Конец века - Андрей Респов

мы утопили в Пионерском пруду. Но я о другом: такая сила не только помогает тебе выжить. Она пугает. Порождает бездну между тобой и остальными людьми. Ты не сможешь после её обретения вечно довольствоваться малым. Сила изменит тебя. Да уже изменила! Она всё равно найдёт выход. И дай Бог, чтобы она не ударила по твоим близким!

— Чушь! Я никогда не причиню зла жене и дочерям! — мне захотелось кричать от осознания ядовитой правды в словах Луки, которую до сегодняшнего дня пытался гнать из своей головы.

— А никто и не говорит о прямом вреде, Гавр. Ты ведь, сам того не понимая, уже навредил им, согласись?

— Чем? — опешил я.

— Да хоть бы самим свои существованием. Вспомни, ты сам говорил, как тебе объясняли генетическую природу анавров. И что-то о поздней инициации говорил тот неприятный эмиссар Хранителей, как там его? Донской, кажется? Не задавался вопросом, почему твоя инициация совпала с гибелью жены и дочерей? Не странно ли подобное стечение обстоятельств? Тобой с самого начала манипулировали, Гавр, сразу на нескольких уровнях. Профессионально, аккуратно подводя к очевидным и не очень решениям. Может быть, и твой бунт против подручных Хранителей просчитали! Ничуть не удивлюсь…

— Какой умник! И что же, предлагаешь всё бросить и плыть по течению? — зло прошептал я.

— С чего бы? Чего ты в бутылку-то полез? Мы ведь всего лишь прикидываем варианты. Хочешь правду? Я бы на твоём месте сделал всё почти так же. Семья — это семья! Род свой никогда предавать нельзя. Иначе правда станет кривдой, а жизнь — мороком нежитья. Я это поздно понял, к сожалению, — вздохнул Лука, — а ты борись! Удастся сохранить своих хоть в этой, как её там, закрытой реальности? Пусть! Проживёшь с ними, сколько судьба отпустит. И то — свет! Дочери вырастут, придумаешь что-нибудь. Дожил же ты до этого момента? Можно ведь, к примеру, и по-другому построить своё будущее.

— Это как? — развёл я руками, уже совсем не понимая, к чему клонит разошедшийся не на шутку Лука.

— А не знаю! Только уверен не даст тебе этот твой Закон Сохранения Реальности спокойной жизни. Ни он, ни сила, разворачивающаяся в тебе! Не зря он так пытается на тебя влиять. Ты зачем-то нужен не только Хранителям и Смотрящим. Сыграй на этом. Что тебе, например, после помощи Демиурга мешает не сидеть сиднем в своём мирке, а, к примеру, путешествовать по мирам, совершенствоваться как анавру. Ведь ты, как ни крути, а новичок в этом «клубе». А? Ведь если Демиург столь умел в изменении реальности, что ему стоит сделать изолированный мир закрытым для всех, кроме тебя? — глаза Луки лихорадочно заблестели. Сам он засиял, словно солнышко, будто озвученная мысль была как минимум гениальным прозрением.

— Бред какой-то, хотя… — вздохнул я и махнул рукой, — нет, всё это художественный свист!

— Бред — не бред, Миротворец, а я бы не только попросил Демиурга о помощи, но и обязательно спросил совета у твоих Смотрящих. Если ты, конечно, им ещё интересен. Тебе ведь не только нужно защитить семью, но ещё и сделать так, чтобы больше никаким другим Хранителям не пришло снова в голову шантажировать тебя. Хватит надеяться только на себя. Везти вечно не может.

— Твоя правда, Лука. Крыша — она и в Африке крыша. И надеяться, что способности Демиурга решат все мои проблемы наивно. Спасибо тебе, Лука за участие, — искренне поблагодарил я, — кстати, удивляюсь, что ты не забросал меня вопросами о будущем. Я бы, столкнувшись с человеком из грядущего, не утерпел. Первым делом!

Лука хмыкнул, забросив в костёр пару полуобгоревших головешек.

— Ничего удивительного, Гавр. В данном вопросе я руководствуюсь правилом «во многих знаниях многие печали». А что до глубины той задницы, в которую катится страна моего нынешнего пребывания, я давно её чую упомянутой выше частью тела. И что в скором времени во-он тем ребятам, — он указал в сторону сидевших у дальнего костра «сектантов», — придётся встать перед очень непростым выбором. Поэтому и трачу на них столько времени. Не хочу, чтобы они стали такой же разменной монетой, как я в своё время.

— Да? И что, совсем-совсем неинтересно? — со скепсисом уставился я на него.

— Почему? Интересно. Но я предпочитаю разочаровываться в лучшую сторону. Слишком много дерьма на моих глазах происходило в других странах под лозунгом борьбы за демократию, революционных преобразований и достижения свободы и независимости. В особенности, если новая власть с наслаждением топчется на костях и достижениях предыдущей, обливая грязью и обличая тех, кто своим трудом, жизнями и лишениями обеспечил их существование. Что нового ты можешь мне рассказать? Войны? Гражданские? Ресурсные? Уголовные? Падение нравов? Нивелирование общечеловеческих ценностей? Всеобщая вакханалия и глупость? Я ничего не пропустил, Гавр? По твоему лицу видно, что пропустил. Но думаю немного. Давай не будем тратить впустую время. К тому же я ещё окончательно не потерял интерес к жизни, а, зная будущее, рискую утратить новизну ощущений. А это было бы несправедливо по отношению к карме.

— Да, Лука… Да ты и правда крут! — без тени издёвки развёл я руками.

— Нет, Гавр, я ещё круче! Ха-ха-ха! — расхохотался «гуру». — Но одна просьба у меня к тебе всё же будет…если можно, — немного смущённо попросил Лука.

— Интригуешь.

— Понимаешь те анавры, с которыми я встречался раньше, обладали, как бы это сказать, очень неординарными способностями. Я уже говорил про них…

— Я помню. Ремесленник и Странник. Удивительно, что они, продемонстрировав тебе умения, не особенно распространялись об остальных. Да и о Смотрящих.

— Ничего удивительного. Когда ты вместе с кем-то проливаешь кровь, многие вещи становятся общими. В том числе и подобные тайны. А с этими ребятами я за речкой провёл несколько не самых простых лет. Это уже потом, на гражданке, Юрка по прозвищу «Кулибин», что мог починить свой бэтэр даже после самых безнадёжных повреждений, спился и, получив в живот ржавой заточкой, истёк кровью в сыром подвале. А Вахтанг, для которого никаких границ на Земле не существовало…он просто однажды ушёл и не вернулся. Да… Благодаря им я видел настоящие чудеса. С этим мало что сравниться. Понимаешь, после подобного начинаешь верить, как бы объяснить, в возможность преодолеть грани реальности, — Лука говорил, говорил… Я же поражался тому, как