Франкский демон - Александр Зиновьевич Колин

служанку, есть ли отчего впадать в смущение и краснеть? Несмотря на недостаток света, от зоркого глаза Графини не укрылось нечто такое, что молодой человек хотел, но, при всём желании, никак не мог скрыть. Он же из-за этого был, казалось, готов провалиться сквозь землю.

«Ох уж эти храбрецы! — снова подумала Агнесса, подходя поближе. — Не ведают страха в сече, но в схватках любовных чуть что, готовы бежать с поля до битвы!»

Она положила руки на плечи Амори́ку и прошептала:

— Если вы возжаждали утончённых ласк, вам не следовало обращаться к глупой служанке. Наивная дурочка возмечтала, что вы притащили её в укромный уголок, чтобы задрать юбку. Как же она обманулась в своих надеждах!.. Почему ты боишься меня? — неожиданно переходя на «ты», спросила она низким хрипловатым голосом и всем телом прижалась к рыцарю. — Я — как раз та, которую ты искал!

— Я... Я боял... — начал Амори́к, но, сообразив, что слово «бояться» не пристало настоящему шевалье, осёкся. — Вы... вы — мать короля...

— Но не королева, — прошептала Графиня, целуя молодого человека в губы. Впервые она радовалась тому, что не удостоилась венца — этот храбрец, чего доброго, убежал бы от неё так же, как от него самого задала стрекача служанка. — Я женщина. Неужели тебе никто не говорил какая?

— Мадам...

— Агнесса, — поправила она. — Придётся мне показать тебе, какая я женщина.

* * *

Сам Бальдуэн ле Мезель давно покинул гостей. Слишком быстро он уставал, и всё более и более длительный отдых требовался ему, чтобы восстановить силы; пиры же лишь утомляли неизлечимо больного монарха. Тем временем приглашённые веселились от души.

Число желающих продолжать праздник за столом заметно убавилось: многие разошлись по домам, кто-то тихо сопел, уронив голову на руки посреди тарелей с закусками и опорожнённых кубков, кто-то, поднявшись и тут же забыв зачем и куда собирался направить нетвёрдые стопы свои, прилёг отдохнуть и теперь храпел на сундуке или на лавке в дальнем углу. Другие, подобно камергеру Аморику, чьё воображение разыгралось под влиянием выпитого и скабрёзных шуточек жонглёров, искали выхода страсти в объятиях прислуги или уединялись с некоторыми из дам, подобно хозяйке бала, не славившихся репутацией недотрог.

Принцесса и её кавалер в поисках уединения вышли на террасу. Сердце Сибиллы замерло, она ожидала, что же скажет ей мужчина, внимание которого стало ей вдруг совсем небезразлично.

Восемнадцатилетняя вдова впервые открывала для себя мир. Брак новоиспечённой графини Яффы и Аскалона продлился так недолго, что не успела она привыкнуть к роли молодой жены, как уже сделалась матерью и вдовой. Прожив как бы целую жизнь, она не смогла хоть сколько-либо глубоко проникнуть в сферу неведомых плотских ощущений. То, что пришлось ей испытать в супружеской постели, не было ни прекрасно, ни... отвратительно. Из памяти принцессы никак не могло изгладиться, не давая ей покоя, то непередаваемое и неповторимое ощущение, которое она испытала, прячась за шторой в спальне матери.

Вспоминая об этом, Сибилла чувствовала... отвращение и в то же время что-то такое, чему не находила объяснения; она ни за что не хотела признаться себе в том, что именно отвращение и будило в ней не находившее удовлетворения любопытство. Иногда ей в голову приходило вдруг, что судьба... надула её, обошла, как хитрый полководец, обходя неприятеля, уводит своё войско, не приняв боя. Следовало бы поговорить с матерью, но откровенных бесед с Агнессой принцесса также избегала, в глубине души считая, что и мать её обманула. Сибилла верила словам родительницы и имела все основания ожидать, что произведёт на свет здорового ребёнка, но маленький Бальцу »нет родился слабеньким; получалось, что приметы знахарок ложны? А может, просто никаких примет и не существовало?

Юная вдова понимала, что ей придётся выходить замуж во второй раз, и теперь уж она не собиралась никого слушать, а сама хотела избрать суженого, выйти за того, кто будет любезен ей, а не баронам, не венценосному братцу и даже не матушке. Теперь, согласно закону, изданному отцом семь с лишним лет назад, права принцесс расширялись, так или иначе собственное слово Сибиллы в марьяжном вопросе приобретало куда больший вес, чем прежде. Сир Бальдуэн Рамлехский нравился ей, несмотря на то, что, как и покойный супруг, не отличился ни молодостью, ни красотой.

Поведение жонглёров смущало Сибиллу, и она искренне обрадовалась, когда, увидев, что Агнесса покинула зал, барон также поднялся. Принцесса никак не могла дождаться подходящего момента, чтобы удалиться. Ей казалось, что все знают про то, какие странные чувства будят в ней взгляды, слова и прикосновения старшего Ибелина.

Впрочем, ни слов, ни прикосновений, можно сказать, и не было, зато взгляды...

— Довольно холодно, ваше высочество, — проговорил барон. — Не напрасно ли мы с вами пришли сюда?

— Нет, мессир, — покачала головой Сибилла. — В зале такой затхлый воздух. Хотя тут и правда прохладно...

— Позвольте мне предложить вам мой плащ, — засуетился Бальдуэн. Он расстегнул фибулу, снял плащ и набросил его на плечи принцессы.

«Ах, сеньор! — Сердце её сжалось. — Лучше бы вы просто обняли меня! Сказать по правде, мне совсем не холодно».

И верно, только темнота и выручала Сибиллу, которая благодаря ей могла не опасаться, что барон увидит густую краску, выступившую на её ещё детских щёчках. Впрочем, он и так ничего не заметил бы, поскольку пребывал в совершенной растерянности и совсем не понимал, что же на него нашло? И верно, взрослый муж, разведённый и, как думалось самому, знавший толк в женщинах, а оробел, точно мальчишка. Ну и ну! Однако рыцарь ничего не мог с собой поделать — язык точно прилип к нёбу.

— Как вам понравилась песня трубадура? — спросил Бальдуэн, нарушив затянувшуюся до неприличия паузу.

— Так трогательно! — с совершенно искренним сочувствием воскликнула Сибилла и повернулась к кавалеру. — Они так любили друг друга! Какая неземная преданность... какая любовь... неземное, божественное чувство, правда?! Ах, как бы я хотела хоть на мгновение, чтобы и меня любили так же сильно! Так же страстно, как тот рыцарь любил ту девушку! Ах, как это трогательно... Разве вы думаете иначе, мессир?!

Голосок женщины зазвенел. Её волнение передалось спутнику.

— Да... ваше высочество, конечно. Это очень хорошая история и добрая... — промямлил он. — Она учит нас, что король... что рыцарь... Она показывает нам...

«Боже! — мысленно застонал он. — Что я несу?!