Том 4. Творимая легенда - Федор Сологуб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Ортруда наклонилась над Астольфом и заговорила с ним, мальчику стало стыдно, что он испугался и плакал. Он поспешно вытер слезы и встал на береговой песок, улыбаясь смущенно.
– Пора идти, – сказала Ортруда.
Они вернулись в грот и опять сомкнули за собою тяжелые створы скал.
Нашли у берега бассейна челнок с веслами и на нем добрались до яхты. Оказалось, что на ней никого нет, как они и ожидали. Но яхта была в полной исправности, и только обильная пыль лежала на меди и на дереве.
Ортруда и Астольф прошли в королевскую каюту. Зажгли огни, – и стало светло и весело, как в домашнем уюте. Яхта была обставлена с тою роскошью, с которою во всех странах содержатся королевские яхты.
Нашли вино, консервы, стаканы. Пили и ели. Ортруда внимательно посмотрела на Астольфа и спросила:
– Скажи мне откровенно, милый Астольф, правда ли, что тайна подземного хода сохраняется?
– Да, ваше величество, это – правда, – сказал Астольф.
– Неужели никто никогда не проговорился? – опять спросила Ортруда.
Астольф улыбнулся, гордый своею близостью к Ортруде и знанием королевской тайны, и говорил:
– Был один только случай. В начале восемнадцатого столетия у одного из моих предков, тоже гофмаршала, был сын Роберт. Ему открыли тайну еще раньше, чем мне, – как только ему исполнилось четырнадцать лет. С радости, что ли, или с чего другого, уж не знаю, он проболтался об этом своему сверстнику, приставленному к нему для услуг и для игр, сыну придворного садовника. Ну, конечно, от этой черни добра не ждать! Проклятый мальчишка сказал о подземном ходе своему отцу, а тот испугался и сдуру побежал к гофмаршалу. Дурак, задавил бы сам сына, если боялся, что тот не сумеет молчать. Гофмаршалу что же оставалось делать! Он застрелил Роберта, даже и королю не сказал, чтобы его не расстраивать. А садовника и его сына сейчас же повесили. Никто не знал, за что. Иначе, конечно, нельзя было.
– А тайна? – спросила королева Ортруда.
Она побледнела, слушая этот простодушно-спокойный рассказ.
– Тайна умерла с ними, – спокойно отвечал Астольф.
И так детски безмятежен был его взор.
– И тебе не страшно? – спросила Ортруда дрогнувшим голосом.
– Я не проболтаюсь, – гордо ответил Астольф.
Опечалилась Ортруда, склонила взоры, задумалась. Астольф стал перед нею на колени. Говорил убеждая:
– Дорогая моя королева, не бойтесь и не сомневайтесь во мне. Я буду всегда вам верен, я свято сохраню вашу тайну, и эту, и всякую, которую вы захотите мне доверить.
Холодно и нежно ласкала Ортруда щеки Астольфа и кудрявую его голову. Астольф дрожал и весь пламенел, и глаза его блистали.
– О, милая, милая королева Ортруда! – восклицал он, целуя Ортрудины руки.
Вдруг глаза Ортруды зажглись знойными желаниями и вдруг потускнели. Она с легким стоном схватила Астольфа за горло и сжала его. Он затрепетал, – и вдруг порывисто обнял Ортруду. Ортруда оттолкнула его, но без гнева. Прикрикнула:
– Мальчишка, как ты смеешь!
Ударила легонько по щеке. Астольф стоял перед нею жалкий и красный. Она засмеялась. Сказала:
– Знающему тайну прощается многое. Но знающий тайну должен быть скромен.
Глава сорок шестая
Маркиза Элеонора Аринас решилась еще раз свести принца Танкреда и Имогену. Кстати, было полезно познакомить Танкреда с банкиром Эдуардом Лилиенфельдом, очень богатым человеком с очень темною репутациею. Про него говорили, что прошлое его преступно. Имя его связывали с какими-то скандальными приключениями в Конго. Уверяли, что он разжился на торговле черными рабами. Но все это не мешало ему прочно обосноваться в здешнем обществе и завязать более или менее тесные связи со многими в парламентски-деляческих кругах. Теперь он жаждал связей в высшем свете и мечтал о баронском титуле. Элеонора не постеснялась взять с него крупный куртаж за содействие.
И вот на ближайший свой вечер она пригласила, кроме многих, принца Танкреда, маркиза Мелладо с его дочерью и Лилиенфельда. Были приглашены собственно для Танкреда еще некоторые лица: английский посланник, с которым Танкред был дружен, и знаменитейший в том государстве поэт, который недавно написал поэму о викингах и желал поднести Танкреду экземпляр этой книги, только что вышедшей из печати.
Принц Танкред отправился к Элеоноре охотно.
Салон маркизы Аринас пользовался в столице своеобразною славою, и блистательною, и в то же время несколько подозрительною. Попасть в него первый раз считалось интересно и лестно. Бывать у нее считалось прилично очень, но только чтобы не часто. Вопрос – Неужели вы не бываете у маркизы Аринас? – был обиден для самолюбия. Слова – Ее всегда встретишь у маркизы Аринас, – бросали тень на репутацию светской женщины.
На вторники маркизы Аринас собиралось всегда очень блестящее общество и настолько разнообразное, насколько это возможно было для того, чтобы оно все же оставалось аристократическим. Преобладали носители древних фамилий, и с ними смешивались министры и влиятельные парламентарии, владельцы очень крупных состояний и знаменитые своими талантами люди. Выбор этих всех, чуждых старой знати лиц делался всегда очень строго и всегда с определенным расчетом. Нигде так удобно и прилично не устраивались деловые встречи, как у маркизы Элеоноры.
На обеды и вечера маркизы Аринас принимались приглашения и королевами, – один обед и один бал в течение каждого сезона. В салоне же Элеоноры уже не раз устраивались встречи принца Танкреда с его любовницами. И каждый раз на вечере маркизы Элеоноры бывала какая-нибудь приманка, – пел знаменитый итальянец, декламировала великая актриса, гипнотизер показывал свои удивительные фокусы.
Танкред спросил:
– Чем же вы нас порадуете сегодня, дорогая маркиза?
Она улыбнулась загадочно и отвечала:
– Только танцем. А пока гадание, – гадалка с Востока, из ваших любимых стран.
– Чувствую, что сегодня у вас интересная программа, – сказал принц Танкред.
– Так вот, ваше высочество, не хотите ли погадать?
– Очень охотно.
– Я вас провожу, но только до двери.
– Почему так мало?
– Она требует строгой тайны.
Через анфилады многолюдных и шумных зал подошли к двери, завешенной тяжелою темною портьерою. Принц Танкред вошел один в полуосвещенную комнату.
На полу лежали темные, пестрые ковры. В глубине комнаты несколько ступенек вели на небольшое возвышение, заставленное цветами, так что едва оставалось место для двоих. На узком высоком стуле – что-то вроде треножника – сидела черномазая красавица цыганка, помахивая не достающими до полу тонкими, темными ногами, на щиколотках которых, лениво скрещенных, позвякивали один о другой два золотых обруча. Ее слишком красные губы улыбались равнодушно и мудро, и равнодушно смотрели, полусонно и жутко, ее глаза, странно большие, с неподвижно страстным черным блеском. На ней была белая тонкая сорочка, красная короткая юбка и черный платок.
Танкред взошел на ступеньки.
– Здравствуй, милая.
– Здравствуй, – тихим, низким голосом отвечала цыганка.
– Что же ты мне предскажешь?
– А мне что ж! Что с тобою будет, то и скажу.
– Хорошо или худо?
Цыганка пожала плечами, вздохнула и сказала тихо:
– Кто что ищет, тот то и находит. Дай руку. Левую.
Долго смотрела. Засмеялась гудящим тихо смехом. Заговорила нараспев:
– О, ты будешь великий и знаменитый человек. Воевать будешь, – победишь. Многие мирно тебе покорятся. В большом городе, в древнем, в громадном соборе, седой первосвященник возложит на тебя корону, и она будет золотая и железная, и блеск ее алмазов нестерпим будет для взоров. Кто же ты, дивный человек, которого так возлюбила суровая ко многим судьба? На тебе простая черная одежда, но ты не банкир, хотя и будешь богат, и не министр, – хотя и подаешь людям мудрые советы. Скажи же мне свое имя, чтобы я знала, как будут звать императора; увенчанного в вечном городе.
Танкред отвечал шарлатанке:
– Меня зовут Танкред. И это правда, что я – не банкир и не министр. Я – генерал.
На лице цыганки ничто не изменилось, и ярко-красные губы ее двигались, как во сне, когда она говорила:
– Танкред – красивое имя. В нем тебе счастие. Мудры были твои родители, когда назвали тебя так.
Танкред вынул кошелек, достал несколько золотых монет и протянул их цыганке. Но она отстранила их медленным движением голой руки и тихо сказала:
– Подержи у себя мое золото. Оно счастливое. И пусть оно растет в твоих счастливых руках. Когда слова мои сбудутся, я приду за ним, и ты дашь мне семь миллионов золотых лир. И не пожалеешь. До свидания, мудрый воин Танкред, – до дня твоего воцарения в вечном городе.