Обретение Родины - Бела Иллеш

— Если бы мы, товарищ подполковник, имели в свое распоряжении на выбор с десяток различных проектов, я тоже не стал бы, по всей вероятности, поддерживать именно этот. Но в настоящий момент другого выхода у нас нет…

— А потому надо сделать все, чтобы план удался! — заключил Филиппов, хотя мысленно все еще спорил сам с собой.

После напряженного, длившегося три ночи перехода «Фиалка» добралась до относительно безопасного места неподалеку от того самого замка Понятовских, откуда начал свой путь Тольнаи.

Филиппов разбил лагерь в дубраве, которая отделялась от шоссе грядой лесистых холмов, а от железнодорожного полотна — сосновой рощей. Преимущество для нового лагеря представляла восточная опушка леса, кочковатая и болотистая. Однако это хорошо укрытое пристанище имело один большой недостаток: поблизости негде было приземлиться самолету. А между тем отряд крайне нуждался в материалах, которые мог получить только воздушным путем.

«Фиалке» удавалось так или иначе раздобыть оружие, боеприпасы и продовольствие, но отнюдь не типографскую бумагу. А что за цена безопасности отряда, если он вынужден бездействовать!

Трудно приходилось и с медикаментами, но врач с некоторых пор перестал приставать с этим к Филиппову. Чтобы как-то успокоить больных и умиротворить собственную совесть, он перешел на лечение травами, уверяя, что ими можно исцелить все болезни. Он день и ночь что-то варил, фильтровал, сушил и с довольной улыбкой приносил своим пациентам состряпанные таким путем микстуры, порошки, мази. Не переставая улыбаться, с неумолимой настойчивостью заставлял он больных все это выпивать, глотать, втирать. Но едва оставался наедине с собой, как лицо его становилось мрачнее тучи.

Однако больные и раненые поправлялись с удивительной быстротой — даже новейшие чудодейственные препараты едва ли дали бы подобный эффект! И уж, конечно, зубной врач из Тулы искренне этому радовался, хотя совесть его была далеко не спокойна.

— Знать бы только, что именно я им давал! Ведь впоследствии дома я смог бы, пожалуй, сделать сообщение о травах, обладающих такой целительной силой!

Продукты в лагерь доставляли крестьяне соседних сел. Нельзя сказать, чтобы всего было в изобилии — селяне сами перебивались с хлеба на воду, — но все-таки продолжали снабжать продовольствием партизан.

Боеприпасы приходилось добывать у венгерских воинских частей, что входило в задачу партизан-венгров. Однако в новой местности, где сейчас очутилась «Фиалка», дело это оказалось дьявольски трудным. Когда Заканьошу удалось вступить в контакт кое с кем из рядовых дьёрского стрелкового батальона, выяснилось, что с боеприпасами и у них самих неважно. Начальство заставляло солдат отчитываться о каждом патроне, который был ими израсходован.

Связь с гонведами дьёрского батальона завязалась в саду, окружавшем немецкий полевой госпиталь. И гонведы и партизаны таскали оттуда недозрелые яблоки. Здание, в котором помещался госпиталь, было в мирное время женским монастырем.

Гонведы-дьёрцы быстро подружились с Заканьошем.

После того как с ними поговорил Тольнаи, передав им несколько десятков заранее отпечатанных листовок, они раздобыли для партизан два ящика патронов. Подходили патроны, разумеется, только к венгерскому трофейному оружию, автоматам же оставалось безмолвствовать.

Радистка Тамара самовольно держала постоянную связь с Большой землей и по нескольку раз на дню посылала туда донесения. Она проделывала это до тех пор, пока наконец ее не вывел на чистую воду Тулипан. Младший лейтенант Жаворонок посылала командованию заведомо успокоительные донесения.

Однорукий командир вызвал ее к себе.

Обычно при разговоре с подчиненными подполковник Филиппов не придавал особого значения всяческим формальностям. Но на сей раз он держался чрезвычайно торжественно, словно представительствовал на заседании военного трибунала.

Филиппов приказал поставить под большим буком наскоро сколоченный, покрытый плащ-палаткой стол и сел перед ним на ящике. Справа от него восседал на небольшой бочке Тулипан, слева Йожеф Тот, смастеривший себе сиденье из шинельных скаток и одеял.

Тамару привели на суд под конвоем.

От общепринятого порядка ведения судебной процедуры Филиппов отступил лишь в одном: не стал спрашивать ни фамилии, ни анкетных данных обвиняемой, а сразу приступил к делу.

— Младший лейтенант! Вы обвиняетесь в том, что систематически посылали ложные донесения командованию. Признаете себя виновной?

— Признаю.

Хрупкая Тамара, бледная, с огромными миндалевидными карими глазами, казалась скорее удивленной, чем напуганной. Она испытующе поглядывала то на строгого Филиппова, то в задумчивые, устремленные куда-то вдаль глаза старого усача Тулипана. Всегда такая живая, веселая, девушка сейчас стояла перед ними грустная и усталая. Попав сразу из одесского вуза в военную школу и почти непрерывно, вот уже несколько лет работая в тылу врага, она успела привыкнуть к опасностям, как к смене дня и ночи. Но подобной грозы на ее долю еще не выпадало! Чтобы ее же собственные товарищи!.. Одна-единственная мысль, что, вероятно, они над ней только подшучивают, несколько придавала ей сил.

— Какие же ложные донесения вы передавали? — спросил Тот.

Он знал Тамару очень мало, изредка видал ее в лагере и при случайных встречах обменивался с ней лишь обычными приветствиями, но никогда не вступал в разговор.

— Я каждый раз передавала только одно: «У нас все в порядке», — ответила Тамара.

Тулипан провел рукой по лбу, поднялся, снова сел и тоже задал вопрос:

— Зачем понадобилось вам вводить в заблуждении командование?

— Неужели вы действительно не понимаете? — с удивлением и укором сказала Тамара. — Когда врач обманывает больного, которому уже не может ничем помочь, его хвалят. А вот когда сам больной обманывает врача, потому что тот все равно не в силах его спасти, его, выходит, отдают под суд. Командование не в состоянии дать нам никакой помощи, ведь послать сюда самолет немыслимо. Зачем же должна я огорчать их, передавая, что, если они не сумеют нам помочь, мы погибнем тут все до единого? Ведь мне и без того известно, что помочь нам они не могут! Так чего же вы хотите? Чтобы я плакалась?

Филиппов поглядел на Тулипана, потом на Тота. Капитан Тот уставился на Тамару широко раскрытыми глазами, а Тулипан громко рассмеялся.

— Черт бы тебя побрал, Тамара! — заорал на обвиняемую Филиппов, с которого мгновенно слетела вся его торжественность. — Хоть не зубоскаль по крайней мере! Немедленно отправляйся к своей рации, но пока даже дотрагиваться до нее не смей. Майор Тулипан даст тебе сводку о нашем положении, ее и передашь. И раз навсегда запомни: сверх официальных донесений ни одного лишнего слова! А теперь — кру-гом! Видеть тебя больше не хочу.

Поздно вечером Тамара передала на Большую землю донесение, в котором командование «Фиалки» докладывало о положении в отряде. На рассвете пришел ответ. Он гласил:

«Воздерживайтесь от любых действий, связанных с большим риском. Скоро получите помощь».

Восемь суток провел отряд «Фиалка» в роще, расположенной к западу от замка Понятовских. Получив приказание отдыхать, солдат повинуется ему с радостью. Он может спать двадцать часов в сутки. Встает, не совсем очухавшись, сонно что-то поделывает и счастлив, когда приходит возможность снова завалиться на боковую. Так продолжается три-четыре дня. Еще несколько дней солдат подчиняется этому распорядку уже исключительно по чувству долга. Дальнейший отдых тяготит. Но особенно становится невыносимым затянувшийся отдых для тех боевых подразделений, которым совершенно очевидно, причем в самом ближайшем будущем, предстоят тяжелые бои.

Каждый боец «Фиалки» понимал, что долго жить так, как они сейчас живут, им не удастся. Да никто этого и не хотел. Они пришли в тыл врага, чтобы воевать, а не прохлаждаться. На шестой день отдыха, проводившегося в порядке приказа, Тулипан доложил подполковнику, что, если, как он выразился, «ничего не произойдет», бойцы и в самом деле подправят свое здоровье, но отряд в целом «заболеет»…

Вечером того же дня Филиппов отослал командованию новый подробный рапорт.

На рассвете «Фиалка» получила приказ по радио:

«Если нет особых препятствий, осторожно продвигайтесь на восток. Будьте в непрерывной боевой готовности».

— Вот это другой разговор! — заявил Филиппов.

— Приказ многообещающий, если он дан не только для того, чтобы приободрить нас, — ответил Тулипан.

— Он касается не одних нас, а и других отрядов, находящихся в подобном положении.

Тулипан потирал руки. Глаза его счастливо блеснули:

— Скоро примемся за дело!