Тьма над Гильдией - Ольга Голотвина

Ученики Охотника прижались к земле — и вовремя. Ветви, до сих пор свисавшие вдоль стволов, поднялись, потянулись в их сторону, зашарили в воздухе. Жужжащая мелодия тревожно вибрировала, словно направляя слепые ветви, подсказывая им, где искать добычу.

Не вставая, Нургидан извлек из ножен меч. Почуяв движение, ветви устремились к нему — хищные, усаженные крючковатыми шипами.

Меч метнулся снизу вверх навстречу — и отсеченная ветвь упала на землю. Нитха азартно вскрикнула, Дайру завистливо хмыкнул: гибкую, подвижную ветку непросто было срубить мечом, а уж лежа-то…

Зло оскалившись, Нургидан поднялся на левом локте и так же ловко разделался еще с двумя шипастыми ветками.

— Уходим ползком, между опушкой и склоном, — приказал он, как всегда командовал в опасной ситуации. И напарники повиновались ему.

Вслед молодым Охотникам летела заунывная, завораживающая песня хищного леса. Песня, которой деревья подманивают животных, чтобы разорвать их в клочья и удобрить кровью почву у корней.

Миновав «поющие цветы», подростки поднялись на ноги, отряхнули грязь с одежды, а Нитха с чувством показала лесу язык.

— Крепко сдвинулась складка! — оценил Дайру и попытался сориентироваться: — Нам сейчас идти… нам идти… ох, чтоб мне в Бездну брякнуться! Это что же — назад, в лес?

— Прорубимся, — легкомысленно отозвался Нургидан. Он даже не пытался прикинуть, как лежат соседние складки. Зачем? Друзья рядом, они во всем разберутся.

— В лес? — удивилась Нитха. — Ты там что-то обронил?

— Ну, как же! Шум от складки катится с той стороны, совсем рядом. Громкий, с рокотом, как эхо. Значит, там море, не лезть же туда! На гору карабкаться — опять в Ворота выпасть. Значит, остается лес — вон какой подковой вокруг горы… — Дайру поймал насмешливый взгляд карих наррабанских глазищ — и скис, потерял уверенность: — Я чего-то намудрил, да?

— Ничего страшного, размудрим обратно! — дружески откликнулась Нитха. — Звук и впрямь громкий, двойной, но это не шум прибоя, это еще одна складочка голос подает, а значит, за гранью, с наветренной стороны, тянется тоненький такой коридорчик, обе его стенки нам хором поют… Вон на лужайке пара хохлатых кроликов травку щиплют, они зверушки чуткие, давно бы удрали, если бы угадали за складкой что-то совсем-совсем чужое. Ветром с той стороны бабочку принесло — а откуда над морем бабочка? Я, конечно, постою у складки, погляжу, проверю, но и так все ясно… А главное — ветер не пахнет морем!

— Не пахнет! — авторитетно подтвердил Нургидан. — Хватит бренчать, проводник! Толку от тебя, как от хрустальной кувалды!

Дайру не обиделся, но сдачи все-таки дал:

— Ну, от тебя-то польза великая — на полянке перед двумя простофилями хвостом изволил повилять!

— Унсай — не простофиля! — вступилась девочка за будущего Главу Гильдии.

— И не двое их было, а трое! — вспомнил Нургидан. — Там еще один на дереве сидел…

Дайру и Нитха встревожились.

— Ой, нэни саи! — ахнула девочка. — Ты видел кого-то на дереве — и молчишь?

По правде сказать, Нургидан не придал большого значения своему недавнему открытию. Но волнение друзей передалось парнишке, он посерьезнел:

— Не видел, только запах учуял. А сразу не сказал, потому что сначала по склону кувырком, потом «поющие деревья»…

— Ты его узнал? — перебила Нитха.

— Не знаю… — Друзья редко видели Нургидана таким растерянным. — Знакомый запах, я его в первый раз учуял, когда у Лауруша был праздник. Помните, сколько народу собралось?

Нургидан на миг замолчал. Ну, как объяснить, что с ним происходит, когда на его по-звериному чуткий нос обрушивается лавина чужих запахов? Кажется, что стоишь посреди толпы незнакомых людей. Каждый норовит протискаться к тебе, дружески хлопнуть по плечу и назвать свое имя. И всех надо запомнить!

— А потом так же пахло, когда Охотники собрались вокруг Унсая, он им рассказывал про здоровье Лауруша, — неуверенно продолжил он. — От кого тот запах шел — сейчас не распутаешь. А только чудится мне, что это тот, рыжий, смуглый… ну, напарник Унсая…

— Фитиль?! — зло прищурился Дайру.

Ярвитуш, всласть выговорившись, уронил голову на днище бочки и заснул. Во сне он продолжал счастливо улыбаться. Его не беспокоил даже скрежет стальной пилки по железу: с заклепкой Охотнику пришлось повозиться.

Избавившись от браслета, Шенги подкрепился колбасой, окороком и вином, напомнив себе, что не ел со вчерашнего утра и что случай перекусить может представиться не скоро. Охотник жевал колбасу, не чувствуя вкуса еды и не ощущая боли в ободранном левом запястье — так взволновало его услышанное.

Наконец Шенги вышел из чулана, оставив хозяина дрыхнуть, и прошел через трапезную, сквозь строй враждебно-любопытных взглядов — этакий почтенный горожанин с темными секретами за душой: то ли приятель кабатчика, то ли заказчик преступления, то ли покупатель краденых драгоценностей.

Пялятся — ну и на здоровье. Напасть не посмеют, побоятся своего хозяина…

А за порогом Рыбачья слободка вновь навалилась на Охотника щелястыми боками высоких заборов, оглушила криком чаек, взбодрила запахом рыбы, водорослей, соли.

Шенги усмехнулся: по дороге сюда он ни разу не воспользовался помощью талисмана. Просто в голову не пришло. Все-таки это его родные края! Добрел кое-как на хваленом чутье всех Охотников, да и кипящая в душе злоба обострила память. Но теперь, осматриваясь, он понял, как изменились здешние места со времен его детства. И это понятно: за эти годы Рыбачью слободку не раз слизывали пожары. Но вновь и вновь берег обрастал бедняцкими халупами, как днище корабля обрастает ракушками.

Посмеиваясь над собой — вернулся на родимую сторонку! — Шенги сквозь рубаху прижал талисман к коже.

Ага, ясно. Зыбкие, едва определимые границы Рыбачьей слободки сдвинулись: ее потеснили Бродяжьи Чертоги, обиталище припортовой швали, где вольготно чувствовали себя воры, грабители, шулера и девки. Сам порт лежал севернее, там держали порядок грузчики, складские рабочие и контрабандисты. А между их злым, сплоченным, крепким мирком и старинным, сильным своим патриархальным укладом миром рыбаков приютился гнилой, вонючий мирок изгоев. Тех, кого не признавали ни «портовые», ни «рыбацкие». Страшнее была только Гиблая Балка, царство нищих. Там Шенги не был и, хвала Безликим, не собирался туда.

Четвертое приморское царство — верфи — лежало еще севернее Портовой бухты и отношения к Шенги сейчас не имело. А вот через Бродяжьи Чертоги Охотнику предстояло идти напрямик, если он хотел успеть на встречу с человеком, купившим его жизнь.