Доноры за доллары - Михаил Серегин

Багз был обязан ему тем, что Чехов в свое время замял дело о торговле наркотиками. Пока заполненные печатными буквами листочки лежали в сейфе у следователя, Багз был у милиции на крючке. Но Чехов не напоминал ему об этом, предпочитая разговаривать просто и доверительно. И Багз ценил его отношение, вел себя с ним свободно.

– Что, полковник, вам по-прежнему никто не пишет? – ехидно прищурился Багз, беря направление на «Макдоналдс».

– Нет, я по-прежнему предпочитаю устное народное творчество, – взял его тон Чехов, открывая стеклянную дверь.

Затарившись бутербродами, они присели за столик в углу и, угощаясь, завели неторопливую беседу, пользуясь надежной шумовой завесой.

– Что надо-то? – спросил Багз.

– Информацию по ночному клубу «Виски и go-go». Все: «крыша», руководство, «тень», а главное – почему они могут не ладить с законом. Я слушаю.

Багз с шумом потянул колу через трубочку:

– «Виски и go-go» открылся давно, кем и когда точно – не в курсе. Там много пиплов руки погрело, каждый со своим бзиком. Прошлый, например, там исключительно геев собирал – на редкость отстойное было местечко!

– А теперь?

– Теперь там какая-то хорошая «крыша». Кто – я тоже не знаю. Темно и страшно там, как в жопе.

– Управляющий?

– Управляющий – уродец один. Кот зовут. Сутенер, прожженный – наглухо. Он теперь там блядятник устроил первоклассный. Телки, конечно, неплохие, но скучно все это. Данс-пол – говно, диджеи – лохи.

– Ладно, погарцевать у тебя и других мест достаточно.

– Да жалко просто – такое место хлебное, а дансинг – дрянь. Там всяким престарелым козлам – самое место. А зачем им «дурь»?

– Хочешь сказать...

– Ну да, – невозмутимо подтвердил Багз. – «Дурь» там первоклассная. И грибки, и кактусы бывают. Ну, а с «колесами» и «пудрой» – вообще нон проблемс.

– Это уже что-то конкретное. А где этого Кота можно найти?

– Ну, его просто выцепить. Так-то он вообще свою задницу в бункере прячет. Там – лабиринты с уродами, как в RрG, без дополнительных жизней не пролезешь. Но есть у него странная любовь к танцующим голым теткам. Он на них ежедневно выходит поглазеть. Типа инкогнито, без охраны. Хотя его уже любая собака знает. Сядет на балкончике и прется... Когда он обдолбанный, хлопнуть его – проще нету. Хотя кому этот чепушила нужен!

Чехов умирал от нетерпения отправиться за Ладыгиным и тщательно подготовиться к визиту, но Багз ел и рассказывал не торопясь. Обижать его Чехов не собирался, поэтому терпеливо досмотрел, как он поглощает бутерброды, и выслушал еще пару поучительных историй из жизни народца эры MTV.

ГЛАВА 28

Фой хлопотал возле носилок, всплескивая руками и причитая:

– Осторожнее! Не повредите голову! Это у него – самое слабое место!

– Не потей, дядя. Не зажмурится твой товарищ – доверься нам, – бормотал санитар, плюхая грузного Вжика на носилки.

– Кто ж его так? – поинтересовался другой, проверяя зрачковый рефлекс.

– Да я ж вам говорю – поскользнулся и хрупнулся головой о ступеньку! Я говорил ему, что нужно на подошвы пластырь наклеить...

– Ладно-ладно, – перебил его санитар. – Кто вызов будет оплачивать?

– Сколько?

Санитар назвал сумму.

Фой крякнул и полез за бумажником. Взамен денег он получил квитанцию и засунул ее в карман, надеясь получить от босса компенсацию в двойном размере.

Вжика между тем закатили в машину.

– Я с вами! – метнулся было за носилками Фой.

– А вы родственник? – строго спросил его санитар.

– Нет, сослуживец.

– Сослуживцам не положено.

– Ладно, дайте-ка, я ему записку напишу, если так.

Он нацарапал на сигаретной пачке записку и сунул ее Вжику в карман.

– Проследите, чтобы ему ее передали, – велел он санитару. «Скорая» отъехала.

– Надеюсь, тебя быстро откачают, братан, – пробормотал Фой и пошел к машине.

С утра пораньше меня вызвал Штейнберг.

– Ну что, Ладыгин, – сказал он насмешливо. – Давненько мы с вами не виделись.

– Да уж, – подтвердил я, думая, что это, впрочем, к лучшему.

– Что ж, теперь мы с вами будем видеться еще реже. Я предлагаю вам написать заявление по собственному желанию.

– У меня нет никакого желания, – невозмутимо ответил я.

– Тогда мне придется уволить вас по тридцать третьей статье, – сказал Штейнберг и придвинул к себе какую-то бумагу.

– Я бы на вашем месте, Борис Иосифович, этого не стал делать, – холодно заметил я.

– Это почему же? – насмешливо поднял брови Штейнберг.

– Потому что мне вас не хочется сдавать милиции – вы, в сущности, неплохой человек и классный специалист.

Видимо, Штейнберг сталкивался с такой наглостью и непослушанием впервые. Кроме этого, видимо, его совесть была не чиста, и он напряженно думал, о чем мне, в конце концов, известно. Известно мне было мало, поэтому я решил блефовать.

– Не говоря уже о том, что вас могут извалять в грязи, предъявив вам обвинение в сексуальных домогательствах и злоупотреблении служебным положением, вам грозит серьезный срок за укрывательство преступников и соучастие в многочисленных убийствах.

Штейнберг страшно побледнел – видимо, я попал в точку.

– Что вам известно? – выпалил он.

– Практически все. Мне осталось дождаться подходящего момента и взять всю вашу банду с поличным! – Я наслаждался: так отомстить злобному начальнику наверняка мечтает каждый!

Штейнберг подошел к двери и закрыл ее ключом на два оборота. После чего подошел ко мне и сел в кресло рядом.

– Ну, что, Борис Иосифович, сами мне все расскажете или нам нужно дождаться людей в форме? – сказал я, решив форсировать события, пока он не опомнился.

– Да, Ладыгин, я в вас ошибался. То, что вам эта дура наболтала, не имеет особого значения – заткнуть ее у меня возможность есть. Но вот то, что вы говорите...

Штейнберг вдруг рассмеялся.

– А знаете, Ладыгин, дело в том, что я вас подозревал, как главаря этой банды.

Теперь очередь удивляться была за мной. Он что, решил меня переблефовать? Напрасно!

– Что вы имеете в виду? – с сарказмом спросил я.

– Как – что? В клинике происходят непонятные события, темные, и при этом ваша весьма заметная фигура засвечивается рядом – постоянно. А потом исчезают некоторые документы и всплывают у вас в кабинете. Что вы мне прикажете думать?

– Все это у вас, конечно, очень стройно получается. Но почему, если вы меня подозревали, сразу не приняли никаких мер? Почему вы позволяли, чтобы у вас под носом происходили преступления? Я, например, думаю, что произойти это могло только по одной причине – вы в этом были замешаны. Я, например, располагаю сведениями, что именно вы организовывали связь с заказчиками.

Я снова тыкал пальцем в небо, но игра стоила свеч!

– Вы шутите! – еще сильнее побледнел Штейнберг. – Может быть, это немного неточные сведения. Сказать вам откровенно, такое предложение ко мне поступало. Пришел однажды импозантный господин с вощеной бумагой в руках. Пытался подсунуть мне контрактик на энную сумму – на оказание определенных медицинских услуг. Я его, конечно, сразу же попытался выставить. А он долго надо мной измывался и пообещал, что, в случае чего, я лишусь клиники. Они ее передадут в МВД или Министерство обороны – я точно не помню, честно говоря. Я, конечно, понимал, что просто так они не отстанут и пойдут другим путем. Через низы. И не мог им помешать – просто боялся. Хотя пытался выследить, через кого они держат связь и действуют в нашей клинике. Честно говоря, все организовано было – комар носа не подточит. Единственная моя удача в этом деле – увольнение Карташова. У меня давно имелись серьезные опасения на его счет... Потом... Потом все опять вышло из-под моего контроля. А потом мне подвернулись вы. Оказывается, все не так-то просто. Как же я мог забыть, Ладыгин, что вы скорее гоняетесь за преступниками, чем водите их за собой.

– Очень интересная история, только что-то она не вызывает у меня доверия, – соврал я, не желая терять преимущество нападения. – Само собой, на данный момент я вас отдать в надежные руки властей не могу. Но если вы будете продолжать настаивать на моем увольнении, мне просто придется это сделать. И, знаете, хоть вы и не высокого мнения об Инне, вам придется несладко, если она подаст на вас в суд, а она подаст.

Я встал, желая срочно уйти.

– Ладыгин! Одна-единственная просьба: не говорите никому обо всем, пока, во всяком случае, – непривычно мягко попросил меня Штейнберг.

Я обещал.

«Бедняга! Он все еще пытается спасти свое доброе имя! И я его очень хорошо понимаю», – думал я, доставая из-за пазухи и выключая диктофон.

Головлев быстро среагировал и отскочил, а злой и оттого невнимательный Воронцов с грохотом влетел в квартиру, чиркнув клинком по косяку.

– Ого! – весело воскликнул Головлев. – Отелло тут как тут!