100 великих авантюристов - Игорь Муромов

Восхищение Энн было столь велико, что экипаж «Дракона» постановил: отныне она может быть тем, кто она есть в действительности, то есть женщиной, а также — законной женой Ситцевого Джека.

Дальнейшие события развернулись самым неожиданным образом. У берегов Северной Америки Рэкхэм захватил английское судно, приписанное к Нассау и являвшееся капером Вудса Роджерса, фактического губернатора Багамских островов, откуда начался «боевой путь» Энн Бонни. От команды капера пираты узнали, что объявлена очередная амнистия, и часть из них во главе с Рэкхэмом и Энн решили принять ее и возвратиться в Нассау. Поскольку большая часть команды «Дракона» не пожелала вернуться к мирным занятиям, Энн и Ситцевый Джек перешли на капер, но перед самым отплытием на Багамы его команда решила стать пиратами и выбрала своим предводителем Рэкхэма. Противоречить было бесполезно. Поскольку из двух кораблей лучшим был «Дракон», все отказавшиеся от амнистии перешли на него, а несогласные отплыли на капере в Нассау. Так произошел очередной крутой поворот в жизни Энн и состоялась встреча с человеком, который был как бы ее зеркальным отражением. Мы говорим о другой женщине, чья судьба так схожа с судьбой Энн, — мы говорим о Мэри Рид.

Среди тех, кто перешел с капера на «Дракон», внимание Энн сразу привлек молодой матрос по имени Мак. Он был хорошо Сложен, красив, а наша героиня, как известно, питала слабость к мужчинам такого сорта. Вдобавок оказалось, что Мак хорошо ведет себя в деле и отлично владеет оружием, и это вызвало очередной прилив симпатий к нему со стороны Энн. Она всегда была склонна к решительным поступкам, а новая страсть буквально ослепила ее, и она готова была пойти ради Мака на разрыв с Рэкхэмом.

Но Ситцевый Джек и сам заметил взгляды, которые Энн бросала на молодого матроса, и однажды, подкараулив жену, когда она пылко признавалась Маку в своей любви, он вытащил нож, готовый покончить и с Энн, и с соперником. Однако ему не удалось выполнить задуманное, ибо Мак, опережая Рэкхэма, вдруг кинулся к нему с объяснениями, из которых изумленные муж и жена уяснили только одно: Мак — никакой не Мак, а Мэри Рид, женщина!

Осенью 1720 года корабль Джека был атакован превосходящими силами губернатора Ямайки. Люди Ситцевого Джека почти не оказали сопротивления, лишь два смельчака не сложили оружие: прежде чем их удалось захватить, троих противников они убили и еще с полдюжины ранили.

Пленных заковали в кандалы и доставили на Ямайку. Суд над капитаном Джеком и его людьми состоялся 19 ноября, все были приговорены к повешению. И тут выяснилось, что двое самых отъявленных головорезов — женщины. Однако окончательный вердикт в отношении пираток был все тот же — казнить через повешение. Когда судья спросил, есть ли какие-либо причины, из-за которых их нельзя приговорить к повешению, как предполагалось, Мэри и Энн ответили: «Мой господин, за нас просят наши чрева» — традиционная форма прошения беременных женщин о помиловании. Приглашенные врачи подтвердили, что обе женщины беременны, поэтому исполнение приговора отсрочили до родов. Бонни и Рид заключили в тюрьму.

Джек добился возможности увидеть перед смертью возлюбленную. Но сочувствия в ней не нашел. «Если бы ты сражался, как мужчина, тебя бы не повесили, как собаку!» — бросила ему в лицо Энн. Дальнейшая судьба отчаянной корсарки покрыта мраком: то ли ее казнили, то ли ей удалось откупиться и вернуть себе свободу.

Известно, что Мэри умерла весной 1721 года от послеродовой горячки.

Граф Сен-Жермен

(1696? -1784)

Алхимик и авантюрист XVIII века. Происхождение, год рождения неизвестны, как и источники его богатства. Предположительно сын знаменитого венгерского князя Ракоци. Появился на сцене общественной жизни в 1740-х годах сначала в Италии, затем в Голландии и Англии. Повсюду выдавал себя за великого мага, обладателя тайного философского камня и эликсира бессмертия.

Свободно владел несколькими европейскими языками. Во Франции пользовался расположением Людовика XV и его фаворитки маркизы Помпадур, был дружен со сподвижниками Екатерины II братьями Орловыми. Умер в Касселе, где провел последние годы жизни.

Сначала он представлялся как маркиз де Монферра, а в Венеции уже был графом Белламаре, в Пизе — кавалером Шенингом, в Милане — кавалером Уэльфоном (англичанином), в Генуе и Ливорно — графом Солтыковым, в Швабах и Тройсдорфе — графом Цароки, в Дрездене — графом Ракоци и, наконец, в Париже, Лондоне, Гааге, Санкт-Петербурге — графом Сен-Жерменом…

Этого человека не без оснований считают самой загадочной фигурой XVIII столетия. Многое в его биографии окутано непроницаемым покровом таинственности. Приподнять эту завесу полностью вряд ли когда-нибудь удастся, потому что безвозвратно утрачены документы, с помощью которых можно было бы попытаться установить истину.

Дело в том, что сразу же после смерти Сен-Жермена покровительствовавший ему ландграф Карл Гессенский, выполняя, очевидно, его последнюю волю, сжег записи и бумаги покойного. Спустя десятилетия личностью Сен-Жермена серьезно заинтересовался Наполеон III, который распорядился собрать все имеющие к нему хоть малейшее отношение материалы. Подготовленное для императора объемистое досье тоже сгорело во время пожара здания, где оно находилось.

О происхождении Сен-Жермена известно мало. Он не скрывал, что его имя — заимствованное, однако о себе не рассказывал, только намекал, что существует чуть ли не с сотворения мира. По его словам, он родился в стране с блаженнейшим приморским климатом; вспоминал великолепные дворцы, террасы, по которым бегал в детстве. Иногда говорил, что был сыном и наследником мавританского короля, царствовавшего в Испании, в Гренаде, еще во времена арабского владычества. Но в то же время Сен-Жермен намекал на свое знакомство с Моисеем и Авраамом, следовательно, он несколько раз в жизни перерождался. В такое перерождение многие в XVIII столетии верили…

Несколько штрихов к его портрету. Один из современников мистика писал: «Выглядел он лет на пятьдесят, телосложения был умеренного, выражение его лица говорило о глубоком интеллекте, одевался он очень просто, но со вкусом; единственной уступкой роскоши являлось наличие ослепительнейших бриллиантов на его табакерке, часах и туфельных пряжках. Таинственное очарование, исходившее от него, объяснялось, главным образом, его поистине царственным великодушием и снисходительностью».

Другой писатель, знавший его по Ансбаху, говорил: «Обедал он всегда в одиночестве и чрезвычайно просто; его запросы были ограничены; весь Ансбах не смог бы уговорить его пообедать даже за королевским столом».

По общему мнению, он гармонично сочетал в себе изящество и изысканные манеры. Он превосходно играл на нескольких музыкальных инструментах, а иногда приводил буквально в смятение общество своими редчайшими способностями, представлявшимися сверхъестественными и таинственными. Однажды, например, ему продиктовали двадцать стихотворных строк, а он записал их двумя руками одновременно на двух отдельных листах бумаги — и никто из присутствовавших не мог отличить один от другого.

Своей образованностью Сен-Жермен поражал даже ученых. Алхимию он действительно знал, то есть изучил массу темных фолиантов, в которых старые средневековые кудесники записывали свои опыты и исследования; вероятно, многие опыты он проверил на практике.

Госпожа Жанлис писала: «Он был неплохо осведомлен в физике, а химиком был совершенно превосходным. Мой отец, признанный специалист в этих областях науки, весьма высоко отзывался о его талантах… Ему ведома поистине удивительная тайна цвета, и благодаря этой известной только ему тайне его картины выделяются среди прочих непостижимым блеском и сиянием красок… Сен-Жермен, впрочем, отнюдь не горел желанием поделиться с кем-нибудь своим секретом».

Сен-Жермен действительно принадлежал к знатному роду. По-видимому, у него имелись основания скрывать свое происхождение. Догадок было много. Сен-Жермена принимали за португальского маркиза Ветмара, за испанского иезуита Аймара, за эльзасского еврея Симона Вольфа, за сына савойского сборщика податей, носившего имя Ротондо. Герцог Шуазель, первый министр при Людовике XV, не сомневался, что Сен-Жермен — португальский еврей Этому немало способствовал и сам граф, без акцента говоривший чуть ли не на всех европейских языках и обожавший разъезжать по свету под различными псевдонимами (их известно не менее дюжины), которые звучали то на французский, то на испанский, то на немецкий лад. В Генуе и Ливорно, в частности, он выдавал себя в 1770 году за русского генерала Солтыкова.

Долгое время полагали, что он был внебрачным ребенком испанской королевы Марии, вдовы Карла II. Приобрела популярность трогательная история о том, как надменная королева полюбила простого человека, не дворянина, и родила от него сына (у некоторых не столь сентиментальных рассказчиков этот «простолюдин» превращался, правда, в богатого мадридского банкира). Например, барон Стош упоминал в своих записках о некоем маркизе Монферра. Этот маркиз был незаконным сыном вдовы испанского короля Карла II и одного мадридского банкира; Стош утверждал, что встречал его в Байонне во времена регентства, с 1715 по 1723 год. Романтическая легенда об истории любви мнимых родителей Сен-Жермена нашла отражение в пьесе Виктора Гюго «Рюи Блаз».