Легенда о гетмане. Том I - Валерий Евтушенко

Прощаясь, Хмельницкий напомнил, что демаркационная линия остается по рекам Припяти и Горыни, а на Подолии — по Каменцу.

Затем он отвел Киселя в сторону и откровенно объяснил, почему он не может согласиться на другие, более умеренные условия договора.

— Пан воевода киевский меня знает, я всегда был законопослушным сыном Речи Посполитой. Служил Отчизне своей саблей, как мог. Несмотря на пережитые несправедливости от панов, я и сейчас с радостью прекратил бы эту войну, удовольствовавшись малым. Но не знаю, как состоится вторая комиссия, если мои молодцы не согласятся на 20 или 30 тысяч реестрового войска и не удовольствуются удельным панством своим: Не сам по себе откладываю я комиссию, а потому что не смею поступать против воли рады, хотя и желал бы исполнить волю королевскую.

Искренность Хмельницкого не вызвала сомнения у Киселя. Бесспорно, сам гетман был бы готов согласиться даже с менее выгодным договором, чем предлагали польские комиссары, но, став во главе всенародного освободительного движения, он, несмотря на свое гетманство, оказался заложником народных масс. Казацкая верхушка, хотя и допускала нелицеприятные высказывания в адрес польских комиссаров, все же готова была к компромиссу с Короной, но камнем преткновения явилась чернь. Бывшие рабы, вкусив воздух свободы, взяв в руки оружие и сбросив со своей шеи панское ярмо, ни под каким предлогом не желали возвращаться к прежнему подневольному состоянию. Сейчас они представляли собой организованную вооруженную силу и при малейшей попытке превратить их снова в рабов, гетман и старшина были бы уничтожены физически. Кроме того, и среди казацкой старшины у Хмельницкого были недоброжелатели, которые не преминули бы воспользоваться ситуацией.

О том, что положение дел обстоит именно таким образом и Хмельницкий не вполне контролирует ситуацию в освобожденных областях Украйны, комиссары могли убедиться на обратном пути следования. Многочисленная челядь, которую они брали с собой, переходила к казакам. В Киеве оставшиеся шляхтичи и шляхтянки просили посольство разрешения присоединиться к ним, чтобы под их покровительством покинуть город, но казаки, тем не менее, гнались за ними, били и топили. Мястковский позднее писал в своих записках: «чернь вооружается, увлекаясь свободою от работ, податей и желая навеки избавиться от панов. Во всех городах и деревнях Хмельницкий набирает козаков, а нежелающих хватают насильно, бьют, топят, грабят; гораздо большая половина желает покоя и молит бога об отмщении Хмельницкому за своеволие. Хмельницкий не надеется долго жить, и действительно, он имеет между своими приближенными заклятых врагов».

Аналогично обстояли дела и в других регионах Малороссии. По всему краю все поднимались в казаки. У запорожского гетмана «было бесчисленное войско, — писал один из современников, — потому что в ином полку было козачества больше двадцати тысяч человек, что село то сотник, а в иной сотне человек с тысячу народа. Все, что было живо, поднялось в козачество; едва можно было найти семью, из которой кто-нибудь не пошел бы на войну: если отец не мог идти, то посылал сына или паробка, а в иных семьях все взрослые мужчины пошли, оставивши только одного дома; все это делалось потому что прошлого года очень обогатились грабежом имений шляхетских и жидовских. Даже в городах, где было право магдебургское, бурмистры и радцы присяжные покинули свои уряды, побрили бороды и пошли к войску».

Действительно, после пилявецкого сражения добра у поляков было добыто так много, что серебряные тарелки продавались по талеру, а то еще дешевле. Поэтому всех охватила жажда наживы, никто не хотел обрабатывать землю.

Не следует думать, что Хмельницкий, находясь в Переяславле, только и делал, что встречался с послами, пьянствовал и проводил время в пирах и банкетах. На самом деле он всю зиму напряженно работал над административным устройством своего вновь создаваемого государственного образования, которое еще не имело официального статуса. В принципе гетман не стал ничего особенного изобретать и взял за основу структуру реестрового казачьего войска, каким оно было в 30-х годах, соединив ее с обычаями Запорожской Сечи. Он начал с того, что разделил всю территорию Южной Руси на 24 административно-территориальные единицы по числу сформированных казацких полков: 12 на одной стороне Днепра,12 на другой. На правой стороне были созданы чигиринский, черкасский, корсунский, лысанский, паловецкий, уманский, калицкий, каневский, брацлавский (или животовский), полесенский и могилевский полки. На левом берегу были сформированы переяславский, нежинский, черниговский, прилуцкий, ичнянский, лубенский, ирклеевский, миргородский, полтавский, галицкий и зенковский полки, центрами которых стали одноименные города.

Вновь сформированные полки делились на сотни, которые дислоцировались в тех или иных населенных пунктах и имели соответствующее название. Сотни в свою очередь делились на курени. Определенного количественного состава полки и сотни не имели, иная сотня включала в себя тысячу и более человек. Высший орган управления — войсковая канцелярия находилась в гетманской ставке. Помимо самого гетмана в составе войсковой канцелярии заседала генеральная старшина: генеральный обозный, генеральный писарь, генеральный судья, генеральный есаул, генеральный хорунжий. Аналогичные канцелярии были в полках и сотнях. Во главе куреней стояли куренные атаманы. Все должностные лица избирались на соответствующих радах и утверждались гетманом. Этот порядок издавна был характерным для военной организации Запорожской Сечи, но теперь его распространили на весь народ и слово «казак» было автоматически перенесено на всю массу восставшего и присоединившегося к Хмельницкому южнорусского населения. В городах, которые управлялись по законам магдебургского права, гетман ничего менять не стал, оставив мещанам их прежние суды, права и привилегии.

После отъезда комиссии Адама Киселя обеим враждующим сторонам стало очевидно, что новой войны избежать не удастся. Условия Хмельницкого сенат принимать не стал, так как польское правительство под давлением панской аристократии не собиралось отказываться от своих прав на территорию Южной Руси. Хмельницкий также не имел возможности распустить примкнувших к его армии крестьян, составлявших основную массу казацкого войска. Для поляков стало ясно, что мир или война не зависят от воли запорожского гетмана. «Чернь до того рассвирепела, — писали в Варшаву донесение из Волыни, — что решилась или перебить шляхту или сама гибнуть».

Глава третья. Воспоминания запорожского полковника