Вторжение. Неизвестные страницы необъявленной войны - Владимир Снегирев

Ехать вместе с ним в одной машине по дорогам Северного Кавказа — значит подвергать себя нешуточному риску. Стоит кому-нибудь из водителей, следующих в попутном направлении, его узнать, как они тут же стараются любыми путями привлечь к себе внимание, выразить свой восторг, организовать почетный эскорт и так далее.

Едем из Орджоникидзе в Грозный. Вдруг на бешеной скорости нас впритирку обгоняет «Жигуленок», водитель которого широко улыбается Руслану и машет ему рукой, как старому другу.

— Кто это? — преодолев испуг, спрашиваю я.

— Земляк, — неуверенно отвечает Руслан. — Но этого вполне достаточно, чтобы он пригласил нас в гости.

И действительно, наше сдержанное ответное приветствие приводит водителя «Жигуленка» прямо-таки в экстаз. Он бросает руль и машет руками, как болельщик на стадионе. Обогнав нашу машину, он резко тормозит на обочине. Поневоле приходится останавливаться и нам. Далее Руслан неизбежно попадает в объятия, сопровождаемые водопадом невнятных, но восторженных восклицаний.

Просто земляк.

… Рассказал Руслану о незаметной стенографистке из нашей редакции Екатерине Константиновне Благодаревой, которая многие годы собирала фотографии односельчан, погибших во время Великой Отечественной войны, скупые сведения об их ратном труде. Стараниями нашей Кати выражение «никто не забыт» обрело в той деревне, где прошла ее юность, особый смысл: накануне 9 мая на деревенской площади люди сообща воздвигали обелиск, на котором были высечены имена всех не вернувшихся из боя. Открытие памятника было назначено на День Победы.

Я знал, что Руслан в тот день уже получил множество приглашений (выступить, поприветствовать, встретиться, участвовать, посетить…), и поэтому не надеялся уговорить его поехать со мной. Деревня-то от Москвы не близко. Он сам предложил: «Давай сделаем этой женщине сюрприз. Приедем туда и принародно скажем ей «спасибо». Как ты думаешь, ей будет приятно?» «Спрашиваешь!..»

Мы немного опоздали. Митинг уже был закончен. Районное начальство, отговорив речи, немедля уехало по другим делам, на другие мероприятия. Но жители этой типичной подмосковной деревни из полусотни черных бревенчатых изб не расходились, для них все только начиналось. Теснились вокруг памятника своим отцам, братьям, племянникам. Женщины плакали, мужики хмурили лбы и в кулак курили папиросы. А рядом был устроен самодельный стенд, и с фотографий глядели на односельчан из сорок первого года родные лица.

Екатерина Константиновна стояла неподалеку в белой кофточке, пунцовая от волнения.

Молодой майор в парадном мундире с геройской Звездой подошел и низко склонил перед ней непокрытую голову.

… Руслан попросил помочь ему пробиться на прием к высокому спортивному руководителю.

— Ты понимаешь, — объяснил он, — есть у меня земляк, борец вольного стиля. Сильный парень, а в сборную не берут. Я кому хочешь гарантирую, что он — готовый чемпион Европы.

— Руслан, — попробовал я его урезонить, — тренерам, наверное, виднее…

— Им свое виднее. А я тебе самого главного еще не сказал. Если тот парень, Ваха Евлоев, станет чемпионом, в его родном городе борьбой захотят заниматься все подростки. Им пример нужен, понимаешь? Город тяжелый, слава у него в наших краях нехорошая. Очень нужен ребятам кумир!

Убедил Руслан спортивное начальство: Ваха Евлоев поехал в Швецию и вернулся оттуда чемпионом Европы. Прямо из аэропорта Ваха примчался на Садовое кольцо, в общежитие военной академии.

Большой, зеленоглазый, взъерошенный, совершенно ошалевший от счастья, стоял он посреди комнаты, загромождая собой пространство. На груди — золотой кругляш чемпионской медали. Он даже дар речи потерял, просто смотрел на нас сияющими глазами, и все. И не требовалось никаких слов.

Потом Ваха рассказывал:

— Когда я вышел на финальную схватку с турком, то сразу вспомнил всех вас, кто в меня верил. Я сказал себе: «Если сегодня здесь не советский, а другой гимн прозвучит, ты не человек, Ваха».

Много позже я спросил Руслана: а вдруг Ваха бы проиграл?

— Нет, — убежденно ответил он. — Ваха скорее бы умер на ковре, чем позволил себя побороть. Ведь мы за него поручились. Его тогда никто не мог победить.

Из письма Р. Аушева: «Извини, что долго не писал. Работы по горло. Часто бываю в рейдах. В свободное время обучаю рукопашному бою разведчиков. Навыки, приобретенные в Москве, пригодились — так и передай там ребятам.

У меня здесь иногда спрашивают: зачем я снова вернулся в Афганистан? Находятся такие, кто намекает, будто мало мне славы. Понимаешь, когда мне вручили Звезду, жить по-старому я уже не смог. А тут еще стали называть моим именем пионерские дружины, трудовые бригады. Седые старики на родине вставали при моем появлении. Какая большая ответственность перед людьми! Представь себе теперь, что я поехал бы после академии в какое-нибудь тепленькое местечко. Что бы люди подумали? Где-то война, а этот лощеный майор отсиживается. Ну, сделал он когда-то что-то, а теперь?

А теперь я на передовой, то есть именно там, где обязан быть в данный момент».

Отряды Ахмад Шаха Масуда рано утром 16 октября скрытно вышли к перевалу Саланг и заняли позиции на высотах вдоль шоссе. Рядом с ними окапывались операторы западных телевизионных компаний: это для их съемок готовилось предстоящее уничтожение колонны афганских машин, которая транспортировала в Кабул топливо.

Под покровом ночи несколько сотен моджахедов просочились к Салангу, а после полудня 16 октября нанесли удар по длинной, растянувшейся километра на два, колонне наливников. Подбитый гранатометным залпом, сразу вспыхнул сопровождавший колонну бронетранспортер. Загорелись машины с установленными в их кузовах цистернами. Водители выпрыгивали из объятых пламенем кабин и попадали под смертельный град пуль, летевших с разных сторон. По камням текли ручьи бензина, смешанного с кровью.

Да, было что снимать кинооператорам.

… Руслан только что спустился с перевала в Чарикарскую долину. Его небольшой отряд стоял у моста через быструю реку, откуда начинается серпантин горной дороги к Салангу. Он увидел столбы черного дыма, которые поднимались над горами, услышал уханье гранатометов. В следующую минуту его командирский бэтээр, шесть других боевых машин и два танка рванулись к залитым ярким солнечным светом горам.

Километра через три они встретили несколько вырвавшихся из засады машин, вид их был жалок. За поворотом дороги увидели пылавший бэтээр.

Руслан сразу отметил про себя, что огонь здесь такой плотности, под какой он ни разу за все годы не попадал. Главную опасность представляли бившие сверху гранатометы. Приказал подавить их командиру одного танка, а второму велел следовать вместе с ним вверх.

Ему казалось непонятным, отчего так мало машин вышло из зоны обстрела. Все остальные уничтожены? Это было невероятным, его афганский опыт противился такой мрачной догадке. Всегда большая часть машин прорывается, какой бы страшной ни была засада. Что же произошло?

Все объяснилось за следующим изгибом дороги, которая лепилась между скалами и пропастью. Трассу намертво перегородили две горевшие машины — оставалось только догадываться, как они встали поперек шоссе обе сразу, борт в борт, будто нарочно создав огненную баррикаду, которую ни пробить, ни объехать. Значит, остальные наливники там, выше, за этим костром, понял Руслан. Сгрудились, наверное, в кучу, а с гор бьют сейчас по ним, беззащитным, и водители ничего сделать не могут — ни себя спасти, ни машины. Надо было прорываться туда, любой ценой прорываться.

Руслан уперся обеими руками о броню, легко вытолкнул свое тело из люка. Спрыгнул на землю.

Пули, рикошетом отскакивая от камней, со стоном ввинчивались в воздух.

Космы черного дыма ветром несло на него.

Танк почти вплотную подошел к неожиданной преграде. Руслан подбежал к танку, поднял с земли камень, дважды стукнул им по броне. Из командирского люка по пояс высунулся старший лейтенант Кислица, его перепачканное гарью лицо было возбуждено, шлем сбился на затылок.

— Сбрось их в пропасть. Сможешь? — показал Руслан на чадящие машины.

Вместо ответа тот рывком захлопнул люк, и почти сразу танк дернулся, пополз прямо на огненную стену. Но, повозившись с минуту у наливников, отступил опять на прежнее место. Старший лейтенант вылез из-под брони — теперь лицо казалось виноватым.

— Жарко очень. Не выдерживает механик-водитель, — прокричал он.

— Надо, брат. Надо! Попробуй «рогом» и пушкой. Давай еще раз!

Кислица понял, о чем идет речь. «Рогом» в просторечии называют выступающую вперед часть танкового минного трала. Сам трал накануне был разрушен взрывом мощного фугаса. А «рог» остался. Если им да еще орудийным стволом попытаться столкнуть с дороги наливники?