается.

-- Ну, это ужъ позвольте, -- говоритъ второй представитель Свирьлага. -- Мы не можемъ срывать работу по передачe лагеря изъ-за вашихъ женскихъ нервовъ...

-- Ахъ, такъ, -- шипитъ тов. Шацъ. -- Ну, хорошо. Мы съ вами еще поговоримъ объ этомъ... въ другомъ мeстe.

-- Поговоримъ, -- равнодушно бросаетъ Якименко. -- А пока что я предлагаю докладъ д-ра Солоневича принять, какъ основу, и переслать его въ ГУЛАГ съ заключенiями мeстныхъ работниковъ. Я полагаю, что эти заключенiя въ общемъ и цeломъ будутъ положительными.

Видеманъ киваетъ головой.

-- Правильно. Послать въ ГУЛАГ. Толковый проектъ. Я голосую за.

-- Я вопроса о голосованiи не ставила, я вамъ приказываю замолчать, товарищъ Якименко... -- Шацъ близка къ истерикe. Ея лeвая рука размахиваетъ собачьей ножкой, а правая вертитъ револьверъ. Якименко протягиваетъ руку черезъ столъ, забираетъ револьверъ и передаетъ его Непомнящему.

-- Товарищъ начальникъ третьей части, вы вернете это оружiе товарищу Шацъ, когда она научится съ нимъ обращаться...

Тов. Шацъ стоитъ нeкоторое время, какъ бы задыхаясь отъ злобы, -- и судорожными шагами выбeгаетъ изъ комнаты.

-- Такъ значитъ, -- говоритъ Якименко такимъ тономъ, какъ будто ничего не случилось, -- проектъ д-ра Солоневича въ принципe принятъ. Слeдующiй вопросъ...

Остатокъ засeданiя проходитъ, какъ по маслу. Даже взорванный желeзнодорожный мостикъ на Погрe принимается, какъ цeленькiй: безъ сучка и задоринки...

ЯКИМЕНКО НАЧИНАЕТЪ ИНТРИГУ

Засeданiе кончилось. Публика разошлась. Я правлю свою "стенограмму". Якименко сидитъ противъ и докуриваетъ свою папиросу.

-- Ну, и номеръ, -- говоритъ Якименко.

Отрываю глаза отъ бумаги. Въ глазахъ Якименки -- насмeшка и удовлетворенье побeдителя.

-- Вы когда-нибудь такую б... видали?

-- Ну, не думаю, чтобы на этомъ поприщe товарищу Шацъ удалось бы сдeлать большiе обороты...

Якименко смотритъ на меня и съ усмeшкой, и съ любопытствомъ.

-- А скажите мнe по совeсти, тов. Солоневичъ, -- что это за новый оборотъ вы придумали?

-- Какой оборотъ? {208}

-- Да вотъ съ этимъ санитарнымъ городкомъ?

-- Простите, -- не понимаю вопроса.

-- Понимаете! Что ужъ тамъ! Чего это вы все крутите? Не изъ-за человeколюбiя же?

-- Позвольте, а почему бы и нeтъ?

Якименко скептически пожимаетъ плечами. Соображенiя такого рода -- не по его департаменту.

-- Ой-ли? А впрочемъ, ваше дeло... Только, знаете ли, если этотъ сангородокъ попадетъ ГУЛАГу и товарищъ Шацъ будетъ прieзжать вашего брата наставлять и инспектировать...

Это соображенiе приходило въ голову и мнe.

-- Ну что-жъ, придется Борису и товарища Шацъ расхлебывать...

-- Пожалуй -- придется... Впрочемъ, долженъ сказать честно... семейка-то у васъ... крeпколобая.

Я изумленно воззрился на Якименко. Якименко смотритъ на меня подсмeивающимся взглядомъ.

-- На мeстe ГПУ выперъ бы я васъ всeхъ къ чортовой матери, на всe четыре стороны... А то накрутите вы здeсь.

-- То-есть, какъ это такъ -- "накрутимъ"?

-- Да вотъ такъ, накрутите и все... Впрочемъ, это пока моя личная точка зрeнiя.

-- А вы ее сообщите ГПУ -- пусть выпустятъ...

-- Не повeрятъ, товарищъ Иванъ Лукьяновичъ, -- сказалъ, усмeхаясь, Якименко, ткнулъ въ пепельницу свой окурокъ и вышелъ изъ комнаты прежде, чeмъ я успeлъ сообразить подходящую реплику...

___

Внизу, на крылечкe, меня ждали Борисъ и Юра.

-- Ну, -- сказалъ я не безъ нeкотораго злорадства, -- какъ мнe кажется, мы уже влипли... А?

-- Для твоей паники нeтъ никакого основанiя, -- сказалъ Борисъ.

-- Никакой паники и нeтъ. А только эта самая мадемуазель Шацъ работы наладитъ, хлeба не дастъ, и будешь ты ея непосредственнымъ подчиненнымъ. Такъ сказать -- неземное наслажденiе.

-- Неправильно. За насъ теперь вся остальная публика.

-- А что она вся стоитъ, если твой городокъ будетъ, по твоему же предложенiю, подчиненъ непосредственно ГУЛАГу?