Последний порог - Андраш Беркеши

— Венгры, моя дорогая, как и вообще все народы, переселившиеся в свое время с Востока, верят в приметы, которых у них превеликое множество. Вот, например, одна: гость, прежде чем отправится спать, должен посмотреть на потолок, увидеть все его четыре угла, и тогда его сон сбудется. Разумеется, это действует только в первую ночь. — Он поцеловал девушку в лоб, несмотря на присутствие Вебера: — Спокойной ночи, дорогая. — Он с любовью посмотрел вслед удалявшейся Эрике, а затем перевел взгляд на часы. Было начало десятого. — Ну что ж, Феликс, посмотрим, что же мы имеем. — Он вынул из кармана блокнот в кожаном переплете. — Думаю, что вы не проводили время в пустых мечтаниях. К слову, донесения оказались полезными. Скажите, дорогой Феликс, — профессор заглянул в блокнот, — вы лично видели то письмо?

Вебер ослабил узел галстука, расстегнул пуговичку на воротничке — в комнате было душно, а из-за приказа о затемнении пришлось опустить оконные жалюзи.

— Не видел, господин профессор, и не читал, однако моим информаторам известна его суть. Господин посол лишь спустя неделю известил нас о намерениях Хорти.

— Откровенно говоря, Мюллер и Гиммлер с недоверием и некоторой осторожностью отнеслись к этому известию, — заметил Эккер. — Однако несколько дней спустя министр внутренних дел подтвердил достоверность этого сообщения. — Профессор тоненьким серебряным карандашиком постучал по нижней губе. — Знаете, когда я читал в донесении о том, что Бетлен предлагает на пост премьер-министра одного бывшего военного атташе, я был уверен, что эта личность инкогнито.

Вебер тихо рассмеялся. Прежде чем что-то сказать, он встал и, наполнив рюмки коньяком, любезно, словно он здесь был хозяином, предложил профессору выпить.

— Я догадываюсь, кого вы имеете в виду.

Эккер, смакуя, отпил глоток, закрыл глаза.

— Это не тайна. Я имею в виду генерал-лейтенанта Аттилу Хайду, так как именно он и был избранником графа Бетлена. Я несколько неудобно чувствовал себя, потому что мое предсказание не сбылось.

«Вот он, Эккер, — подумал Вебер, — я только неделю назад направил ему донесение о письме Бетлена, а он, пребывая в Берлине, уже давно знал, кого имел в виду «серый кардинал» Хорти. Любопытно это еще и потому, что, когда я поинтересовался у своего информатора подполковника Секе относительно того, кого же граф Бетлен намерен посадить в кресло премьера, мой одноглазый информатор ответил, что в «картах графа очень трудно разобраться».

— Собственно говоря, господин профессор, вы великолепно отгадали эту загадку: я и на самом деле имел в виду генерал-лейтенанта Хайду.

Эккер улыбнулся:

— Надеюсь, Феликс, вы говорите это отнюдь не из желания сделать мне комплимент?

— Нет, конечно, господин профессор, — запротестовал Вебер. — Так уж получилось, однако Хайду не согласился. Правда, с тех пор он находится у нас под наблюдением. — Он закинул нога на ногу. — К сожалению, венгерская полиция немногого стоит, в чем вы еще будете иметь возможность убедиться. Они рубят сплеча — я нисколько не преувеличиваю, потому что безо всякого предубеждения наблюдал за их работой, — гоняются за внешними эффектами, нетерпеливы и не способны использовать результаты, добытые с большим трудом многочисленными агентами. Они сразу же бросаются в бой, хватают тех, кто чем-то скомпрометировал себя, а затем терпят фиаско.

Эккер отпил из рюмки и с улыбкой слушал Вебера, чувствуя удовлетворение.

— Я вижу, сынок, перемена места и здешний воздух явно пошли тебе на пользу. Работа твоя стала более содержательной. Ты обращаешь внимание не только на сами явления, но и на их взаимосвязь, а это очень хорошо.

Веберу льстила похвала Эккера.

— Да, господин профессор, меня, разумеется, не могло не заинтересовать, по каким именно причинам генерал-лейтенант Хайду не пожелал усесться в обитое бархатом кресло премьера. Говорят, что он якобы не согласен с политикой, которую проводит Хорти. Хорошо, но с чем именно он не согласен?

Эккер встал и подошел к окну:

— Ну, скажем, с попыткой Хорти выйти из войны.

— Тогда чего же хочет он сам?

— Послушай меня, Феликс. — Профессор снова заходил по комнате. — Я научу тебя нескольким правилам. — Засунув руки в карманы, профессор явно наслаждался наступившей тишиной — ему, видимо, казалось, что он в университете на лекции и студенты внимательно его слушают. — Летом прошлого года мы получили первые донесения о том, что назревает антигитлеровский заговор. Так ведь?

— Так.

— Что же мы должны были делать? — Вопрос был чисто риторическим, и потому, не дожидаясь ответа, профессор продолжал; — В первую очередь нам нужно было проверить, существует ли почва для организации заговора. По-моему, она имеется. А какие есть тому доказательства? Ну прежде всего то, что мы находимся в состоянии войны со всем миром. Союзники русских сражаются против нас не только на поле боя, но и за кулисами. Наше военное положение изменилось: нас принудили перейти к обороне, а это связано со многими последствиями — участились случаи проявления недовольства внутри страны, у наших союзников появился страх и тому подобное. К числу таких последствий нужно отнести и попытку Хорти выйти из войны. Таким образом, в настоящее время наша задача заключается в том, чтобы разобраться в положении наших противников, то есть, правильно оценив все объективные и субъективные факторы, выявить теоретическую основу заговора. Так вот, дорогой Феликс, я мысленно представил себе этот заговор и ужаснулся.

Эккер встал: серьезный разговор он, по обыкновению, вел стоя или же расхаживая по комнате. В такие моменты он мысленно поучал не одного человека, а огромное количество студентов или слушателей. У него была страсть поучать, объяснять собственную точку зрения, так как именно это-то и давало ему власть над другими. Он любил открывать своему собеседнику, кто бы им ни был, что-то новое, по-научному обосновывая сказанное, вскрывая запутанные связи фактов и явлений. Для него лично секретная служба как вид деятельности была чрезвычайно интересна и доставляла беспокойство только тогда, когда он под свои представления подводил научную базу.

Забыв обо всем на свете, он шагал по комнате, которая представлялась ему уже огромной аудиторией, а один-единственный молодой человек, которого он поучал, казался одним из многих его слушателей, среди которых сидят и его любимцы: Радович, Чаба, Эндре и другие.

— Нужно всегда исходить из основных предпосылок, а одной из таких предпосылок, подтверждаемых каждый день, является проблема личности.

— Какую проблему личности вы имеете в виду? — поинтересовался Вебер.

— Правильно, Феликс, правильно. Когда вам что-нибудь неясно, всегда спрашивайте. — Эккер закурил. — Победа укрепляет личность, делает ее сильнее. В данном случае речь идет о тактической победе, а не о стратегической, поскольку последняя проливает свет на противоречия. Возьмем хотя бы революции, дорогой Феликс, или, например, вопрос о расколе среди победителей. Чтобы доказать это, можно сослаться на любую революцию, однако не будем отклоняться от сути дела. Скажем так: после одержанной стратегической победы борьба вступает в новую фазу — начинается борьба за власть. Раскол же обнаруживается тогда, когда мы терпим целый ряд тактических поражений.

В настоящее время наша империя как раз и находится в таком положении. Я назову только несколько наших поражений: под Москвой, под Сталинградом, потеря превосходства в воздухе над Англией, наши постоянные отступления. А чтобы не забыть, должен сказать, что единство нашей империи держится на идеях одной партии. И до тех пор, пока эти идеи сулят народу или его большинству хорошую жизнь и лучшее будущее и эти обещания выполняются, люди сражаются за них. Но как только поставленная цель начинает отдаляться, наступает разочарование, исчезает надежда, а в конце концов из-под знамен бегут.

Вебер очень внимательно слушал профессора, следуя за ходом его мысли.

— Я понял так, что наш народ не пойдет в будущем за фюрером, — сказал он.

— После определенной черты — нет. Народом, дорогой Феликс, — продолжал Эккер, глядя куда-то вдаль, — можно управлять до тех пор, пока он сам этого хочет. С точки зрения образа жизни он стал значительно цивилизованнее, однако с точки зрения чувств и эмоций он остался в примитивном, доисторическом состоянии. Народ требует вождей не потому, что он дошел до этого умом, нет, всего лишь чувствами. — Профессор задумавшись остановился перед Вебером: — Вот так-то, сынок. Ну, так какова же наша задача?

— Нам необходимо разведать венгерские источники антигитлеровского заговора.

— Правильно. И кое-что другое...

— Нам нужно поймать Милана Радовича.

— Тоже верно. По сведениям, поступившим из абвера, в армии назревает антигитлеровский заговор. Любопытно, что лежит в основе объединения заговорщиков?