Полководцы Древней Руси - Андрей Сахаров

Вначале путники ночевали в небольших селах, что в этих северных краях уцелели от Искалова разгрома. Здесь стояли рубленые четырехстенные избы; в них было тепло и сухо. Смерды угощали князя и его людей чем бог послал — молоком, яйцами, медом. В одном из сел Ставка Гордятич, остановившись на постой в избе, отнял у хозяина барана и несколько кур, приказал зажарить их на вертеле для себя и своих людей. Подняли шум люди Ставки Гордятича возле дома, завыла в голос хозяйка избы.

Владимир в это время сидел за трапезой. Он быстро вышел на шум, подозвал к себе дружинников Ставки, велел им оставить живность в покое, а потом вошел в избу к Ставке. Тот был на два года старше Мономаха, повыше его ростом — совсем взрослый воин. Он сидел на лавке, пил мед и ждал, когда люди принесут ему зажаренное мясо.

Владимир подошел к своему другу, загораясь от возбуждения, сказал ему, срываясь на крик: «Боярин, прикажи своим людям оставить смердов. Мы не половцы, и они не враги наши. Ограбим их, кто будет платить положенную дань — и бараном, и курицей, и яйцом, и медом, и воском, и скорой?»

Ставка, захмелев, пытался усадить князя за стел, вновь вернуть его к товариществу, но тот упрямо стоял на своем: «Оставь, боярин, прикажи своим людям уйти со двора, не то я велю своей дружине выбить их отсюда».

Ставка смотрел на Владимира. Тот стоял — вскипевший, беспокойный отрок с горящими голубыми глазами, с дрожащими от гнева руками и крепко сжатыми губами. Ставка опустил голову и вышел из избы…

В лесной чащобе селения исчезли, и путникам приходилось располагаться на ночлег прямо на земле.

Дружинники клали на мох еловый лапник, сверху стелили попоны, ковры, и ложе для князя было готово. В изголовье клали седло. Так Владимир провел несколько ночей.

Потом пошли земли вятичей.

Среди лесов вдруг открывались тихие реки, а вдоль их берегов стояли рубленые желтые избы, и синие дымки от их очагов уходили в темноту леса. Из изб выходили молчаливые люди — бородатые, в лаптях мужчины, закутанные в платки до самых бровей женщины, смотрели светлыми глазами на проезжавших путников. Иногда им встречались небольшие отряды воинов, вооруженных боевыми топорами, вилами, палицами, одетых в кожаные латы. Они так же молчаливо смотрели на Мономахову дружину, шли некоторое время следом, затем растворялись в лесной чащобе. Чем ближе переяславцы подвигались к Ростову, тем гуще шли лесные поселения и на дорогу выходило больше молчаливых светлоглазых людей.

Отец предупреждал Владимира, что с вятичами задираться нельзя. Хотя и покорены они были еще Святославом и признавали власть Киева, но многажды с тех пор воевали против киевских князей, стремясь вернуть свои вольные порядки и освободиться от обременительной киевской дани. На вятичей ходили походами, их снова покоряли, но они отсиживались в своих лесах и вновь брались за топоры и палицы.

Ставка Гордятич был недоволен тем, что вооруженные вятичи шли следом за путниками. Он хватался за меч, обещал разнести холопов, но Владимир тихо и настойчиво убеждал Ставку не заводить свары: «Убьешь двух-трех, — говорил он своему другу, — оставшиеся в живых разбегутся, а ночью всех нас вырежут, а ведь нам до Ростова доехать надо», — и улыбался мягкой улыбкой, щуря голубые глаза. Отец учил его, что сидеть в Ростове и Суздале надо тихо: вятичи требуют чести и уважения, и тогда с ними легко говорить, и теперь Владимир старался выполнять советы отца.

Ростов вырос среди лесов неожиданно — высокая, рубленная из тяжелых бревен стена с частоколом на ней, островерхие крыши деревянных домов, теремов, церквей — крепкое, ядреное, чистое дерево.

С этого дня началась для тринадцатилетнего Владимира самостоятельная и нелегкая княжеская жизнь.

Перед отъездом Владимира на север весь вечер говорили они с Всеволодом о том, как жить молодому князю в Ростове, как хозяйничать, с чего начинать.

А начинать отец наказывал с создания полка. Предстоит тяжкая борьба с Всеславом. Он князь удалой, живет, говорят, волхвованием, и взять его трудно. За ним стоят удалые же полочане, минчане и люди иных тянущих к Полоцку городов. Выходить против него можно лишь едиными силами всех Ярославичей и с подмогой, какую бог пошлет. А его, Владимира, дело — изготовить против Всеслава ростово-суздальскую дружину и полк вятичских горожан и смердов.

Всеволод сказал сыну, что он вместе с Изяславом и Святославом решил ударить по землям Всеслава к зиме 1067 года, едва соберут свои рати, а потому он, Всеволод, вскоре после отъезда Владимира двинется к Курску, где они со Святославом условились встретиться перед походом против полоцкого князя.

Теперь, сидя в незнакомых, таких маленьких, тесных, но так приятно пахнувших живым деревом хоромах, Владимир вспоминал лесных вятичских воинов, которых ему надлежало вести на Полоцк. Как говорить с ними? Как привлечь к себе? Здесь силой гнуть нельзя, можно самому сломаться, да и хватит ли силы-то — у него пятьдесят человек дружинников, да и у Ставки Гордятича двадцать человек. А ему очень не хотелось появиться среди князей с худшей, чем у других, ратью. Владимир вдруг почувствовал, как в его душе пробуждаются те же тревоги, которые заботили его отца, князя Всеволода, там, в киевской Софии. Он вдруг почему-то вспомнил, как отец негодовал, когда Святослав выдвигался на хорах впереди своей братии, как зло смотрел на Ярославичей Ростислав. Теперь Владимир стал понимать, что он никогда не согласится быть последним среди них. И пусть он сын младшего Ярославича, пусть трудно ему будет среда большого Ярославова рода, но ведь в конце концов добивается тот, кто очень хочет чего-то добиться.

Исподволь, осторожно начал молодой князь увеличивать число своей дружины, приглашал к себе в хоромы местных боярских детей, смутно обещал предстоящие походы (боялся открыть намерения старших князей), рассуждал о воинской славе и доблести. Дети боярские хмуро слушали восторженного мальчика, бредившего, как им казалось, ратными подвигами, уходили прочь. После Ставка говорил с укором Владимиру: «Не об этом с ними надо толковать, князь. Обещай им добычу — рухло, серебро, дорогие ткани, челядь, красивых полочанок, — тогда пойдут они за тобой». Владимир слушал Ставку, и все поднималось в нем против его советов: разве можно такими жестокими и нечестивыми речами привлекать людей, разве можно разжигать в них ненависть и жадность?

Но время шло, подступала зима, а княжеское войско пополнялось плохо. И тогда он позвал к себе воеводу и спросил, что надо сделать для того, чтобы люди сами согласились пойти с ним на рать. Воевода сказал коротко: «Обещай им, князь, десятую часть всей добычи и отдание на поток захваченных домов».

После этого разговора Владимир долго размышлял, сомневался, совестился сердцем, по деваться было некуда, и он сказал воеводе: «Пусть будет так».

С людьми незнатными и неродовитыми был другой разговор. Этим Владимир просто приказывал быть наизготове к зиме, если не хотят опалы.

Особые речи вел он с тысяцким — начальником ростово-суздальского ополчения. Как поднять ремесленников и смердов? Как заставить хотя бы некоторую их часть взяться за оружие, чтобы усилить небольшую княжескую дружину? Владимир с тысяцким решил быть откровенным, после разговоров с воеводой дело у него пошло легче.

— Будем брать зимой на щит полоцкие города, люди в случае победы получат десятую часть всей добычи: куны, рухло, пленников — мужчин, женщин, детей.

К зиме Владимир почти на пустом месте сумел создать небольшую, но крепко сбитую рать из его увеличившейся княжеской дружины, людей Ставки Гордятича и городского полка. Почти каждого воина князь знал в лицо, и каждый из них знал, куда и зачем зовет их Владимир. А звал оп, как наказывал отец, отомстить полочанам за разгром Новгорода, за поругание святой Софии. Но уже начинал понимать юный князь, что одними благими призывами нельзя поднять людей в тяжелый поход. Люди не пойдут на смерть ради непонятных и далеких целей. Что для них святая София, когда многие не видели ее и в глаза? Что для них Всеслав, когда никому из них он лично не грозил и не отнимал у них имений, землю, скот и не пленил их?

Поэтому все чаще просил князь своих людей рассказывать ратникам о богатствах и красоте полоцких городов, о полных разной утвари домах тамошних бояр и дружинников, о набитых снедью амбарах. И сам он зачастую говорил своим людям о добыче, которая ждет их в этом походе, и видел, как внимательно слушают его дружинники, как крепнет в них желание подняться в ратный путь.

К зиме 1067 года Ярославичи изготовились к войне с Всеславом, и Всеволод послал к сыну гонцов. Гонцы, пройдя сквозь застылые вятичские леса, по еще неглубокому снегу пришли в Ростов к исходу декабря и передали Владимиру речи Всеволода. Отец приказывал Владимиру привести ростово-суздальскую рать под Минск к концу января. Туда же к этому сроку подойдут рати из Киева, Чернигова, Переяславля и иных, младших городов. Оттуда и начнется война с Всеславом.