Пуговицы - Ида Мартин

– собственник, и пускай ему безразлично, с кем я целуюсь, тот факт, что мы перестали проводить время вместе, определенно не давал ему покоя.

– Вась, а помнишь, как я тебя от собаки спасла? А как с Тамарой договорилась, чтобы она твоему тренеру не звонила и тебя с игры не сняли? И как за тебя общагу в восьмом сдавала? И в травмпункт водила? Как месяц развлекала, когда ты со свинкой валялся? И твоим подружкам за тебя писала? Я была плохим другом? Только честно.

– Хорошим, – нехотя признал Бэзил.

– Тогда зачем ты так говоришь? То, что тебе не нравится Томаш, вовсе не значит, что мне он не должен нравиться. Это глупая ревность, честное слово. Я не знаю, как долго продлятся наши отношения, может, закончатся через неделю, а может, никогда. Но мы с тобой всегда были друзьями и останемся ими, с Томашем или без. Уж кто-кто, а ты должен это понимать.

– Ладно, – примирительно отозвался он. – Если тебе еще будут угрожать, дай знать. Попробую разобраться с этим.

– Как?

– Пока не знаю. Но подумаю. И ты тоже подумай. Что вообще на кону? Ради чего?

– Сложно сказать, но, получается, что, если кому-то не нравится то, что я в этом копаюсь, значит, я что-то уже накопала?

– А если речь идет о чем-то другом? Может, ты очередной училке Томаша дорожку перешла?

– Это не смешная шутка.

– А я и не шучу.

Весь оставшийся вечер, уже засыпая, я строила различные предположения и прикидывала варианты. Один глупее другого. А когда уже начала проваливаться в сон и мозг поплыл по течению путающихся мыслей, перед глазами неосознанно вдруг возникла фотография Надиной семьи, на которой я остановилась, получив таинственное сообщение. Эта картинка и последующая за ней мысль заставили резко проснуться и вытащить из-под подушки телефон. Открыв фото, я смотрела на него и смотрела, не в силах поверить, что не заметила этого раньше: Надина мама была беременна.

Глава 20

На Томаше была новая теплая куртка. Комбинированная: с черными плечами, капюшоном и рукавами, а спина и живот темно-зеленого цвета. Стильная, крутецкая куртка. Шел мелкий моросящий снегодождь, и дул пронизывающий, зимний ветер. Вместо приветствия он недоуменно покачал головой:

– Ты нарочно так одеваешься, чтобы дрожать постоянно?

– Нарочно, чтобы ты меня грел.

Я нырнула ему под руку.

– Все утро сегодня потратил, чтобы заставить Дашу надеть шапку.

– А сам без шапки.

– Если я заболею, то сам буду себя лечить, а с ней придется сидеть. Мы ведь и врача толком вызвать не можем. А насчет справок приходится нашей псевдомаме звонить. Она через знакомых достает.

– А меня Яга никогда дома не оставляла. Говорила, что организм должен бороться. Один раз только с ангиной, но тогда пришлось даже «Скорую» вызывать, потому что организм плохо боролся и я чуть не сдохла. Зато за шапку не ругала. У нее поговорка такая была, что ноги должны быть в тепле, а голова в холоде.

Под рукой Томаша было мягко и уютно. Я под ней, наверное, могла бы зимовать, как в берлоге. Заснуть и не просыпаться до самой весны, зная, что, пока сплю, за мной есть кому присмотреть. Мне так хотелось ему доверять. Хотелось любить и чтобы он меня любил. И никаких темных историй, никакой школы и лишних, напрягающих людей, чтобы все было спокойно и хорошо, просто хорошо. Я уже жалела, что решила ехать в эти «Пуговицы». Но со Славой не имело значения, куда ехать. Вчерашний обыск Надиной квартиры, угроза, разговор с Бэзилом, новая загадка, связанная с фотографией… Я как следует подумала о том, что говорил Бэзил. Все, что мне нужно было знать, я уже узнала: Томашу я нравилась с самого начала, Надя попросту ревновала, а Яга намеревалась ее проучить. Все. Остальное меня не касалось, и лезть в это не стоило.

Всю дорогу Слава обнимал меня, время от времени приглаживал мне волосы, целовал и рассказывал о своем деде, который был актером-комиком, снимался в советских фильмах и смешил всех до самой смерти. Пассажиры с интересом поглядывали на нас, должно быть, мы им нравились. Я сама иногда с умилением наблюдала за симпатичными парами. Смотришь со стороны и думаешь, как здорово, что они такие хорошие, счастливые и увлеченные друг другом. Сегодня этой парой были мы.

Сойдя с автобуса, но немного не доходя до «Пуговиц», Томаш свернул на узкую тропинку в лесу, и мы вышли к большой круглой беседке, где летом родственники, приезжающие навещать стариков, устраивали пикники. Пол ее был занесен бурыми листьями и обломанными веточками. Слава остался ждать меня в ней, а я, срезав дорогу по короткой тропинке, попала прямиком к проходной. В этот раз благодаря Томашу я записалась заранее, и охранник пропустил меня без каких-либо вопросов.

Пока мы ехали, небо немного прояснилось, ветер стих, и ощутимо потеплело. По дорожкам прогуливались пенсионеры. Дворник в желтом плаще сметал последние листья. Мимо меня решительно прошагала женщина с палками для скандинавской ходьбы. Где-то играл портативный приемник. Чудаковатый дедок дядя Толя, нервно озираясь по сторонам, ждал меня на ступенях лестницы в длин-ном сером пальто с поднятым воротником и в квадратной шапке-ушанке.

– Здравствуйте, – сказала я, подойдя к нему.

Скептически прищурившись, дедок уставился на меня. Из-за морщин его лицо напоминало смятую бумагу, в которой проделали отверстия для глаз.

– Я Маша. Мы с вами договорились встретиться, – на всякий случай уточнила я. – Вы хотели что-то рассказать про мою бабушку.

Он кивнул и выставил локоть. Нехотя я взяла его под руку, и, медленно спустившись с лестницы, мы пошли по дорожке парка. Старичок был ниже меня и передвигался короткими шажками на полусогнутых ногах. От него пахло старостью и мылом. Какое-то время я терпеливо молчала, ожидая, что он заговорит первым. Но дядя Толя молчал и только обеспокоенно вглядывался в серо-черные стволы деревьев, словно высматривая кого-то.

– Что вы хотели рассказать? – не выдержала я, волнуясь, чтобы Томаш не замерз, пока я гуляю.

– Вон туда! – Дедок обрадованно взмахнул рукой.

Мы свернули на широкую аллею, где возле лавочки стояли две женщины. Одна высокая и худая, как высохшая палка, а вторая коротенькая и крепкая, похожая на желудь, в темных очках. Я была уверена, что мы направляемся к ним, но дядя Толя прошаркал мимо них с гордо поднятой головой.

– Куда мы идем? Можете объяснить? Мы кого-то ищем?

– Знаешь, сколько мне лет? – проскрипел дедок. – Девяносто семь. Девяносто семь! И за все эти годы я так и не понял, что происходит. За