Конец века - Андрей Респов

Глава 15

Глава пятнадцатая

Все всегда уезжают навсегда.

Вернуться невозможно —

вместо нас всегда возвращается кто-то другой.

Макс Фрай.

Но придёт ещё время — расстанешься с горем и болью,

И наступят года без меня с ежедневной любовью.

Иосиф Бродский.

Несмотря на все усилия Меченого с его идиотским сухим законом, хорошего местного вина в кафе, да и в магазинах области было всё ещё предостаточно. И сухое красное в «Сугробе» оказалось выше всяких похвал. Даже для меня, искушённого разнообразием Москвы 20-х грядущего века.

Конечно, ужин не шёл ни в какое сравнение с пиром, устроенным мне князем Вяземским в вокзальном ресторане Златоуста. Но и настоящий люля — это люля. Слова тут неуместны. Искушённому достаточно. Эх, жаль я не поэт…

О добавке думали недолго: взяли ещё порцию на двоих. И не пожалели.

Но сколь верёвочке не виться, а петелька-то — вот она. Кофе и мороженое тоже имеют свойство когда-нибудь заканчиваться.

— Стась… — окликнул я девушку, лениво обсасывающую ложечку мороженого и с любопытством разглядывающую пары за соседними столиками.

— Умгум? — обернулась она, вскидывая правую бровь.

— Готова воспринимать суровую реальность? — я решил начать разговор в несколько ироничном тоне. Хотя как ни сообщай неприятные новости, а суть их от этого не изменится. Хоть мёдом их измажь. А горечь никуда не денется.

— Ты меня начинаешь пугать, Луговой, — она вернула ложку в креманку и пристально уставилась на меня, — неужели решил бросить институт и податься в бизнес?

— Э-э-э… не институт…а с чего это ты решила? — немного опешил я.

— Прикинулся нехило, — она демонстративно смерила меня взглядом, — деньги появились, оделся не то чтобы со вкусом, но и не совсем безнадёжно…хотя, нет. Вряд ли в бизнес. Нафига тебе тогда экстернат? — задала она себе вполне логичный вопрос.

— Так, Стася. Стоп. Не туда уехали. Начну сначала. Ответь мне, прекрасное создание, что самое ценное для человека в обывательском смысле? Предупреждаю, я не о высоком, нравственном и прочем глобальном. С точки зрения голого прагматизма. Ну?

— Время! — почти не задумываясь выдохнула девушка.

— Молодец, возьми с полки пирожок! Так вот, я хочу тратить его на то, что важно для меня. Отсюда и решение с экстернатом.

— Тогда тем более моя версия с бизнесом сюда вписывается! — азартно хлопнула в ладоши Стася, — куда-то же высвободившийся ресурс времени ты должен использовать.

— Ну, в какой-то мере ты права. Только бизнес здесь не в смысле торговли или предпринимательства, а в значении «важное дело». Но и это сейчас не существенно. Я тебя сегодня пригласил на самом деле, чтобы сообщить, что мы должны расстаться…всё равно это случится в недалёком будущем, так что… — блин, как не репетировал мысленно до этого, как не готовился, всё равно вышло дерьмово. Пошло до ужаса! Дипломат из меня, как из бегемота канатоходец.

Вон, уже…сидит напротив. Губы сжала, аж побелели. Глаза на мокром месте. Знаю, что не заплачет, а сердце так и гложет. Эх, Стася…Стасенька, мечта ты моя давняя да несбывшаяся…

Я аккуратно, но настойчиво, взял ладони девушки в свои. Дрожит. Напряглась. Какая же ты сволочь, Гавр. Распоследняя паскудина.

— Стася, выслушай меня внимательно и не перебивай, — я старался говорить ровно, выверяя своё дыхание в такт дыханию девушки, — ты сейчас разгневана, обижена и готова рвать и метать. А ещё ты растеряна. Это нормальная реакция. Способность нормально соображать обязательно вернётся. Слушай мой голос. Дыши, родная, дыши, — Стася дёрнулась, попытавшись высвободить руки, но куда ей против хватки анавра.

Обошёл стол и, придвинув ногой стул, сел рядом, приобняв её за плечи, — слушай меня, лапушка, я сейчас тебе кое-что расскажу, а ты уж сама решишь, верить или проклинать. Хоть бутылку мне на голове разбей, хоть обложи последними словами. Но выслушай…умоляю!

Я постарался сжато, можно сказать, скупо рассказать ей свою историю, начиная с момента гибели семьи в аэропорту Домодедово и заканчивая самостоятельным прорывом в эту реальность. Не приукрашивал, старался избегать недомолвок. Надеялся, что наше общее увлечение фантастикой поможет Станиславе адекватно принять историю, которая даже мне самому казалась полнейшей ересью. Особенно сейчас, когда я своими руками уничтожаю любую надежду на призрачное счастье из прошлого. Стася должна если не принять, то хотя бы смириться с той правдой, которую я сейчас на неё обрушил.

Я продолжал говорить и говорил не менее получаса. На улице давно стемнело. К столику дважды подходила официантка. Я заказывал минеральную воду и травяной чай. Много травяного чая. Сахар, лимон, сладости. Рецепт, старый, как этот проклятый мир.

Стася давно перестала дрожать и уже не хлюпала носом, уткнувшись мне куда-то в подмышку. Украдкой скосив взгляд, я то и дело во время своего рассказа ловил на её лице сменяющиеся калейдоскопом выражения удивления, гнева, презрения и отчаяния. По крайней мере, так мне казалось.

— Вот так приблизительно обстоят дела, девочка, — закончил я рассказ, — давай, наконец, попьём чаю. Остывает. Я постараюсь ответить на твои вопросы, которых, думаю, сейчас немало вьётся в твоей голове.

— Погоди с ответами, Луговой, схожу, для начала, умоюсь, — голос её слегка дрогнул, но немедленно выправился, — и только посмей мне свалить по-тихому. Прокляну! — взметнувшийся на меня взгляд карих глаз, казалось, уколол в самую душу.

Девушка поднялась из-за стола и, двигаясь с неестественно прямой спиной, скрылась за портьерой у входа в кафе. Интересно, почему она подумала, что я готов сбежать? Мысли читает? Грешен, подобная подленькая мыслишка поначалу проскочила в моей голове. Но я задавил её самым гнусным образом. А насчёт «Прокляну!» Стася не шутила. Вроде бы бабка или прабабка её была из настоящих цыган. Господи, о чём я думаю? Бред какой-то…

Я поёжился и отхлебнул ещё тёплого чая. Надо же, ты стал суеверным, Миротворец… Станешь тут. Что ни день, то новые испытания. Вот зачем мне это всё? Проще несколько шей свернуть или пару глоток перерезать, чем выяснять отношения с женщиной. Блин, Гавр, тебе уже за полтинник, а что делать с девятнадцатилетней девчонкой до сих пор не знаешь. Анавр доморощенный.

Мои самокопания прервала вернувшаяся Стася.

— Гаврила Никитич Луговой, поклянись мне здесь и сейчас, всем святым, что у тебя есть, что ты не соврал! — она стояла передо мной гордая, напряжённая, как струна, без единого следа недавних слёз на лице. Захотелось пошутить, брякнуть