Война мёртвых - Александр Михайлович Бруссуев

дело к тому моменту, как люди и души викингов прошли через всю Преисподнюю, зачастую даже не понимая свою цель.

Да и сейчас, практически недвижимые, смутно представляли, что же им теперь нужно делать. Тойво сопротивляться перестал, поняв всю тщетность своих попыток. Он искал военную хитрость. Но военная хитрость осталась где-то там, за пределами этого обгорелого черепа.

У тебя есть шанс, весьма призрачный, конечно, но он имеется, — начал говорить Люцифер. — Признаюсь, не предположили, что тебя пожирающее пламя растопит пространство внутри льда, а само от этого потухнет. У тебя было больше возможностей, чтобы создавать свой мир по своему усмотрению. Мы, оставшиеся верными Господу, постоянно вели здесь бой с ренегатами, обратившимися в демонов. Ну да они своего нового облика не замечают. И мы, самое главное, забыли о людях, которые оказались предоставлены сами себе. Предлагаю тебе убраться из этого мира, потому что я верю, что другой твой путь ведет к гибели, а потом к забвению, а потом к исчезновению.

То есть, вот так плюнуть на все, что было создано мною за две тысячи лет времен и бездну лет в безвременье? — казалось, женщина задумалась. — Это я тебе предлагаю. Хотя мы и так тебя возьмем. Мы сильнее, потому что нас тьма.

Вы не тьма. Вы хаос, — возразил Светлый.

И тут заговорил Илейка. Вроде бы никто ему слова не давал, но он начал излагать вслух то, о чем думал.

А я знаю, кто ты! — сказал лив. — Я должен был догадаться раньше, но времени подумать все как-то не хватало.

Женщина недовольно взглянула на него, собираясь что-то предпринять, но Люцифер поднял руку: пусть говорит.

Или ты куда-то спешишь? — спросил он.

Она ничего не ответила, но воздействовать на непокорного силача повременила. В конце концов, любопытно, что имеет желание поведать этот человек.

Ты — сука! — сказал Илейка, и все собравшиеся мысленно ему зааплодировали: еще какая сука! Оригинальность мыслей лива не поражала, но радовала.

Мне встречались такие как ты[86], но это неважно, — продолжил он, когда смолкли мысленные овации. — Тебя зовут Лилит. Ты и есть Самозванец. Точнее, Самозванка.

Верно, — согласился Вельзевул. — Она Лилит.

Да, я первая женщина в этом мире, — почему-то скривилась дамочка. — Я Лилит. Я буду править этим миром.

Тойво захотел что-то сказать, но у него не получилось и он лишь глубоко и горестно вздохнул.

Первой женщиной была Ева, — сказал Илейка. На его лбу выступили крупные капли пота. — Потому что она и есть Любовь. Ты не женщина, ты сука, потому что ты есть ненависть.

От любви до ненависти один шаг, — без всякой усмешки произнесла Лилит.

Зато обратного шага не бывает в принципе, — ответил лив. — Ты разрушительница, а это противно любой природе вещей.

Я созидатель! — вскричала женщина и добавила, чуть понизив голос. — Ница. Я создала судей и прокуроров, а они создали государство. Они убили вашего Христа, потому что люди так пожелали. Люди не могут жить без управления.

Вранье, конечно. Мы переглянулись с Ропотом. Тот даже ухмыльнулся. Люди покричали на Иисуса, да разошлись бы. Им польза важна, также, как и безвредность. А прокурору важно обвинение. Также, как судье важно наказание. Они — чудовища, обличенные в форменную одежду. У них у каждого на плечах голова Лилит. Это они убили Христа — не люди.

Когда Создатель сотворил Лилит, что-то пошло не так. Она и Адам — разные творения, схожие лишь в относительной человечности облика. Господь почесал в затылке и сделал потом Еву из ребра Адама. То есть, из единого целого вышло два человека, которые могут дополнять друг друга, которые могут помогать друг другу, которые могут не быть друг без друга. Это, наверно, и есть та самая любовь, что была замышлена Творцом.

Лилит Господь не уничтожил. Он ее просто изгнал из этого мира. Она была вольна обосноваться в мироздании, где угодно и делать, что угодно. Но ей оказалось важным уничтожать все вокруг себя. Она вернулась. Она взялась за дело. И глупые ангелы пошли за ней, потому что увидели, что делают на Земле глупые люди, наслаждающиеся в страдании и горе других людей. Глупые ангелы получили свое — они стали глупыми демонами.

Но важно не это. Все они — демоны, люди — оказались отравлены ненавистью так, что мир вокруг перестал их волновать и восхищать. Важно, что и на Земле, и вне ее физической границы стала править ненависть. Любовь ушла в подполье. И Господь где-то делся.

Лилит упивалась своим торжеством. Вера в нее была крепка, церковь ее была нерушима. Малость подпорченная редакциями и коррекциями Библия вызывала не более чувств, чем произведения Стефани Мейер. Она владела умами и помыслами чертовой кучи живых людей, и неисчислимое количество таких куч болтались в Преисподней, никоим образом не помышляя о раскаянии. Понятное дело, что никто за ручку к Самозванцу никого не приводил, однако поспособствовать обретению новой веры стоило. И она способствовала, падла.

Издалека донесся звук падающих с баррикады ледяных глыб. Светлый вздохнул, отвернулся и пошел на шум. Сколько еще он будет отбиваться от назойливых в своем самоуничтожении черных? Во всяком случае, уже гораздо меньше вечности.

Зато я бессмертна, — прокричала ему в спину Лилит.

Действительно, люди, найдя друг друга, обрели знание, что они не только наги, но и смертны. Господь же не успел поработать над своим вторым неудавшимся проектом человека. Так и уподобилась она всем высшим существам мироздания: ангелам, демонам, бесам и прочей нечисти.

Блин, бес, надо что-то делать, — прошептал я.

Йес, и тиз, — ответил Ропот и нервно почесался подмышкой.

Меня не мог видеть ни Илейка с Тойво, ни Мортен с Охвеном. Я был непонятно чем. Вот они этим и пренебрегали. Зато Лилит — нет.

Чей там голос из помойки? — спросила она. Запах жаренной плоти и тлена усилился. — Вы все в моей власти. Вы не можете даже пошевелиться.

Я могу, — обрадовался Ропот, для наглядности помахав руками и хвостом.

Но ты не можешь причинить мне никакого вреда, разве не так?

Так, так, — согласился бес. — Лишь принесенная жертва может тебе противостоять.

Тойво дернулся, но тщетно. Илейка сделал один шаг, всем своим видом показывая немыслимые усилия. Охвен отвернулся к Мортену и сокрушенно кивнул ему головой. Ну, да, все мы были обречены, все мы были беспомощны.

А я мог шевелиться. Никаких спазмов и колик не ощущал, даже хромота не так бросалась в глаза, пока я стоял. Это что-то значит? Я попробовал протолкнуться спиной сквозь узилище черепа, но это мне