Девушка полночи - Катажина Бонда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не похож, правда? – Она улыбнулась.
Саша посмотрела на не слишком красивого брюнета с немодной сегодня стрижкой под пажа.
– Действительно, – пробормотала. – Темные волосы.
Директриса пожала плечами:
– Он жил у нас почти с рождения. Были попытки передать его в семью, но, насколько мне известно, трижды они оказывались неудачными. Правда ли то, что он был наркоманом? – вдруг выпалила она, желая удовлетворить и свое любопытство тоже.
Саша взглянула на на нее разочарованно. Кажется, она зря сюда пришла. Эта женщина знала намного меньше, чем она сама.
– Мне на эту тему ничего не известно, – заявила она. – В момент смерти обнаружено только минимальное количество одурманивающих веществ. Остальное покажет следствие.
Любопытство директрисы осталось неудовлетворенным.
– Я не скрываю, что у нас тут серьезная проблема с наркотиками. Дилеры сейчас вербуют даже очень маленьких детей. – Она тяжело вздохнула.
– Работает ли у вас монах-доминиканец, ксендз Анджей? – спросила Саша без особого интереса, скорее просто для порядка, не рассчитывая, что сегодняшний визит в детский дом хоть немного прояснит дело.
– Конечно! – Директриса засияла. – Это святой человек. Мы сейчас его позовем. Правда, он вряд ли был знаком с Иглой. Он пришел к нам в двухтысячном. Ядзя! Позови Анджеека! – крикнула она громко, не утруждая себя тем, чтобы выйти из кабинета, после чего обратилась к Саше: – У меня есть прекрасный африканский кофе. Анджей привез с миссии. Вы выпьете с нами кофе, правда?
Саша кивнула. Директриса была заинтригована, она явно рассчитывала на участие в разговоре с доминиканцем.
– Я видела объявление в лифте. Почему вы согласились на то, чтобы детей привлекали для участия в телепроектах? – спросила Саша.
– Это требование нашего спонсора, – пояснила пани директор. – Я не вижу в этом ничего плохого. Для детей неплохая возможность заработать, почему бы и нет.
– Значит, телевидение платит им?
– Детский дом хранит для них эти деньги в специальном фонде, – ответила директриса, колдуя над кофе. Она смолола его в ручной мельнице и пересыпала в специальную емкость. – Потом, по достижении ими совершеннолетия, мы передадим эти средства на счета в SEIFе. У каждой из наших звезд будет собственный вклад, с самым высоким процентом. Пригодится перед началом взрослой жизни.
– Это что-то вроде тюремного фонда для заключенных?
– Можно и так сказать, только это намного более значительные суммы. – Женщина улыбнулась. – Ведь лучше, когда они играют в фильмах, чем торчат на газоне у приюта, не правда ли?
– А вы видели те фильмы, в которых участвуют дети? – спросила Саша.
Директриса с беспокойством взглянула на нее.
– Что вы имеете ввиду?
Саша пожала плечами:
– Мне просто интересно, видели ли вы результаты их работы. Или хотя бы пробы.
– Все вполне легально. Каждый раз с ними ездит на съемки воспитатель. Некоторые дети попадают в базу, действительно приглашаются на съемки и зарабатывают. Может быть, вы видели такого темнокожего Матвея – он уже год как играет в «Зерне»[31], а Эвелинка – в том сериале о приемной семье.
– Нет, не видела.
Она сунула в сумку информационные буклеты и записала в блокноте фамилию директора агентства актеров массовки. Вошел худощавый мужчина с бородой и копной спутанных, с проседью волос. На нем были серый джемпер поло, зеленая футболка и простые брюки. Монах-доминиканец Анджей Зелиньский с первого взгляда вызывал симпатию. Залусская была уверена, что он прекрасно ладит с детьми. Ему даже не нужно было открывать рот, чтобы расположить к себе. Попросту чувствовалось, что этот человек живет так, как хочет, – в согласии с собой и своим Богом. Ясно было, что если он что-то знает, то обязательно поделится с ней этим знанием. К сожалению, рассчитывать было особенно не на что, и Саша с трудом скрывала разочарование. Не было никаких шансов на то, чтобы Зелиньский помнил Иглу, он был того же возраста, если не младше.
– Мы можем остаться одни? – спросила она директрису, и та вышла из кабинета крайне раздосадованная. – Я не займу много времени, – предупредила она монаха. Тот был сосредоточен, но лицо его выглядело спокойным. – Мне сказали, что вы знали Иглу.
– Иглу? – Он нахмурил брови. Он рад был помочь, но это прозвище ни о чем ему не говорило.
– Янек Вишневский. К вам меня направил Павел Блавицкий. Это было довольно давно. Может, вы попытаетесь что-то вспомнить?
– Сожалею. – Он развел руками. – Большинство детей я помню, хотя пофамильно далеко не всех. Если бы у вас была фотография, какая-нибудь мелочь, хоть что-то.
– Речь идет о том певце, который в Пасху был застрелен в музыкальном клубе. Вы, должно быть, слышали.
– Ну да. Я слышал об этом. Вот только, к сожалению, я не знал Иглу… Вряд ли смогу помочь.
Монах растерянно покачал головой.
– Павел Блавицкий много лет назад привел его в центр Святого Альберта, заведение для проблемной молодежи. – Она указала на маленькую голову Иглы с общего фото, стараясь упомянуть как можно больше подробностей. – Его называли Буль.
– Буль? – Он повторил несколько раз. – Это прозвище мне откуда-то знакомо.
– Это бывший полицейский и компаньон Иглы.
– Полицейский?
– Да, но он не носил мундир, – добавила Саша безо всякой надежды, что доминиканец что-то вспомнит. Она чуть было не сказала, что он параллельно подрабатывал бандитом, но воздержалась. У нее не было доказательств. – Девяносто четвертый год. Парень с гитарой. Возможно, там была написана «Девушка с севера». У него была наркотическая зависимость.
– Эту песню я помню. И певца, конечно, тоже. Мы почти ровесники. – Он начал говорить хаотично, пытаясь вспомнить как можно больше. – Но наркоман с гитарой… тогда был только один такой. Его нельзя было не заметить. Вы не о Староне говорите? Он стал священником. Яркая личность. Я и не знал, что его звали Иглой. Так это он умер?
– Священником? – Саша замерла. Она стала уточнять: – Умер певец. Игла. Священник, насколько мне известно, чувствует себя прекрасно. По крайней мере, я на это надеюсь. Давайте по порядку. Человек, который направил меня к вам, сказал, что вы что-то знаете об Игле.
– Игла? – Доминиканец копался в памяти. – Нет. Я сожалею.
– А этот священник?
– Староня я знаю очень хорошо. Мы вместе учились в семинарии. Нетривиальный человек, хотя люди всякое о нем говорят. Он попал в центр Святого Альберта после попытки самоубийства. Мартин бросился под автобус, но чудом выжил. Это все широко известные факты, я не открываю чужих тайн. Тогда говорили, что он замешан в смерти своей девушки и ее брата. Это было довольно громкое дело. Я не помню Иглу, зато Мартина – превосходно. Гитару у него забрали сразу, как только он приехал. Собственно, он все равно на ней не играл. Но писал песни, стихи, небольшие рассказы. У него был талант.
– Смерть девушки и ее брата?
– Ее нашли мертвой в ванне. Якобы передозировка. А брата сбила насмерть машина. В тот же день. Мартин знал их, в девушку он был влюблен. Он говорил об этом на исповеди, но подробности мне неизвестны. На собраниях в центре он говорил главным образом о том, до чего довели его наркотики, и о своем чувстве вины. Я когда-то тоже любил дунуть, но это все цветочки в сравнении…
Саша сидела как на иголках, чувствуя, что приближается что-то важное. Наконец она нашла нечто, объединяющее все элементы. Это была, как она и предполагала, песня.
– Когда и где это случилось? Это Мартин написал «Девушку с севера»? – Она забрасывала монаха вопросами.
Доминиканец рассмеялся, но ему тоже явно было интересно. Он всеми силами пытался вспомнить как можно больше подробностей.
– Я не знаю, написал ли ее Старонь. Раньше я даже и не думал, что Мартин может иметь что-то общее с этой песней. Конечно, я знал, что он пишет. Но он никогда не хвастался этим, не давал почитать. Всегда был скромным, замкнутым. Можно сказать, отшельником. Лучше вам сходить к самому Староню. Получите информацию из первых рук. Ведь он публично говорит обо всем, через что прошел. Помогает людям. Я искренне им восхищаюсь. Тем более что следствие было закрыто, обвинения сняты. Его даже не допрашивали. Мог ли ксендз Старонь написать такую песню? – задумался Анджей Зелиньский и рассмеялся, как от доброй шутки. Саша оставалась серьезной, и он сдержал эмоции. – Может, и да, но, если бы он признался в авторстве такого хита, его могли бы вышвырнуть с работы. Я припоминаю, что девушку звали Моника и что когда-то Мартин показал мне, где ее нашли. Это был стриптиз-клуб. Кажется, в сто втором номере.
Две жизни – два надгробья, в газетах некрологи,И кто-то нам накликал нездешнюю беду… —
вспомнила Саша и вскочила с места. – Поехали туда.
– Сейчас? – Доминиканец недоверчиво улыбнулся. – Хотя почему бы и нет? Но я не уверен, что не ввожу вас в заблуждение.