Александр II - А. Сахаров (редактор)

В то время когда отряд Гурко начал сражение за Адрианополь и вместе с орловцами и брянцами на штурм укреплений бросались ополченцы генерала Столетова, Радецкий, расчленив армию Сулейман-паши, ввёл в прорыв авангардную группу стремительного Скобелева.

Неудачное сражение под Филиппополем развеяло последние надежды Сулейман-паши на организацию обороны против наступавшей Дунайской армии. «Белый паша» Скобелев, броском опередив войска Сулеймана, заставил его изменить прежний план и повернуть к Деде-Агача, открыв отряду Радецкого дорогу на Сан-Стефано…

В голову колонны Скобелев выдвинул преображенцев. Проходили батальон за батальоном. Генерал натянул поводья, привстал в стременах:

– Поспешай, братцы, в России передохнём! Впереди Адрианополь! Откроем ворота Стамбула!..

Трубы играли построение затемно, и оживал бивак, кавалеристы седлали коней, пехота начинала марш, гремела передками артиллерия.

Авангард не делал привалов на обед, двигался до ночи; пожуют солдаты сухарей, водой запьют и шагают дальше. И только когда сгустятся сумерки, остановит Скобелев колонну и загорятся костры бивака. У костров обсушатся, горячего чаю попьют.

С начала кампании Силантий Егоров счёт вёрстам потерял, казённые сапоги, того и гляди, развалятся. На коротких привалах поднесёт Силантий сапоги к костру, постучит заскорузлым ногтем по подошве, удивлённо покачает головой: на чём только и держится.

– Это же надо в разум взять, солдат российский Силантий Егоров на своих двоих сколь земель исходил, чего только не повидал. Бог даст, может, и главный город турский увидеть доведётся…

Оставив значительную часть болгарского войска конвоировать пленённую армию Вессель-паши, Столетов с остальными дружинниками вступил в Адрианополь.

Сохраняя дистанцию, проходили роты через город. Шелестели на ветру расчехлённые знамёна, держали равнение ополченцы. Адрианопольские болгары восторженно встречали освободителей. Впереди ополчения ехал Столетов со штабом. Сердце генерала наполняла гордость, не меньшая, чем та, которую испытывали и дружинники, и народ, запрудивший обочину дороги: город освободила российская армия, а с нею болгарские войники. Вот они, шагают в национальной форме, – будущее армии свободной Болгарии. Съехав в сторону, Столетов натянул повод. Мимо него проходят дружины, ездовые сдерживают конные упряжки, гремят колёса орудий, зарядных ящиков.

Завидев генерала, ополченцы ещё старательно подтягивается. Николай Григорьевич знает многих людей в лицо и по имени они, его войники, дороги ему, как собственные дети, ибо он генерал, стоял у колыбели формирования ополчения. Многие из них были под Самарским знаменем на плоештинском лугу, немало полегло под Загорной и на Шипке, у Шейново и в других боях, и, похороненные в братских могилах, лежат они рядом с русскими солдатами, а вместо погибших каждый день приходят новые ополченцы…

Пропускал Столетов дружины, всматривался в войников и вспоминал разговор с царём. Побывав на Шипке уже после капитуляции Хаджи-Осман-паши, Александр II сказал Столетову:

– Я с почтением относился к защитникам перевала, генерал, но увиденное превзошло моё представление о мужестве и воинском союзе русских и болгарских воинов. Передайте это ополченцам, генерал.

На что Столетов ответил:

– Ваше величество, созданное с вашего высочайшего соизволения и с помощью российской болгарское ополчение глубоко благодарно за честь с оружием сражаться за свою свободу и независимость.

– Да-да, поблагодарите дружинников…

Поручик Узунов догнал ополчение уже за Адрианополем. Здесь его настигло письмо брата. Как и прежде, Василько пространно рассказывал о боевых делах в Закавказье, о ночном штурме первоклассной крепости Карс и как турки отступают, а Кавказская армия приближается к Эрзуруму…

Мысленно Стоян увидел Василька, да так зримо, отчётливо, с его мягкой, доброй улыбкой, открытыми светлыми глазами и ямочками на щеках…

На первом же привале Стоян сел за письмо брату.

С театра военных действий пришла радостная весть: взят Адрианополь, российская армия начала марш к сердцу Оттоманской Порты.

По этому поводу в Санкт-Петербурге, в Зимнем дворце, давали бал. Гремела музыка, и все разговоры сводились к близкому окончанию войны. Царь не скрывал радости:

– Нас отделяют от Константинополя всего сто пятьдесят вёрст. Представьте, это как от Москвы до Рязани, – говорил он гостям.

А Горчакову наказывал:

– В Сан-Стефано мы должны показать свой характер. Надо поставить Европу перед свершившимся фактом.

Лондонские газеты надрывались, раздувая страсти. Истерия достигла своего апогея. Россию винили в агрессии и чуть ли не в попытке посягнуть на святая святых – британское морское владычество.

От лондонской прессы не отставала венская. Газетчики старой Вены старались перещеголять друг друга, изощрялись в желании убедить обывателя, что Россия теснит австро-венгерскую монархию, а создавая на Балканах крупное славянское государство, закладывает мину под покрывшийся плесенью Шенбрунн.

Парижская печать, предав забвению заступничество русских от пруссаков, теряла свою сдержанность. В Версале уже забыли топот сапог прусских гренадеров в приграничных районах.

Берлинские бюргеры, постукивая пивными кружками, во всём полагались на своего железного рейхсканцлера. А Бисмарк, поедая за обедом уже вторую дюжину свиных сосисок, жаловался своему слуге:

– Проклятые русские, они застряли у меня, как кость в горле, не окажись в России ясновидящего Горчакова и готовых к подвигам солдат, мы бы уже решили французскую проблему…

Кабинет лорда Биконсфилда лихорадило. Несмотря на неоднократные предупреждения, наконец, на угрожающие манёвры английского военного флота, российская армия не остановила наступления и продвигалась к столице Оттоманской Порты.

Лайард информировал Биконсфилда о паническом страхе членов правительства Оттоманской Порты и о согласии султана немедленно начать переговоры. Абдул-Хамид готов принять все требования России.

Настроенный, как и королева Виктория, решительно, Биконсфилд готов вести флот в проливы, но министр иностранных дел лорд Дерби и статс-секретарь по делам колоний Карнарвак грозят отставкой…

Адмирал Хорнби жалуется, его эскадра сделалась предметом насмешек. Звоном якорных цепей и давлением в котлах Россию не устрашить.

Согласовав свои действия, Биконсфилд и Андраши пригласили российских послов, в Лондоне – Шувалова, в Вене – Новикова, и потребовали предъявить условия русско-турецкого мира на обсуждение международной конвенции.

Послы обещали известить своё правительство, хотя, как они сказали, пункты договора касаются лишь интересов воюющих государств.

В последний день января стало известно: турки подписали перемирие на условиях, продиктованных Россией, и Абдул-Хамид не возражает принять мирный договор, который изменит существующее положение не только на Балканах, но и в проливах.

Палата лордов в замешательстве: российская гвардия продолжала марш к Стамбулу, не встречая серьёзного сопротивления османов. Создавалась реальная угроза: Россия может отобрать у султана ключи от проливов…

Лайарду было велено запросить ставку главнокомандующего Дунайской армии, когда российская армия остановит свой марш на Стамбул. На что великий князь Николай Николаевич поспешил успокоить: гвардия в столицу Порты не вступит, а её продвижение объясняется условиями перемирия, в которых определены районы оккупации до Чаталджи и Булаира, в настоящий момент ещё свободных от присутствия российских войск.

Ответ великого князя незамедлительно лёг на стол английского премьера. Лайарду было приказано заручиться согласием султана на проход британских военных кораблей через проливы, а адмиралу Хорнби ввести эскадру в Дарданеллы и, бросив якорь в Чанаке, ожидать дальнейших распоряжений.

Не успели улечься волны Эгейского моря, поднятые английскими эсминцами, как адмиралу Хорнби поступило новое указание – возвращаться в Бизекскую бухту: Абдул-Хамид отказался пропустить корабли через Босфор, заявив Лайарду:

– Ах, если бы британское правительство выразило это желание хотя бы месяц назад, когда русские ещё не перешли Балканы. Теперь же своим согласием я открою ворота своей столицы русским. Вам известно, что заявил царь Александр? Если Порта пропустит флот Англии в Чёрное море, он введёт армию в Стамбул…

Посылая проклятия палате лордов и своему морскому ведомству, адмирал Хорнби бросил мрачную реплику:

– Мои эсминцы не обрастут ракушками…

А какой-то злой шутник на здании английского посольства в Стамбуле наклеил объявление: «Между Безикой и Стамбулом утерян флот. Нашедшему будет выдано вознаграждение».