Бесценная награда - Ханна Хауэлл

Катриона подозревала, что ее раскрасневшиеся щеки могли бы согреть воду в ванне, не будь та уже нагрета. Весь ужин она изо всех сил давала понять Бретту, что хочет видеть его сегодня ночью в своей постели – то улыбками, то легкими прикосновениями. Она собиралась встретить его сегодня в чем-нибудь более соблазнительном, чем простая льняная ночная рубашка. Теплая, ароматизированная и слегка мыльная вода показалась ей превосходной идеей, но теперь Катриона напрягалась и вздрагивала при малейшем звуке из-за двери и думала, что сильно переоценила свои способности быть страстной и манящей.

– Сколько же, черт возьми, времени ты должна провести с мужчиной, чтобы перестать стесняться показаться ему голышом? – пробормотала она, намыливая пятку.

– Большинство мужчин считают, что для этого достаточно двух минут, – протянул Бретт, быстро вошел в комнату и закрыл за собой дверь, не желая, чтобы кто-нибудь еще увидел это восхитительное зрелище – Катриону в ванне.

Вид ее прелестного лица, раскрасневшегося от горячей воды и огня, пылающего в камине, перед которым стояла ванна, немедленно вызвал у него острый прилив желания. Ему нравилось, как небрежно она сколола свои густые волосы в пучок на макушке, как выбившиеся влажные прядки обвивают ее элегантную длинную шею. Он вдруг понял, что чем чаще видит Катриону, тем сильнее проникается ее красотой. Это была не та красота, что мгновенно привлекает к себе мужское внимание, но тем не менее красота.

Катриона удивленно пискнула и нырнула в воду, едва не погрузившись в нее с головой. Вовремя спохватившись, она, нахмурившись, посмотрела на Бретта, а мгновением позже вспомнила, что собиралась быть соблазнительной и страстной – женщиной, которую он никогда не забудет. Или «женщиной, к которой он обязательно вернется», – прошептал тоненький голосок у нее в голове, но Катриона безжалостно велела ему замолчать. Она не позволит себе питать ложные надежды.

Бретт едва не усмехнулся. Сначала она рассердилась на то, что он ее испугал, но тут же приняла вид обольстительной скромницы. Похоже, Катриона пытается его соблазнить. Наверное, стоило признаться, что для этого ей достаточно стоять перед ним и дышать, но Бретту слишком нравилось, как она старается, и останавливать ее он не хотел. Он подошел к ванне, присел на корточки и взял кусок мыла.

– Что ты делаешь? – спросила Катриона, глядя, как он намыливает салфетку.

– Хочу помочь моей леди искупаться, – ответил он и взялся за одну из ее на удивление длинных и сильных ног, мгновенно вспомнив, как чудесно они обвивались вокруг его поясницы, когда он погружался в ее дивное тепло. – А ты просто расслабься и позволь мне потрудиться.

Судя по тому, как запылало ее лицо, Катриону сильно смутила подобная интимность, но Бретт не обращал на это внимания. Он по опыту знал, что сдержанность быстро пройдет, едва разгорится желание. Он мыл ее аккуратно, наслаждаясь тем, как веки Катрионы все тяжелеют, как глаза становятся насыщенного синего цвета, наслаждался ощущением нежной мокрой кожи под ладонями. Она начала негромко, коротко, прерывисто вздыхать, стоило ему надолго задержаться у нее между ног, возбуждая ее пальцами, и эти звуки привели Бретта в восхищение.

Решив, что пора заканчивать игру или ему придется забираться к ней в ванну прямо в одежде, а потом смущенно объяснять горничным, откуда на полу в спальне столько воды, он поднял Катриону на ноги и помог выбраться из ванны. Он так же бережно, как и купал Катриону, вытер ее гибкое, но при этом приятно пышное тело. Кроме нескольких послеродовых следов на животе, по ней почти невозможно было сказать, что она выносила ребенка. Грудь, пожалуй, была не такая упругая, как у нерожавшей женщины, но куда крепче, чем у многих, многих других, чьи груди ему доводилось ласкать. Катриона не только указывала своим людям, что делать, но и трудилась сама, и это чувствовалось в ее крепком, подтянутом теле. Бретт не мог отнести себя к мужчинам, кого волнуют отметки, оставшиеся на теле женщины после родов, но ему все равно нравились сила и энергия Катрионы.

Бретту так не терпелось ощутить это упругое тело плотно прильнувшим к нему, что он отшвырнул в сторону полотенце и отнес Катриону в постель. Пока он раздевался, она любовалась им самым лестным образом, и Бретт исполнялся тщеславия только из-за этих взглядов. Ради них он стоял перед ней и неторопливо раздевался вместо того, чтобы быстро сорвать с себя одежду и отбросить ее в сторону. Затем он взобрался на кровать, но не лег рядом с Катрионой, а спустился к ее ступням и начал неторопливо прокладывать поцелуями дорожку вверх. Когда он прикоснулся губами к ярко-рыжему треугольнику завитков, тело Катрионы сильно напряглось, но он только улыбнулся. Бретт раздвинул ее ноги и, крепко удерживая ее на месте, прильнул губами к сокровенному местечку.

Катриона, потрясенная тем, что он целует ее там, не могла шевельнуться, но когда подумала, что нужно оттолкнуть Бретта, что это неприлично, он просто не дал ей этого сделать. А в следующий миг она поняла, что ей плевать на все неприличия, и открылась его поцелуям. При каждом движении его языка жар желания пронзал ее насквозь.

Когда Бретт оторвался от сокровенного местечка и губы его заскользили выше, Катриона невольно жалобно застонала. Она хотела, чтобы тот поцелуй длился вечность. Напряжение, которое, как она теперь знала, ведет к восхитительному взрыву наслаждения, стало слегка ослабевать, когда он прервал те интимные поцелуи, но Катриона не хотела, чтобы оно пропало. Бретт занялся ее грудями. Она обвилась вокруг него, с нарастающим вожделением терлась о его тело, а когда он добрался до ее рта, ей уже отчаянно хотелось ощутить его в себе.

– Сейчас, милая? – прошептал он, не отрываясь от ее губ.

– Да, и скорее, если хочешь дожить до зари! – воскликнула Катриона.

Продолжая целовать ее, Бретт негромко рассмеялся и вонзился в нее. Катриона мельком успела подумать, что этот смех во время таких пылких минут звучит очень мило, но ее тело, требующее разрядки, тут же заставило ее забыть обо всем. Она смутно ощущала, что впивается ногтями в его спину, а затем ее окатило мощной волной наслаждения, и она громко выкрикнула его имя. Катриона еще дрожала всем телом, когда Бретт тоже достиг пика, вонзаясь в нее глубоко и сильно, и прорычал ее имя, уткнувшись лицом в ее шею.

Прошло какое-то время прежде, чем Бретт перевел дух и собрался с силами, чтобы сползти с Катрионы. Он смотрел на ее все еще пылающее лицо, на прелестные губы, распухшие от его поцелуев, и в нем снова нарастало желание. Это будет долгая, долгая ночь, подумал он. Они не говорили об этом, но оба понимали, что это их последняя ночь вместе, и только Бретт знал, что обязательно вернется.