Страницы Миллбурнского клуба, 1 - Слава Бродский

Из жизни насекомых

В чертогах смородины красной

Живут сто семнадцать жуков,

Зеленый кузнечик прекрасный,

Четыре блохи и пятнадцать сверчков.

Каким они воздухом дышат!

Как сытно и чисто едят!

Как пышно над ними колышет

Смородина свой виноград!

1934

Перечитал – нет; последняя строчка слишком хороша, хотя вся тема, скажем так, развита не очень глубоко (простое перечисление некоторых событий). Попробуйте для эксперимента перечитать подряд стихи Хармса или Введенского, его ближайших друзей (да и вообще почти кого угодно) и поймете, что там пропорция совершенно другая – лишь считанные вещи привлекают внимание. Такая концентрация, в условиях непечатности, означает то, что у него очень развито чувство вкуса; Н.О. внутренне контролирует написанные тексты. В принципе, я не могу строго защитить этот тезис, так как плохо знаю историю его рукописей и публикаций (возможно, исходный объем написанного и был куда больше), но выглядит он все же правдоподобно. Для примера из собственного опыта: в процессе публикации книг [4] мы отбирали 7 – 8% написанного. Хотя, перечитывая уже отобранное, видишь, что не все подряд так уж чудесно, как хотелось бы. Если считать, что Н.О. ничего не отбирал (куда?), то качество того, что выплыло на свет через много лет после смерти автора, поразительно высокое.

3. Н.О. в целом жизнерадостен, весел и позитивен. Мне он не представляется трагической личностью, как многие его выставляют, подсознательно апеллируя к его биографии и опираясь на полуфрейдистские трактовки неких тем – см., например, оценку Л.Гинзбург в первом разделе (пункт 2). Он, скорее, напряженно размышляющая личность. Многочисленные затравки, поддевки и просто шутки говорят сами за себя. Я не вижу смысла искать в них двойное дно. Ну, вот типичное обращение (учтите, что Шварц – муж Генриетты):

И вот с тобой мы, Генриетта, вновь.

Уж осень на дворе, и не цветет морковь.

Уже лежит в корзине Ромуальд,

И осыпается der Wald.

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

Я должен умереть, я – гений,

Но сдохнет также Шварц Евгений!

1929

Или такой, более ранний текст насчет тех же персонажей, когда еще была надежда на Генриетту:

Генриетте Давыдовне

Я влюблен в Генриетту Давыдовну,

А она в меня, кажется, нет –

Ею Шварцу квитанция выдана,

Мне квитанции, кажется, нет.

Ненавижу я Шварца проклятого,

За которым страдает она!

За него, за умом небогатого,

Замуж хочет, как рыбка, она.

Дорогая, красивая Груня,

Разлюбите его, кабана!

Дело в том, что у Шварца в зобу не,

Не спирает дыхания, как у меня.

Он подлец, совратитель, мерзавец –

Ему только бы женщин любить...

А Олейников, скромный красавец,

Продолжает в немилости быть.

Я красив, я брезглив, я нахален,

Много есть во мне разных идей.

Не имею я в мыслях подпалин,

Как имеет их этот индей!

Полюбите меня, полюбите!

Разлюбите его, разлюбите!

1928

Здесь нет «галантерейности», здесь просто самозабвенное и самоподпитывающееся веселье, где эпитеты выбираются на грани или за гранью приличия – ведь Шварц и обидеться может (но, кажется, не обижался), а самовосхваление превращается в специальную отрасль знаний. Сравните с поэтрическими текстами, написанными в таком же настроении [4] (здесь и далее С.Л. – С.Липовецкий, Ю.Б. – Ю.Бобров, И.М. – И.Мандель):

С.Л.  Тебя бы Фрейду показать, уж он сумел бы распознать,

Кто ты – анальный ли эрот или моральный же урод.

Сидишь ты, скажем, на коне – случайно ль ты туда забрался?

Случайно ль сверзишься с него? Нет, не случайно ничего!

И.М.  Здорово, Стан, мужлан науки, ковбой политики, герoй,

Бывaй рaзбoрчив с всякoй штукoй, в кудa суешься гoлoвoй.

Ю.Б.  Твoй стих вoлнaми прoникaет в пoдкoрку, кoрку и пиджaк,

Пoвсюду кoрни рaспускaет, кaк непрoпoлoтый сoрняк.

Подобные строчки пишутся исключительно в хорошем настроении, когда накопление претензий к адресату доставляет все возрастающее удовольствие. Так оно было, скорее всего, у Н.О.

 4. Другим свидетельством непосредственности Н.О. и его концентрации на своем внутреннем циклотимическом (я думаю) мире является отсутствие некоторых тем в его творчестве. Поразительно мало «серьезных» стихов – я насчитал три из, примерно, ста (см. ниже). Но больше всего удивляет практически полное отсутствие политических или вообще социально-ориентированных вещей. Он пишет в этом ключе очень хорошо, но крайне мало:

Колхозное движение, как я тебя люблю!

Испытываю жжение, но все-таки терплю.

Или:

Но мух интересней,

Но рыбок прелестней

Прелестная Лиза моя –

Она хороша, как змея!

Возьми поскорей мою руку,

Склонись головою ко мне,

Доверься, змея, политруку –

Я твой изнутри и извне!

Но также может быть, что его многочисленные мелкие официальные деятели (Начальник отдела, Заведующий столом справок, Делегат и пр.), обращение к которым резко контрастирует с дальнейшим содержанием стихов, например, эротической тематикой (см. примеры ниже), и есть своеобразная форма политической оппозиции или, по крайней мере, иронии, направленной на новых «хозяев жизни». Или вот блестящий образец:

Неблагодарный пайщик

Когда ему выдали сахар и мыло,

Он стал домогаться селедок с крупой…

Типичная пошлость царила

В его голове небольшой.

1932

Тут двойное дно: пошлость, с одной стороны, корреспондирует с официальным курсом на борьбу с мещанством(!) и бичует избыточное потребление(!), а с другой стороны, как подумаешь об этом бедном «пайщике», которому, гаду, мало сахара и мыла, – так понимаешь: и сам бы стал точно так же пошло домогаться селедки с крупой (да и домогался, собственно).

Как бы то ни было, политика – явно не его любимая тема, а ирония, обращенная к реальности тех дней, – не выглядит превышающей некий обычный уровень (все же нельзя забывать, «за что он кровь проливал», воюя на стороне Красной Армии – после Белой, правда...).

 5. Похоже, Н.О. не шутил, когда говорил, что он не поэт –  см. оценку Л.Гинзбург в первом разделе (пункт 3). Возможно, он «искал себя», и ему было, в частности, не до политики. Вот свидетельство наблюдательного В.Каверина [8]:

Один из умнейших людей, которых я встречал в своей жизни, он внутренне как бы уходил от собеседника – и делал это искусно, свободно. Он шутил без улыбки. В нем чувствовалось беспощадное знание жизни. Мне казалось, что между его деятельностью в литературе и какой-то другой, несовершившейся деятельностью, может быть, в философии, была пропасть.

Е.Шварц, ближайший и неизменный друг Олейникова, сказал [8]: «Был он необыкновенно одарен. Гениален, если говорить смело». То же о его уме говорила Л.Гинзбург (см. первый раздел, пункт 1). Человек такого типа не мог не чувствовать некую серьезную проблему: он не имел реально никакого образования. Возможно, это его подспудно угнетало. Л.Липавский передает такой диалог, 1933 или 34 года (Н.М. – Н.Олейников; Я.С. – Я.Друскин) [9].:

 Н.М. Я думаю, не поступить ли в университет на математическое отделение. Знаете, это хорошо, пройти математику досконально, без цели.

 Я.С. В университет? Но ведь вам же придется пройти массу ненужного и неинтересного.

Н.М. Я прежде сам так думал. Но теперь мне кажется, что в математике нет неинтересного.

 Его видели с математическими книгами в библиотеке, да еще и с иностранными [3].

6. Я очень далек от того, чтобы давать тут некий психологический портрет Олейникова, я просто слишком мало о нем знаю, да и не ставлю такую цель. Но из того, что знаю, вырисовывается следующий образ.

1). Очень умен. 2). Чрезвычайно, фантастически остроумен в общении (шутил всегда с серьезной миной); одно появление пары Шварц-Олейников вызывало у знающих их людей смех авансом. 3). Замкнут во всем, что касается его личной жизни. 4). Не щадил никого, включая ближайших друзей, если находил нечто, подлежащее осмеянию (в разные периоды издевательски и жестоко высмеивал практически всех, включая Хармса, Маршака, Введенского, за исключением, кажется, Шварца). 5). Очень популярен среди друзей: люди искали общения с ним невзирая на его язвительность. 6). Обладал всеми чертами сильной и мужественной личности (в частности, несмотря на абсолютно испорченные отношения с Маршаком к моменту своего ареста, не дал на него никаких показаний несмотря на давление следователей. 7). Прожил крайне рискованную молодость, чудом спасся от смерти, воевал, был однажды сильно выпорот (спина была покрыта грубыми шрамами). 8). Иронически относился к любым коллективным усилиям и даже саботировал их (одиночка, не член группы). 9). Не любил перетруждаться и избегал тяжелого систематического труда (свободный художник по натуре).