Дневники. 1946-1947 - Михаил Михайлович Пришвин

протягивал руку, но я таким в обиде своей, чувствовал себя непригодным для общего дела. И такое все православие, оно занимается только делом личного спасения и оставляет в стороне общее дело.

Между тем я помню, что в отношении Dominum Omnes я именно чувствовал себя недостойным по личным своим свойствам, что вовсе не враждебно отталкивался от Него, напротив, я признавал и Его право, и могущество, и мысль, но... Он хорош, я - никуда. Эти мысли имеют и весьма простое выражение: нельзя, напр., сшить сапоги, не выучив себя сапожному ремеслу. Так и православие учит нас делу строительства души.

К чему это? К тому это, что путь личного спасения применим лишь к личности, но, кроме личного дела, есть дело общее (Dominum Omnes), гражданское, и с ним есть свое Надо. Значит, Сутулов - это Dominum Omnes. и что это есть вера такая, сила, подобная силе земного тяготения (кирпич на кирпич). Но вспомни, что твое личное спасение не было бы таким, какое оно теперь есть, если бы не было в тебе какого-то отношения к Dominum Omnes. И не было бы на реке намытого плодородного берега, если бы не было берега первозданного (камень на камень).

Ляля продежурила у Моршакова полдня, достала 15 к. олифы, 15 к. гвоздей, толю и бумагу в Моссовет на остальное.

Вечером приехали в Пушкино.

26 Июля. Обычное солнечное утро, безоблачное, как у людей бывает счастье, такое полное, что выступает тревога о неминучей беде.

226

Состояние духа «женское», т. е. тревожусь пустяками, не имеющими значения (напр., встречей с отцом «крестника», другими капризами).

Камень давит на камень, и этой силой держится скалистый первозданный берег реки. А на верхнем камне у дерева стоит человек, тоже как будто сложенный тою же силой, образующей в душе каждого работника его Надо. Крепко стоит человек, воткнув в торфяной чехол на скале свою палочку.

А другой человек силой связи своей с другим человеком похож больше на воду, чем на скалу. Каждой капельке в этой воде хочется убежать, оторваться, улететь от своей массы, разлиться, унестись к облакам и отдаться на волю ветра.

Нет! каменный скалистый берег силой своего тяготения не дает разбежаться каплям воды, куда им хочется, и заставляет делать что надо. И тогда каждая капля воды, ударяясь о каменный берег, схватывает от него песчинку и уносит ее на другую сторону, и вся вода там намывает новый берег, наволок, плодородный, зеленый, где трава

растет, корнями обнимая намытые песчинки, неуклонно вверх.

Вот и люди так на строительстве тоже распределяются между их надо и их желанием, и в каждом можно увидеть борьбу между его необходимостью и его личной свободой...

Но есть незримое существо в этой борьбе, никто его не видел, но все чувствуют его, когда подходят к Падуну и, забыв все на свете, отдают все свое внимание падающей воде.

Гул, хаос!..

Но все кончено - это не брызги, это весь водопад как одно существо. И эти тысячи людей - это не обрывки - это весь человек.

И вот этот незримый человек...

«Осударева дорога» должна играть свою роль и быть описанной, и такой, какой она была при Петре, и как я ее видел, и как она утонула.

227

Эта старушка когда-то отдала все свои средства и силы просвещению народа. Что она могла тогда сделать? В несколько лет усилием государственной власти весь народ стал грамотным и «просвещенным». Настало время, когда все заняты собой, как в Америке, а старушки все живут. И сколько у нас было таких досужих людей, тративших жизнь свою бог знает на что. Какое-то раздражение чувствуешь на этих людей. Между тем ясно, что современный человек делается хуже, чем они. Впрочем, к идеалу человека теперь присоединяется какое-то деловое мерило.

Если на воздух давить - он твердеет. Если человека стеснять, он начинает рассчитывать свое время и дорожить свободной минуткой.

27 Июля. Вчерашний день весь просверкал без дождя. Наши удовлетворенно говорят: - Ну вот, лето какое! И вспоминают 1940 год в Тяжине. Разгар черносмородинного сезона.

За чаем вчера вспомнилось, как на вокзале молодой человек, взглянув на меня, вслух сказал своей девушке: «Это, случайно, не Пришвин?» Мы посмеялись над «случайно», и Зинаида Ник. сказала: «Вы, М. М., счастливый человек: первое счастье - это полное соответствие вашего физического и душевного здоровья: мало осталось таких людей. Второе счастье - это широкое признание в обществе вашего дела. И третье - это, что Ляля с вами». На это я ответил ей, расхваливая ее счастье тоже со всех сторон. После того теща вдруг заговорила тоже истерически повышенно: там, говорила она, указывая на Зину, - Бог, а тут - на меня - человек. После того, успокаивая тещу, я сказал: - Не надо так резко расчленять, отделять Бога от человека. Бог без человека - это что-то близкое к атомной энергии, а человек без Бога - это вроде свиньи, и еще, пожалуй, много хуже.

Вот удивительно, Ольга Александровна, отдавши жизнь свою просвещению народа, и добра, и умница, и образованная, и даже верит в Сталина, а все-таки в чем-то

228 несовременная и тем, как всегда в этих случаях, чем-то раздражает. Напротив, Зин. Ник., равнодушная к общественности, молится Богу, утешает людей, и ее бытие ничуть не противоречит как-то новым нашим американским темпам жизни. Я думаю, это оттого, что личность О. А. сложилась на досуге, в благоприятстве, а Зинаиду Николаевну закаляла нужда и борьба.

Так и все новое время тем хорошо, что нет в нем больше ни барской блажи, ни пролетарского любоначалия, а взамен этого нарастает серьезное отношение каждого к собственной жизни.

Человек праздный, вообще, теперь поглощается временем для большого строительства жизни будущих поколений. Теперь не до жиру - быть бы живу.

Что же касается тех празднолюбцев, тех певчих жизни, кому предназначено своими именами расставлять вехи движения сознания человеческого и связи людей (культура), то явление их и существование не подчинено обычным законам размножения и бытия. С этой точки зрения, мало значит и то, что современное искусство, литература, театр находятся в упадке. Может быть, именно этот упадок общего искусства и является ширмой перед сценой, на которой за кулисами готовятся к выступлению неведомые никому актеры.

Мог народ немца разбить, значит, он и во всем другом покажет себя. И так ясно видится, что это «другое» скажется в чем-то большем, чем национальность - русская, украинская, грузинская и т. п.

И особенно надо понять,