Доноры за доллары - Михаил Серегин

Чехов выслушал все это внимательно, поблагодарил лейтенанта, ведущего дело.

– Как говорится, горячее, совсем горячо! – сказал мне он. – Дела нешуточные. Я пока не знаю точно, что произошло, но могу предполагать, что бандиты сцепились между собой. Может быть, заказчики почувствовали, что эти люди в клинике засвечены, а потому решили обрубить хвосты. Не думаю, чтобы такое преступление было по зубам патологоанатому: он не гангстер, чтобы иметь оружие. А вот эти двое мне кажутся именно нашими с тобой старыми знакомыми – напарничками-инкассаторами. Жаль, что их сразу не стали разыскивать. Думаю, что они немедля понеслись с доброй вестью к руководству. Вот там бы мы их всех и накрыли. А теперь – у них есть фора, и неплохая. А затеряться в Москве... Жаль, что эти олухи не удосужились как следует осмотреть место происшествия – народу набежало куча, и что-либо интересного найти не удалось. Еще остался один интересный моментик – нас с тобой пригласили поприсутствовать на допросе этого Воронцова. Что он за птица – пока не ясно. Но что-то он знает – это факт.

Но допрос Воронцова ничего не дал. Он явно был не в себе, и это приходилось учитывать. После недолгой и бессвязной беседы было принято решение отправить его на психологическую реабилитацию, а уж потом подвергать допросу.

Немного разочарованные, мы покинули отделение, взяв с руководства слово держать нас в курсе всех событий. Нам обещали периодически отчитываться о ходе следствия, что еще раз подтвердило мои подозрения в том, что Чехов – фигура более известная, чем он то хочет показать.

Приехав в клинику, я узнал, что здесь, оказывается, еще не все закончилось. Как рассказали мне мои терапевты, один из санитаров после возни с трупами зашел в туалет и обнаружил в одной из кабинок хирурга Головлева. Он был без сознания.

Санитар позвал на помощь, и несчастного хирурга перенесли в палату, где он находится и сейчас – все еще без сознания.

Я, не теряя ни минуты, пошел в травматологию и встретил по дороге Кольку Воробьева, с которым мы не виделись, кажется, уже лет сто. С его слов оказалось, что у Головлева во внутреннем кармане обнаружен загранпаспорт и билет на самолет до Мальдивов. При этом никаких денег у него при себе не было. Очень может статься, что на него напали те же, кто убил Лямзина. И цель вырисовывалась – чтобы ограбить. Из этого можно предположить, что и Лямзина ограбили.

Я, зная, что не только в деньгах здесь дело, попросил Воробьева присматривать за Головлевым, до тех пор пока он не проснется. И не спускать с него глаз, даже если для этого придется приставить к нему личную охрану.

Я хотел было уйти, но Воробьев добавил, что на этом все интересное не заканчивается. Полчаса назад звонили из управления пожарной охраны и тоже интересовались Головлевым. Сказали, что только что потушили пожар в его квартире.

– То-то парень будет рад, когда очнется! – покачал я головой и отправился к себе.

Вот так история! Чем дальше в лес – тем больше партизанов.

Все становится более чем загадочным. Я позвонил Чехову и рассказал о случившемся.

– Отлично! – отреагировал он, как всегда, оптимистично. – Теперь держите его – мы его потом расколем. Этот парень наверняка может нам очень многое рассказать, я уверен. Нам с тобой, Ладыгин, снова придется ждать, пока эти архаровцы не очухаются, чтобы поговорить с ними по душам. А Кота, представь себе, пришлось выпустить. За него кто-то впрягся, и мне было заявлено, что нет особенных причин мариновать его в камере – нет состава преступления, представляешь? Ну да ладно, он у меня все равно допрыгается... Только вот верхушка пирамиды по-прежнему где-то в облаках. Я тут ребят попросил объявить розыск тех двоих. Но не думаю, что они еще колесят по Москве на своем танке...

Поговорив с Чеховым, я снова поднялся в палату к Головлеву и с интересом понаблюдал за бессознательным грузным телом.

«Спи, родной, спи, – ехидно подумал я про себя. – Ты у меня теперь важнее всех».

Действительно, после смерти главного подозреваемого и исчезновения из поля зрения убийц не оставалось никого, кто мог бы мне помочь разобраться в этом клубке случайностей, совпадений и преступлений, кончик нити которого я держал в своих руках.

Впрочем, тут я ошибался.

ГЛАВА 31

Козлов никогда в жизни еще не крался по коридорам собственного заведения, точно вор. А теперь он едва сдерживался, чтобы не побежать, когда навстречу попадался кто-то из персонала. Ему подобострастно улыбались, а он потом обливался.

Он с болью в сердце проходил мимо всего, чем он так гордился и чем дорожил: зимние сады, роскошные банкетные залы, комнаты отдыха. И все – заполненные солидными клиентами, достойными людьми. В «Шишку» нельзя было попасть просто за деньги. Деньги и власть – вот пропуск.

И все теперь полетело в тартарары. Из-за чего? Из-за тупости каких-то идиотов, которые и жить-то недостойны. Он глубоко вздохнул и стал подниматься по винтовой лестнице в чердачное помещение, ключ от которого всегда носил с собой.

Открыв толстый, но легкий люк, Козлов выбрался на крышу, обрывая пуговицы на костюме. Задвинув щеколду, выпрямился и осмотрелся. Под крышей ворковали горлинки, с присутствием которых, как он ни боролся, ему пришлось смириться. Он подошел к правому скату крыши и пошел, считая балки, по направлению к слуховому окну. Отсчитав нужное количество, приподнялся на цыпочки и стал шарить под деревяшкой, вытаскивая куски утеплителя и труху. Наконец выражение его лица стало каким-то просветленным: он бережно вынул руку с зажатым между пальцами маленьким кожаным мешочком.

Сев тут же, на грязном полу, он осторожно развязал тесемки похожего на кисет мешочка и высыпал на ладонь маленькие камушки. Это была его единственная теперь радость в жизни – коллекция алмазов чистейшей воды, собранная им собственноручно. Он перекатывал камушки на ладони, наслаждаясь игрой света на гранях, потом вздохнул и аккуратно ссыпал их в мешочек, туго перевязал его и спрятал поближе к сердцу.

Тут он услышал шум мотора и визг тормозов. Кинулся к слуховому окну, напрягаясь от тревожного ожидания. Но вместо машины из Министерства юстиции (на меньшее он не рассчитывал) увидел во дворе банальную желтую машину инкассаторов. Водитель заглушил мотор и выпрыгнул из кабины.

Директор проворно открыл люк и спустился вниз, убедившись, что его никто не видел. Отряхнув костюм, он спустился по задней лестнице в нижний вестибюль и как раз успел перехватить Фоя, до того как тот вошел в лифт.

– Пойдем быстрее! – прошипел он ему.

Фой выкатил глаза: он давно не видел босса в таком возбуждении.

Козлов между тем тащил его к выходу, на ходу объясняя план действий. Сейчас они разделятся. Он, хозяин, пойдет в обход к пруду, у которого он оставил свой «Мерседес». А Фой с напарником подгонят инкассаторскую машину туда же минут через двадцать.

На этом они и расстались. Встретившись в назначенном месте, они растолкали все еще полусонного Вжика и пересадили его в машину Козлова.

После этого, прижав камнем педаль газа, направили инкассаторский фургон в незамерзающее теплое озеро, проводив его торжественное погружение полным молчанием.

Каждый из них сейчас абсолютно точно знал, что думает и что чувствует другой. И тема их переживаний была сейчас одна и та же: вот окончилось очередное крупное дело, закончился период оседлой жизни, как это бывало раньше уже не раз. Снова они переходят в положение гонимых, убегающих, снова будет борьба за жизнь и за место под этим злым солнцем. И то, чем окончится эта борьба, напрямую зависело от их понимания друг друга.

Все это пронеслось по задворкам их сознания в одну секунду и увенчалось последним громким всплеском тонущей машины. После этого они повернулись и молча пошли в машину босса, причем Фой сел за руль.

– Куда едем, Виверна? – не поворачиваясь, спросил он.

– На запад, – устраиваясь на заднем сиденье, отозвался Козлов.

Я не успел еще отойти от всего произошедшего, как телефон снова зазвонил. На этот раз из трубки раздавался холодный мужской голос, который казался мне знакомым, но откуда, я никак не мог понять.

– Могу я услышать Владимира Сергеевича Ладыгина? – ровным тоном говорил голос.

– Я вас слушаю. С кем имею честь? – осторожно поинтересовался я.

– Павел Петрович Юдин вас беспокоит, – так же бесцветно ответил голос.

Вот это да! Уж кого-кого я не ожидал услышать, так это строптивого терапевта, о котором я постепенно стал забывать. Увы, нет ничего короче человеческой памяти.

– Здравствуйте, Павел Петрович! – сказал я, искренне обрадовавшись. – Какими судьбами? Ностальгия по любимой клинике достала?

– Нет уж, – уже немного насмешливо провозгласил Юдин. – Не думаю, что я бы к вам хотел вернуться. У меня к вам просто важное и неотложное дело. Тут у меня пациент один – очень тяжелый случай, сплошной перелом, как выжил – непонятно, недавно в сознание пришел и хочет видеть почему-то вас. Откуда он вас знает, рассказывать отказался. Но требует нешуточно – говорит, дело жизни и смерти. Так прямо и говорит. Так что вы, Сергей Владимирович, уважьте, если сможете. И чем скорее, тем лучше – состояние критическое, не знаю, как все повернется...