Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях - Генри Саттон

Но в этот момент он ее отпустил. Он просто убрал руки, слез с нее, встал с кровати и начал одеваться.

А в соседней комнате Мерри, сидевшая над своей уже собранной дорожной сумкой, слышала ее крики, слышала, как они оборвались, и со слезами сочувствия к женщине, что корчилась за стеной от причиненной ей отцом боли, выбежала из квартиры. И когда добралась до вокзала «Грэнд сентрал», все еще плакала. И не могла сдержать слез, не могла успокоиться до тех пор, пока поезд не миновал дальних пригородов.

Можно только горько усмехнуться тому, что сегодня Папина суббота. Отец не приехал. Он далеко — в Испании, где идут съемки нового фильма. Но Мерри не огорчилась, ибо все ее мысли теперь были заняты пьесой, и она целиком отдалась изнурительной работе — заучивание роли, репетиции, — которая стала для нее отчаянной попыткой отрешиться от дум о нем, начисто забыть о его существовании. Но это был, конечно, довольно странный способ забвения. Даже она не могла себе в этом не признаться. Во-первых, театр — весьма необычное убежище, особенно если учесть, что она старалась скрыть свое родство с Мередитом Хаусменом, известным актером. Но, с другой стороны, в этом не было ничего странного. Какая разница, что думают другие! Пусть сидящие в зрительном зале отмечают про себя похожие жесты, похожие выражения лица, похожие повороты тела, пусть даже восклицают: о, да, она, несомненно, дочь своего отца! Но на сцене она стремилась быть совсем другой — не его дочкой и даже не самой собой, а Розалиндой, отправившейся на поиски отца в Арденский лес. В спектакле «Как вам это понравится» ее отцом был старый герцог, которого играла Хелен Фарнэм, высокая, с низким голосом, девушка.

Джеггерс, конечно, приехал. Он ведь был коммерческим агентом отца, но она любила его вовсе не поэтому. А может быть, как раз поэтому. Иногда, перед сном, когда она о них обоих думала, ей чудилось, что у нее два отца или — один в двух лицах, который представал в облике доктора Джекилла и мистера Хайда[24]. Джеггерс был Джекиллом. Мередит Хаусмен — Хайдом, Она была даже рада, что отец не смог приехать.

Мерри записалась в драмкружок главным образом потому, что там занималась Хелен.

— Я хочу заниматься в каком-нибудь факультативе, — заявила однажды Хелен и записалась в драмкружок, потому что занятия там казались ей несложными.

Мерри делала успехи. Миссис Бернард, руководительница драмкружка, сказала на генеральной репетиции, что она играет просто чудесно, и спросила, не думает ли она пойти на сцену. Она сказала это, возможно, чтобы сделать Мерри комплимент, чтобы вселить в нее уверенность перед первым прогоном, который должен был состояться на следующий день: впервые в жизни ей предстояло встретиться со зрительным залом. Но ее слова прозвучали вполне искренне. Вопрос тем не менее требовал ответа.

— Да, я об этом думала.

— И что же?

— Думаю, что не пойду.

— Может, стоит над этим еще подумать.

— Я знаю жизнь отца. И не хочу себе такую же.

— Ты уверена, что не ошибаешься? У тебя настоящий талант. И к тому же, у тебя неплохие связи, имя.

— Вот то-то и оно. Я не хочу пользоваться своим именем. Хотя было бы глупо не воспользоваться им. Но я не хочу.

— Ну, тогда, — сказала миссис Бернард, — чего же ты хочешь?

— Не знаю.

— Как бы там ни было, — сказала наставница, — желаю тебе удачи.

— Спасибо.

— И сломай себе завтра ногу.

— Что-о?

— Сломай ногу. Ты разве не знаешь этой поговорки?

— Нет.

— И папа тебе не говорил?

— Нет.

— Странно.

— А что это значит?

— Это пожелание удачи.

— Спасибо.

На следующий день, когда съехались все папы, Джеггерс играл роль отца Мерри. Потом она оставила его и побежала гримироваться и одеваться для роли девушки, ищущей своего отца. Она нервничала, но не слишком, и, удивительное дело, перед самым выходом совсем успокоилась и отыграла роль безупречно или почти безупречно, во всяком случае гораздо лучше, чем на генеральной репетиции. Спектакль прошел блестяще. Зрители смеялись, аплодировали, и это действовало как шампанское — и даже лучше, если возможно опьянеть не от горьковатой жидкости, а просто от пузырьков. А в эпилоге она вышла на сцену, произнесла финальный монолог, и овации долго еще звучали в ее воображении.

Эти овации звучали в ее воображении и поздно вечером на банкете в честь премьеры, когда Джеггерс вдруг спросил, не поедет ли она в Испанию, чтобы провести лето с отцом.

— А он хочет, чтобы я приехала?

— Конечно, хочет.

— Тогда почему же он сам и не пригласил меня?

— Думаю, он боялся получить от тебя отказ.

— И он поручил это вам?

— Вроде бы так.

— Ну, тогда я не хочу.

— Что же ты будешь делать?

— Наверное, поеду куда-нибудь в лагерь и буду там вести драмкружок. Что-нибудь в этом роде. У меня теперь есть какой-то опыт. Прошлым летом я работала в школе этики, теперь вот этот спектакль.

— Но ты еще слишком маленькая.

— Как это?

— Они обычно нанимают студентов-второкурсников.

— Да-а?

— Но если хочешь, я могу устроить тебя в молодежный театр. В Кейп-Коде есть молодежный театр. Они ставят детские пьесы. Тебя могут взять ассистенткой. Там работает мой приятель. Я уверен, мне это удастся.

— Правда?

— Если ты только хочешь.

— О да, конечно, очень хочу. Это как раз то, что я хочу.

Только потом Мерри поняла, что сделала именно то, чего, как она заявила миссис Бернард, делать была не намерена. Она воспользовалась именем и связями отца, чтобы добиться своего: попасть в театр.

После премьерного банкета она поднялась к себе наверх и нашла на полу подсунутую под дверь телеграмму. Она развернула сложенный листок. Телеграмма была от отца.

МИЛАЯ МЕРРИ, СЛОМАЙ НОГУ. С ЛЮБОВЬЮ ПАПА

Ее глаза наполнились слезами. Как жаль, что он не приехал!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Этот старый обшитый досками дом выглядел так, будто архитектор вначале собирался выстроить амбар и уже при сооружении стен передумал и построил в итоге церковь. На самом деле когда-то здесь располагалась Ассоциация фермеров штата, но она испустила дух, и дом остался пустовать. Потом его пустили с молотка — так и родился Кейп-Кодский молодежный театр.

Глядя на этот дом, трудно было определить его назначение, а два нарисованных на фасаде клоуна с вывеской «Кейп-Кодский молодежный театр» в руках придавали зданию и вовсе дурацкий вид: это было похоже на то, как если бы старая матрона, выпив в рождественский вечер лишку портвейна, вдруг решила бы показать юнцам, как надо отплясывать танго. Все деньги, которые театр получил за эти годы — доходы от продажи билетов, членские взносы, пожертвования, — были потрачены на весьма существенные и необходимые вещи, как-то: театральный реквизит, освещение, вывески, акустическую систему, — так что нельзя сказать, что театр переживал упадок. Все-таки старая матрона умела танцевать танго очень недурно.