Мария Федоровна - Александр Боханов

Когда Императрица Мария Александровна вернулась в начале 1880 года в Россию, то мало у кого оставалась надежда, что она долго проживет. Она слабела с каждым днем, и врачи определенно уже говорили, что смерть наступит очень скоро.

Царица уже не вставала с постели, ее мало что интересовало. Сил хватало лишь на молитву и на краткие встречи с детьми. Порой приходил супруг, и в эти мгновения наступало просветление.

В ней вдруг пробуждались какие-то силы, и она становилась бодрее, даже улыбка появлялась на бескровных губах. Мария радовалась видеть мужа. Ни в чем не упрекала, ни на что не жаловалась, а лишь интересовалась его делами. Император же ощущал себя неловко. Лишь ненадолго присаживаясь на краешек стула у кровати, говорил какие-то ничего не значившие слова, гладил ее руку и, уходя, целовал в мертвенно-бледную щеку. Не раз приближенные видели, что выходя из опочивальни жены, на глазах Императора блестели слезы.

Все ждали неотвратимого будущего. В наиболее сложном положении находился Цесаревич. Занимая второе место в династической иерархии, Наследник волей-неволей оказывался в центре неприятных и нежеланных событий. Он видел, что вокруг происходит, но сохранял удивительное самообладание, внешнее спокойствие.

Сдержанный и послушный Александр Александрович долго не позволял себе обсуждать деликатную ситуацию даже со своей Минни. Оба они знали, что в то время как Императрица умирает, Александр II проводит почти все вечера и ночи в обществе любовницы, начинавшей вести себя всё более заносчиво и самоуверенно. Говорили, что некоторые особенно расторопные царедворцы нащупывали возможность установить с княжной отношения, видя в ней будущую хозяйку не только Зимнего Дворца, но, кто знает, может быть и России. Утверждали даже, что она, пользуясь близостью к Императору, оказывала протекцию некоторым дельцам, проталкивавшим сомнительные финансовые проекты. Все это было неприятно и порой вызывало возмущение в душе, но Цесаревич молчал.

Мария Федоровна тоже молчала. На людях не позволяла себе никаких намеков и замечаний, хотя ей это давалось значительно труднее, чем мужу. Она очень чтила свекровь, считая ее искренним и добросердечным человеком. Всю жизнь, обладая юношеской свежестью чувств и искренностью восприятий, Мария Федоровна с большим трудом переносила ложь и притворство в личных отношениях. Живя в России, знала, что воля Монарха — есть воля Империи, а решения и поступки Самодержца никогда не подлежали публичному не только осуждению, но даже обсуждению. Это являлось азбучной истиной, и Датская Принцесса приняла ее без колебаний.

Ей было непонятно и неприятно поведение некоторых родственников, позволявших в своем кругу нелицеприятные обмолвки и высказывания, так или иначе задевавшие честь особы государя. Особенно досаждала Великая княгиня Ольга Федоровна, считавшая возможным вести предосудительные разговоры и гневно клеймившая «проходимцев», якобы окруживших Царя. Чтобы избавить себя от ненужных переживаний и не участвовать в подобных недопустимостях, Мария Федоровна старалась как можно реже видеться с «тетей Ольгой» и уж во всяком случае не оставаться с ней наедине.

Бывшая Датская Принцесса всегда оставалась сострадательным человеком, женщиной большой души и любвеобильного сердца. Почти каждый день она посещала свекровь и не могла без слез смотреть на нее. Она сама уже много пережила; смерть уже оставила неизгладимый след в ее памяти, но привыкнуть к этому было невозможно, как невозможно было равнодушно наблюдать за всем происходившим вокруг. Она не раз тихо плакала, но не могла излить своих чувств даже мужу, которому самому было невероятно тяжело.

Позднее она будет удивляться, как ей удалось «пережить весь этот кошмар». Невообразимы были муки женщины, знающей, что ее муж находит утешение в объятиях другой! Боже мой, эту пытку и представить себе немыслимо! Свекровь же несла этот крест до последнего мига своего земного бытия!

Однажды Цесаревна не сдержалась и откровенно сказала Царю, пригласившему ее на вечер к себе, что «не хочет присутствовать там, где так много нежелательных лиц». Любивший невестку Император был обескуражен подобным пренебрежением, меланхолически заметив, что «стоит ему проявить к кому-то расположение, как семья начинает ненавидеть этого человека». Минни промолчала, но на вечере не была.

Рано утром 22 мая 1880 года Императрица Мария Александровна умерла. Ангел смерти так тихо пролетел, что даже сиделки не могли с точностью указать минуту ее кончины. За несколько времени до кончины Императрица выразила свою мечту умереть в тишине и одиночестве, без душераздирающих сцен прощания с родными и близкими. «Не люблю я этих пикников возле смертного одра», — заключила она. Казалось, что Господь услыхал и исполнил ее последнюю волю.

Весть о кончине Царицы быстро облетела столицу, и в Зимний Дворец спешили родственники и близкие. У двери опочивальни скопилась большая толпа. Первым должен был войти Государь, но он был в Царском Селе со своей «Катрин», все ждали его. В 10 часов утра Александр II прибыл и молча прошел к покойной. Двери затворились. Стояла напряженная тишина, и время как будто остановилась. Самодержец вышел с красными от слез глазами.

Затем наступил черед детей, членов Династии, приближенных. Почти все плакали. Столько искренних слез любви и сожаления Зимний Дворец, наверное, никогда не видел. Большинство прощалось не с Царицей, а с добрым, сердечным человеком, прожившим праведную жизнь и ушедшим в мир иной тихо и незаметно. Когда провели вскрытие, то выяснилось, что одного легкого у Марии Александровны уже не существовало, а от второго осталось меньше половины, и было чудом, что в таком состоянии она так долго жила.

Был объявлен национальный траур, начались печальные церемонии, продолжавшиеся больше недели. Два раза в день у белого гроба, покрытого национальными флагами России, служились панихиды: сначала в церкви Зимнего Дворца, а затем в соборе Петропавловской крепости. На них непременно присутствовал Царь, и нельзя было не заметить, что поведение Монаха в этот период было безукоризненным. Свой последний долг усопшей жене и матери его детей отдавал как истинный христианин, как верный муж, глубоко опечаленный тяжелым несчастьем. Затем в присутствии Императорской Фамилии и самых близких придворных состоялось погребение.

После похорон Царская Фамилия переехала в Царское, но в середине июля семья Цесаревича, неожиданно для многих, отбыла на известный водолечебный и климатический курорт на западной окраине Российской империи Гапсаль (современный город в Эстонии Хаапсалу). Этот отъезд был неприятен Александру II, который имел резкий разговор с Наследником, но тот объяснил, что Минни неважно себя чувствует, ей нужен отдых и морские купания. Скрепя сердце, Царь уступил.