Посмертная маска любви - Светлана Успенская

Холодом продрало мне спину. Я поежился. «Чувствовал смертыньку…» Неужели и он ощущал, как стремительно сжимается кольцо, охватывая горло железным холодным обручем, как текут, отщелкивая секунды, последние часы, как все ближе и ближе подступает к нему белая стена, без выбоинки, без кирпичика, белая стена, за которой — ничего… А может быть, он просто тихонько сдвинулся после смерти жены, от одиночества и бесконечных молитв, как говорится, «креза пошла»? Ведь когда я его видел в последний раз, он был почти не в себе — разъяренный фанатик с безумными глазами. Проповедь мне такую задвинул, пытался в свою веру обратить, заставить покаяться…

— Тот, что был из Москвы, пачку денег батюшке вручил за поминовение усопших. Потом уехали все, а он в дом пошел, мы видели… А Марья Петровна мне и говорит: гляди, мол, Наталья, на колокольне белое свечение будто… Поглядела я, и правда, батюшки светы, будто что-то белое колышется. Жутко нам стало… Неужто, думаем, ангел Господень на землю к нам спустился, церковь нашу своим дыханием освятить… А луна-то такая, за весь год только однажды такая луна и бывает, крупная да ядреная. А потом думаем, это колокол новый недавно повесили, свет-то на его боках и играет и нам сияет, как будто ангел летит, крылышками машет… А потом глядим — будто бы как черная птица на землю спустилась… А утром уж Савельич наш пошел к заутрене церковь прибирать и нашел батюшку Амвросия… Лежал он, сердешный, грудями к земле припав, уж почти и не дышал…

Поскольку в последние дни постоянного места жительства у меня не было, мы договорились с Кэтрин, что я буду связываться с ней по утрам, до половины одиннадцатого. На этот раз я топтался возле метро «1905 года», ожидая, пока необъятных размеров дама найдет в себе силы вырваться из душных объятий таксофонной будки. Дело в том, что периметр кабины в точности соответствовал габариту пожилой леди, и поэтому существовала реальная возможность, что дама уйдет вместе с кабиной, будучи не в силах избавиться от ее тесных объятий.

Но все закончилось благополучно, пыхтя и ругаясь, дама вылилась через незначительную щель в виде двери, и я занял освободившееся место. До конца связи оставалось не более десяти минут.

Я три раза набирал номер. Три раза долбаный автоответчик сигналил мне в ухо и требовал оставить свое сообщение. И каждый раз я пронзительно орал, пытаясь докричаться: «Кэтрин, возьми трубку, нам надо поговорить!» Но лишь презрительное молчание было мне ответом.

Прожорливое чудовище под названием «таксофон» сожрало все мои жетоны и не пожелало их выплюнуть, несмотря на требовательные стуки по корпусу. Наконец прохожие пригрозили вызвать милицию, и я, испугавшись самосуда, свалил.

Настроение мое, и без того поганое, испортилось вконец. Что случилось с Кэтрин? Почему она не отвечает? У нее дела или с ней что-то стряслось? Я не находил себе места от беспокойства. А может быть, у нее просто служебная командировка? Или нет времени? «О Господи! — молился я. — Только бы с ней все было в порядке! Только бы с ней все было хорошо!»

Мрачное расположение духа, вызванное смертельным дыханием преследования, которое я непрерывно чувствовал на своем затылке, завладело мной полностью. Моральное состояние стало отвратительно низким. Я стал бояться людей. Шел по улице, воровато оглядывался, чтобы определить, не следит ли кто-нибудь за мной, спускался в метро, плыл по течению толпы в переходах, потом резко разворачивался, шел обратно с встречным потоком и вновь выплывал на поверхность. Однако все мои антишпионские потуги были напрасны. Никто за мной не следил, никому я не был нужен.

И хуже всего, что мне совершенно некуда и не к кому было податься. Некоторые бывшие друзья стали врагами, а некоторые погибли. У меня остался только один друг, товарищ и даже брат — Кэтрин. Но я не мог ее найти.

Неожиданно гениальная мысль, достойная Шерлока Холмса, мисс Марпл, Ната Пинкертона, Эркюля Пуаро и всех остальных сыщиков, вместе взятых, осветила мой мозг, опасно напрягшийся в ожидании опасности. Московское бюро AEN — вот выход из создавшегося положения! Или она там, в бюро, или там знают, где она. Во всяком случае, они должны располагать сведениями, жива ли хотя бы она!

Я потратил штук десять жетонов и час времени, чтобы выяснить телефон гнезда американских журналистов. Трубку поднял какой-то мужчина, который со знакомым мне американским акцентом сначала долго требовал, чтобы я поведал ему свою информацию, а потом, чувствуя, что не добьется от меня ничего путного, пробормотал, что никакой мисс Мэйфлауэр здесь нет и в ближайшее время не ожидается.

Следующий звонок туда же привел к более ощутимому эффекту. На сей раз мне довелось разговаривать с какой-то девушкой, судя по отсутствию всякого акцента, из местных. Она более сочувственно отнеслась к моим мольбам и ответила, что мисс Мэйфлауэр сейчас здесь нет, и где она обретается в данный момент, никому не известно.

— Пожалуйста, узнайте, что с ней, — умолял я самым жалобным из того набора голосов, который имелся в моей коллекции. — Это очень важно! Ее телефон не отвечает, и я боюсь, что с ней что-то случилось.

Наконец мои слезные мольбы проняли даже такую бесчувственную личность, как секретарша на телефоне. Тяжело вздохнув, девушка мило пообещала, что попробует узнать и чтобы я перезвонил ей через часик.

Битый час с бурно колотящимся от дурных предчувствий сердцем я бродил по городу и ломал пальцы в безмолвном отчаянии. Кроме того, я изрядно докучал своими просьбами высшим силам, кто бы они ни были, надеясь, что меня услышат.

— Мисс Мэйфлауэр в данный момент находится в отпуске на родине, в Соединенных Штатах, — успокаивающе проговорила девушка в телефонную трубку. — Что ей передать, когда она вернется?

— Ничего, — растерянно пробормотал я и чуть было обескураженно не нажал рычажок автомата, но вовремя спохватился: — Как же она в отпуске, когда я два дня назад видел ее в Москве…

— Ничем не могу помочь, — оборвала меня девушка заготовленной фразой.

Я что-то истерически забормотал об опасности для жизни, о борьбе с наркомафией и прочих детективных штучках. Очевидно, это проняло даже секретаршу. Она тяжело вздохнула: «Подождите» — и пропала минут на двадцать.

Когда я уже затек от беспрерывного стояния на одной ноге в тесной кабине, трубка удивленно забулькала:

— Мисс Мэйфлауэр больше не работает в московском бюро AEN. После отпуска ее, по ее просьбе, командировали в одну из африканских стран, где она, по всей видимости, и находится в данный момент…

Бормотнув невнятное «спасибо», я ошарашенно бросил трубку.