Россiя въ концлагерe - Иван Солоневич

Я побeжалъ въ палатку и разбудилъ дневальнаго.

-- Такъ воны съ вашимъ братомъ гулять пошли.

-- А УРЧ?

-- Такъ УРЧ же эвакуировались. Уси чисто уeхавши.

-- И Якименко? {192}

-- Такъ, я-жъ кажу -- уси. Позабирали свою бумагу, тай уихали...

Болeе толковой информацiи отъ дневальнаго добиться было, видимо, нельзя. Но и этой было пока вполнe достаточно. Значитъ, Чекалинъ сдержалъ свое слово, эшелоновъ больше не принялъ, а Якименко, собравъ свои "бумаги" и свой активъ, свернулъ удочки и уeхалъ въ Медгору. Интересно, куда дeлся Стародубцевъ? Впрочемъ, мнe теперь плевать на Стародубцева.

Я вышелъ во дворъ и почувствовалъ себя этакимъ калифомъ на часъ или, пожалуй, даже на нeсколько часовъ.

Дошелъ до берега рeки. Направо, въ верстe, надъ обрывомъ, спокойно и ясно сiяла голубая луковка деревенской церкви. Я пошелъ туда. Тамъ оказалось сельское кладбище, раскинутое надъ далями, надъ "вeчнымъ покоемъ". Что-то левитановское было въ блeдныхъ прозрачныхъ краскахъ сeверной зимы, въ приземистыхъ соснахъ съ нахлобученными снeжными шапками, въ пустой звонницe старенькой церковушки, откуда колокола давно уже были сняты для какой-то очередной индустрiализацiи, въ запустeлости, заброшенности, безлюдности. Въ разбитыя окна церковушки влетали и вылетали дeловитые воробьи. Подъ обрывомъ журчали незамерзающiя быстрины рeки. Вдалекe густой, грозной синевой село обкладывали тяжелые, таежные карельскiе лeса -- тe самые, черезъ которые...

Я сeлъ въ снeгъ надъ обрывомъ, закурилъ папиросу, сталъ думать. Несмотря на то, что УРЧ, Якименко, БАМ, тревога и безвыходность уже кончились -- думы были невеселыя.

Я въ сотый разъ задавалъ себe вопросъ -- такъ какъ-же это случилось такъ, что вотъ намъ троимъ, и то только въ благопрiятномъ случаe, придется волчьими тропами пробираться черезъ лeса, уходить отъ преслeдованiя оперативниковъ съ ихъ ищейками, вырываться изъ облавъ, озираться на каждый кустъ -- нeтъ ли подъ нимъ секрета, прорываться черезъ пограничныя заставы, рисковать своей жизнью каждую секунду, и все это только для того, чтобы уйти со своей родины. Или -- разсматривая вопросъ съ нeсколько другой точки зрeнiя -- реализовать свое, столько разъ уже прокламированное всякими соцiалистическими партiями и уже такъ основательно забытое, право на свободу передвиженiя... Какъ это все сложилось и какъ это все складывалось? Были ли мы трое ненужными для нашей страны, безталанными, безполезными? Были ли мы "антисоцiальнымъ элементомъ", нетерпимымъ въ благоустроенномъ человeческомъ обществe"?

Вспомнилось, какъ какъ-то ночью въ УРЧ, когда мы остались одни и Борисъ пришелъ помогать намъ перестукивать списки эшелоновъ и выискивать въ картотекe "мертвыя души", Юра, растирая свои изсохшiе пальцы, сталъ вслухъ мечтать о томъ -- какъ бы хорошо было драпануть изъ лагеря -- прямо куда-нибудь на Гавайскiе острова, гдe не будетъ ни войнъ, ни ГПУ, ни каталажекъ, ни этаповъ, ни классовой, ни надклассовой рeзни. Борисъ оторвался отъ картотеки и сурово сказалъ: {193}

-- Рано ты собираешься отдыхать, Юрчикъ. Драться еще придется. И крeпко драться...

Да, конечно, Борисъ былъ правъ: драться придется... Вотъ -- не додрались въ свое время... И вотъ -- разстрeлы, эшелоны, дeвочка со льдомъ. Но мнe не очень хочется драться...

Въ этомъ мiрe, въ которомъ жили вeдь и Ньютонъ и Достоевскiй, живутъ вeдь Эйнштейнъ и Эдиссонъ -- еще не успeли догнить миллiоны героевъ мiровой войны, еще гнiютъ десятки миллiоновъ героевъ и жертвъ соцiалистической рeзни, -- а безчисленные sancta simplicitas уже сносятъ охапки дровъ, оттачиваютъ штыки и устанавливаютъ пулеметы для чужаковъ по партiи, подданству, формe носа... И каждый такой простецъ, вeроятно, искренне считаетъ, что въ распоротомъ животe ближняго сидитъ отвeтъ на всe нехитрые его, простеца, вопросы и нужды!..

Такъ было, такъ, вeроятно, еще долго будетъ. Но въ Совeтской Россiи все это приняло формы -- уже совсeмъ невыносимыя: какъ гоголевскiе кожаные канчуки въ большомъ количествe -- вещь нестерпимая. Евангелiе ненависти, вколачиваемое ежедневно въ газетахъ и ежечасно -- по радiо, евангелiе ненависти, вербующее своихъ адептовъ изъ совсeмъ уже несусвeтимой сволочи... нeтъ, просто -- какiе тамъ ужъ мы ни на есть -- а жить стало невмоготу... Годъ тому назадъ побeгъ былъ такою же необходимостью, какъ и сейчасъ. Нельзя было намъ жить. Или, какъ говаривала моя знакомая:

-- Дядя Ваня, вeдь здeсь дышать нечeмъ...

Кто-то рeзко навалился на меня сзади, и чьи-то руки плотно обхватили меня поперекъ груди. Въ мозгу молнiей вспыхнулъ ужасъ, и такою же молнiей инстинктъ, условный рефлексъ, выработанный долгими годами спорта, бросилъ меня внизъ, въ обрывъ. Я не сталъ сопротивляться: мнe нужно только помочь нападающему, т.е. сдeлать то, чего онъ никакъ не ожидаетъ. Мы покатились внизъ, свалились въ какой-то сугробъ. Снeгъ сразу залeпилъ лицо и, главное, очки. Я такъ же инстинктивно уже нащупалъ ногу напавшаго и подвернулъ подъ нее свое колeно: получается страшный "ключъ", ломающiй ногу, какъ щепку... Сверху раздался громкiй хохотъ Бориса, а надъ своимъ ухомъ я разслышалъ натужное сопeнiе Юрочки... Черезъ нeсколько секундъ Юра лежалъ на обeихъ лопаткахъ.

Я былъ раздраженъ до ярости. Конечно, дружеская драка давно уже вошла въ традицiи нашего, какъ когда-то говорилъ Юра, "развеселаго семейства" этакимъ веселымъ, жизнерадостнымъ, малость жеребячьимъ обрядомъ. Съ самыхъ юныхъ лeтъ для Юрочки не было большаго удовольствiи, какъ подраться со своимъ собственнымъ отцомъ -- и послe получаса возни взобраться на отцовскiй животъ и пропищать: "сдаешься?" Но это было на волe. А здeсь, въ лагерe? Въ состоянiи такой дикой нервной напряженности? Что было бы, если бы Бобинъ смeхъ я услыхалъ на полминуты позже?

Но у Юры былъ такой сiяющiй видъ, онъ былъ такъ облeпленъ снeгомъ, ему было такъ весело послe всeхъ этихъ {194} урчевскихъ ночей, БАМа, списковъ, эшелоновъ и прочаго, жеребенкомъ поваляться въ снeгу, что я только вздохнулъ. За столько мeсяцевъ -- первый проблескъ юности и жизнерадостности: зачeмъ я буду портить его?

Прочистили очки, выковыряли снeгъ изъ-за воротовъ и изъ рукавовъ и поползли наверхъ. Борисъ протянулъ свою лапу и съ мягкой укоризной сказалъ Юрe:

-- А все-таки, Юрчикъ, такъ дeлать не полагается. Жаль, что я не успeлъ тебя перехватить.

-- А что тутъ особеннаго? Что, у Ватика разрывъ сердца будетъ?

-- Съ Ванинымъ сердцемъ ничего не будетъ, а вотъ съ твоей рукой или ребрами можетъ выйти что-нибудь вродe перелома -- развe Ва могъ знать, кто на него нападаетъ? Мы вeдь въ лагерe, а не въ Салтыковкe...

Юра былъ нeсколько сконфуженъ, но солнце сiяло слишкомъ ярко, чтобы объ этомъ инцидентe стоило говорить...

Мы усeлись въ снeгъ, и я сообщилъ о своей ночной бесeдe съ Чекалинымъ, которая, впрочемъ, актуальнаго интереса теперь уже не представляла. Борисъ и Юра сообщили мнe слeдующее:

Я, оказывается, проспалъ больше сутокъ. Вчера утромъ Чекалинъ со своимъ докторомъ пришелъ на погрузочный пунктъ, провeрилъ десятка три этапниковъ, составилъ актъ о томъ, что ББК подсовываетъ ему людей, уже дважды снятыхъ съ этаповъ по состоянiю здоровья, сeлъ въ поeздъ и уeхалъ, оставивъ Якименку, такъ сказать, съ разинутымъ ртомъ. Якименко забралъ своихъ медгорскихъ спецiалистовъ, урчевскiй активъ, личныя дeла, машинки и прочее -- и изволилъ отбыть въ Медгору. О насъ съ Юрой никто почему-то и не заикался: то-ли потому, что мы еще не были оффицiально проведены въ штатъ УРЧ, то-ли потому что Якименко предпочелъ въ дальнeйшемъ нашими просвeщенными услугами не пользоваться. Остатки подпорожскаго отдeленiя какъ будто будутъ переданы сосeднему съ нимъ Свирьскому лагерю (границы лагерей на окраинахъ проведены съ такой-же точностью, какъ раньше были проведены границы губернiй; на картахъ этихъ лагерныхъ границъ, конечно, нeтъ). Возникала проблема: слeдуетъ ли намъ "съорiентироваться" такъ, чтобы остаться здeсь, за Свирьлагомъ, или попытаться перебраться на сeверъ, въ ББК, куда будетъ переправлена часть оставшагося административнаго персонала подпорожскаго отдeленiя?.. Но тамъ будетъ видно. "Довлeетъ дневи злоба его". Пока что свeтитъ солнышко, на душe легко и оптимистично, въ карманe лежитъ еще чекалинская икра -- словомъ carpe diem. Чeмъ мы и занялись.

ЛИКВИДКОМЪ

Нeсколько дней мы съ Юрой болтались въ совсeмъ неприкаянномъ видe. Комендатура пока что выдавала намъ талончики на обeдъ и хлeбъ, дрова для опустeлой палатки мы воровали на электростанцiи. Юра, пользуясь свободнымъ временемъ, приноровился {195} ловить силками воронъ въ подкрeпленiе нашему лагерному меню... Борисъ возился со своими амбулаторiями, больницами и слабосилками.

Черезъ нeсколько дней выяснилось, что Подпорожье дeйствительно передается Свирьлагу, и на мeстe Подпорожскаго "штаба" возникъ ликвидацiонный комитетъ во главe съ бывшимъ начальникомъ отдeленiя тов. Видеманомъ, массивнымъ и мрачнымъ мужчиной съ объемистымъ животомъ и многоэтажнымъ затылкомъ, несмотря на свои 30-35 лeтъ.