Черное сердце - Сильвия Аваллоне

Несколько дней они не разговаривали. Но слово Марты – закон! Она была львицей, черной пантерой, а Эмилия – антилопой, газелью.

В общем, в начале февраля Эмилия ушла из фастфуда и начала новую жизнь – в ужасно унылом и пыльном крошечном книжном магазине неподалеку: четыре часа в день, с 8:30 до 12:30. Синьора Эмма, владелица магазина, оказалась в инвалидном кресле, и только поэтому ей понадобилась помощь на этих пяти квадратных метрах, загроможденных до самого потолка. К сожалению, среди книжных червей, чей средний возраст составлял лет семьдесят, затесалась редкая птица – Марта. Она практически содержала эту обитель скуки, скупая детективы, русскую классику XIX века и эссе по политической философии. Уже несколько месяцев на окне у синьоры Эммы висел листок, на котором корявыми буквами было написано: «Требуется сотрудник». Уж точно не без причины это место до сих пор оставалось вакантным.

У Эмилии, как известно, отношения с книгами не складывались, но она стиснула зубы. Тюрьма в этом смысле была отличной школой: приходилось убирать туалеты, мыть полы, залитые рвотой и усыпанные окурками; участвовать в драках и драмах, проходить через судебные процессы. Вытаскивать из коробок книги и расставлять их на полках – не конец света.

Прежде всего Эмилии нужно было успокоить отца. Он звонил каждый день, и кажется, терял терпение. Грозно спрашивал ее про планы, потому что «фастфуд – это не планы». И: «Почему вдруг Милан?» И: «Почему Сассайя, куда ты так стремилась, вдруг перестала тебя интересовать?» И: «Так не делается, Эмилия». И: «В жизни нужна последовательность. Обязательства. Надежный план». Эмилия тоже кричала, как обычно устраивая истерику: «Почему всегда нужен план? Разве нельзя просто жить, день за днем, а там посмотрим? Конечно, ты уже знаешь, что будет дальше! Ни черта хорошего!»

Но отец был как танк. Со встроенными ракетами. «Я заберу тебя из Милана, Эмилия, потому что так нельзя! Ты ничего не доводишь до конца!» Однажды вечером вмешалась Марта, выхватила телефон из рук Эмилии и приложила к уху: «Все под контролем, синьор. Марта Варгас слушает. Я нашла ей достойную работу в книжном магазине. А книжные магазины, вы знаете, это фундамент общества, светоч культуры, форпост знаний. Если Эмилия даст маху, я сама куплю ей билет в Равенну, в один конец».

Риккардо успокоился. Он потребовал доказательств, и Марта с садистским наслаждением отправила ему фото хмурой Эмилии, стоящей у полок с книгами – как на снимках в начальной школе.

Правда, у этой работы было одно неоспоримое преимущество: у Эмилии оставалось свободным полдня. В обед она могла съесть кусочек пиццы – на лавочке в парке или на ходу, спускаясь в метро, – и окунуться в большой, захватывающий мир, отдаться во власть его стихии. Все стало возможным: украсть в универмаге помаду, съесть мороженое, смешаться с приличными людьми в художественной галерее и накуриться с Мохамедом.

Эмилия сделала себе аккаунт в соцсети с никнеймом «Чудо-Эми». Фотографии никогда не выкладывала, но нашла Афифу, Джаду и Ясмину. Ставила сердечки под фотографиями Ясмины с сыном, Джады на дискотеке или на пляжах Эльбы. Могла непринужденно поболтать в баре с молодыми людьми. Останавливалась расспросить о чем-то женщин средних лет, говорящих с иностранным акцентом, когда те отдыхали, поставив на землю тяжелые сумки с продуктами.

Мохамед начинал Эмилии нравиться. Они даже стали рассказывать друг другу о тюрьме: чем занимались там, какие знаменитости к ним приезжали, что из себя представляла столовая. Поначалу очень смущались, хоть речь шла о вещах безобидных. Но заметив, что прекрасно понимают друг друга, смеялись и шутили все раскрепощеннее. Эмилия чувствовала освобождение, рассказывая о тюрьме, не боясь, что ее раскроют и снова осудят. У Мохамеда была та же школа, то же отрочество – вернее, почти. Потому что его посадили за грабеж. В парке Семпионе, на скамейке, которая стала их скамейкой, Мохамед рассказал ей об ограблении во всех подробностях: балаклава, пистолеты, побег на мопеде. Эмилия не дышала, впиваясь в ладони ногтями рук, сжатых в кулаки. Нет, она не могла ответить откровенностью на откровенность, она должна была молчать. Ведь даже бывшие заключенные делят преступления на правильные и неправильные.

– Как ни крути, – сказала Эмилия Марте однажды вечером, подняв голову от мобильного телефона, – мы общаемся только с теми, кто прошел тюремную школу.

Марта тоже подняла голову, но от книжки «Война и мир».

– Потому что круги надо замыкать, – серьезно объяснила она, – а мы этого еще не сделали.

Эмилия не поняла.

– Мы должны туда съездить.

– Куда?

Марта уставилась на нее через стекла очков в тонкой оправе.

– Ты прекрасно знаешь куда.

Эмилия яростно замотала головой, вскочила с кресла, сама не своя, как будто хотела уйти, но не знала, в каком направлении двигаться.

– Ты с ума сошла!

Примерно в те же дни я получил хорошую Встряску.

Утром 25 февраля на перемене я почувствовал сильный запах гари. Шел дождь, поэтому мы не вышли на улицу. Дети бегали как сумасшедшие по длинному коридору мимо пустых классов в пустой школе, где голоса отдавались эхом, как в чреве горы.

Я пытался понять, откуда идет запах. Дворник Карло тоже вышел из своей каморки с обеспокоенным видом. Мы оба услышали тихое потрескивание бумаги, заглушаемое детскими криками. Распахнули дверь в учительскую: там горели журналы.

Сработала сигнализация. Карло схватил огнетушитель, а я стал собирать детей. На пожарных учениях дети всегда веселились, но на этот раз им было не до смеха: они похватали с вешалок куртки и выстроились в колонну. Впереди Дилетта, я – замыкающий. Через минуту мы вышли на улицу и встали под навесом, в безопасности. Я пересчитал детей. Не было Мартино.

Приказав им ни в коем случае не покидать укрытие, я вернулся в школу. Коридор был сильно задымлен, но огонь уже потушили. Карло вызвал карабинеров. На полу в учительской валялись обгоревшие журналы. Я крикнул что есть мочи:

– Мартино!

Зашел в наш класс, заглянул под парты, под учительский стол. Утром Мартино был в школе: я помнил, как он отозвался на перекличке. Расталкивая ногами рюкзаки, я тщетно искал его рюкзак.

– Мартино!

Я открывал классы, которые годами не использовались. Распахивал двери туалетов для мальчиков и девочек.

– Мартино!

В последние недели он приходил в школу через раз. Не слушал объяснений, ничего не писал в тетради, смотрел в окно, дрался с ребятами. Я вышел на улицу и самым строгим голосом спросил:

– Где Мартино?

Глаза потуплены, руки по