Том 4. Творимая легенда - Федор Сологуб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ему ничего не стоит дать несколько миллионов на основание института для воспитания мальчиков в духе идей вашего высочества, для создания касты воинов. Мы назовем этот институт спартанского воспитания Лакониумом Ортруды Первой и принца Танкреда.
Танкреду понравилась эта мысль.
– Да, – сказал он весело, – хорошо, если он догадается.
Лорена улыбнулся.
– Я позабочусь, чтобы он догадался.
В газете «Вперед» появился ряд очень дерзких статей против принца-супруга. Никогда еще в печати не было таких резких, открытых обвинений против Танкреда. Говорилось прямо об его авантюризме, угрожающем интересам государства, и об его безнравственном поведении.
Буржуазная печать, подкупленная на деньги банкира Лилиенфельда, сперва замалчивала эти статьи, потом начала выражать резкое негодование на то, что осмелились оклеветать принца-супруга. Но в обществе эти разоблачения произвели впечатление большого скандала. Они дошли до королевы Ортруды, хотя довольно случайно. Случилось это так:
В Северной башне Ортруда стояла перед начатым полотном, выписывая нежно-смуглое тело стоящей на возвышении молодой девушки, одной из обитательниц Дома, управляемого женою гофмаршала. Вероника Нерита стояла рядом с Ортрудою и разговаривала с нею вполголоса.
Непонятно из каких побуждений, – может быть, просто в порыве психопатической злости, – Вероника Нерита рассказала Ортруде об этих статьях, да заодно и о том, что художница Сабина Фанелли была любовницею Танкреда.
– У меня есть с собою эти номера, – говорила она, – я захватила их на случай, если вашему величеству угодно будет ознакомиться с новою презренною выходкою этих разбойников, не останавливающихся ни перед чем.
Ортруда сказала с некоторою принужденностью:
– Благодарю вас, милая Вероника. Вы очень любезны. Пожалуйста, оставьте эти листки у меня. Я их посмотрю потом.
Оставшись одна, Ортруда прочла статьи Филиппа Меччио. Каждое слово было, как удар бича. Ортруда была возмущена, испугана. И плакала, и смеялась, как в истерике. Она не очень верила намекам на любовные похождения Танкреда. Да и что для любви всепрощающей и всему до конца верящей случайные, легкомысленные измены! Но то, что сказано об его замыслах, было ужасно. Сомнения томили ее.
Или это – правда? Или это – клевета? Кто скажет! Как узнать! Но лучше знать наихудшее, чем томиться неизвестностью. Ортруда вспомнила имя художницы, о которой говорила Вероника. Зажглась любопытством ее видеть. Хотя не верила и словам Вероники. Думала, что это, если и было, только минутная прихоть Танкреда. Почти готова была покровительственно улыбнуться этой шалости.
То, что эта женщина была скульптором, навеяло Ортруду на мысль заказать ей свое изваяние и подарить его Танкреду. Решила послать к ней своего секретаря, Карла Реймерса. Но почему-то медлила долго.
Ко дню рождения королевы Ортруды набралось, как всегда, очень много писем и прошений о пособиях, стипендиях, зависящих лично от нее, и о разных других милостях. Все эти бумаги проходили через руки Карла Реймерса. Пришлось Ортруде работать с ним более обыкновенного. Трудолюбие и отличные способности этого человека, которого раньше она почему-то почти не замечала, теперь были приятны ей. Это был высокий, стройный, белокурый молодой человек, один из немногих, вывезенных Танкредом.
Ортруде нравилась та тихая, нежная почтительность, с которою обращался к ней Реймерс. В его глазах она прочла восторженное обожание и поняла наконец, что он влюблен в нее. Ей было жаль молодого человека, – конечно, он знает и сам, что любовь его безнадежна, – и она обращалась с ним с грустною ласковостью. И не торопилась отнять руку, когда он, приходя или уходя, приникал к ней долгим под шелковисто-мягкими усами поцелуем.
Виктор Лорена посетил принца Танкреда перед докладом у королевы и сообщил принцу, что министерство решило привлечь к судебной ответственности редактора газеты «Вперед» за клевету на принца-супруга и что сегодня он испросит на это высочайшее разрешение. Танкред решительно воспротивился этому. Он говорил:
– Дорогой господин Лорена, дело касается лично меня, и я имею в нем право голоса. Я решительно против этого во всех отношениях неудобного процесса.
– Простите, ваше высочество, – сказал Лорена, – министерство тщательно обсудило этот вопрос и не видит иного выхода.
– Это будет только горший скандал, – говорил Танкред, волнуясь.
– Но что же делать! Республиканцы пользуются этими слухами во вред и династии и правительству.
– На такие выходки лучший ответ – презрение.
– Но здесь замешан интерес всего государства.
– Да, – с досадою говорил Танкред, – если бы у вас в руках были средства заткнуть глотку этому бандиту! Он наговорит на суде Бог весть чего, и все это разойдется по всей стране.
Лорена сказал со своею обычною уверенностью:
– На суде мы сумеем доказать, что это все – клевета. У нас, слава Богу, есть средства влиять на судей.
– Тюрьма увеличит его популярность и не прибавит моей.
– Я передал ее величеству мнение вашего высочества, – сказал Лорена. – Но я очень боюсь, что указываемый вами путь может повести к падению кабинета.
В конце своей аудиенции Лорена сообщил королеве о статьях Меччио и о решении министерства.
– Но, ваше величество, – сказал он, – его высочество принц Танкред не желает суда.
– Почему? – тихо и печально спросила Ортруда.
Лорена передал все, что сказал Танкред. Ортруда помолчала. Спросила:
– Что же вы думаете, дорогой господин Лорена?
Лорена слегка пожал плечами. Сказал:
– Не могу скрыть от вашего величества, что исполнение желания его высочества поставит министерство в затруднительное положение.
– Я согласна с министерством, – сказала Ортруда. – Нельзя оставлять без опровержения такие возмутительные клеветы. Они тем более опасны, что Меччио так популярен. А с принцем Танкредом я сама поговорю.
И, отдаваясь течению своей мысли, забывая, что перед нею чужой ее печали, равнодушный человек, сказала тихо, тихо, как про себя:
– Пусть выяснится истина.
Имогена не выходила из мыслей Танкреда. Влюбить ее в себя стало его мечтою. Он неотступно следил за нею. Вокруг него уже давно сорганизовалась сеть шпионства. Его агенты говорили ему о каждом шаге Имогены. Он узнал, что сегодня она будет у королевы, и прошел к Ортруде после приема первого министра. Кстати же ему хотелось поскорее выяснить отношение Ортруды к делу о клевете.
Ортруда сказала ему:
– Милый Танкред, я так огорчена за вас. Я понимаю ваши благородные побуждения, но я хочу заступиться за вас, хотя бы и против вашей воли.
– Милая моя Ортруда, взвесьте последствия.
Был долгий спор. И он был так горяч, что казался ссорою. Первою в их жизни ссорою.
Ортруда видела, что Танкреду неприятна ее настойчивость, но непобедимое упрямство владело ею. И было в ней чувство, страшное ей самой, похожее на злорадство.
Танкред вышел из кабинета королевы Ортруды. У него был деланный, рассеянно скучающий вид. Он умел носить маску.
Увидел Имогену. Молодая девушка ожидала приема у королевы. На днях ей пожаловано было придворное звание, и она приехала благодарить королеву.
Танкред стал говорить ей любезности. Она краснела. Тихо подошел гофмаршал Нерита. Шепнул:
– Простите, ваше высочество. Ее величество ждет графиню Мелладо.
Танкред улыбнулся:
– Простите, Имогена, я вас задержал.
Пожал ее руку. Отошел. Имогена прошла к Ортруде. Астольф мрачно смотрел вслед уходящему Танкреду. Афра подошла к нему. Спросила:
– Ты не любишь его, Астольф? Этого прекрасного принца?
Астольф пылко воскликнул:
– Прекрасный принц! Ну, я не нахожу прекрасным этого немецкого верзилу.
– Неужели? – с легкою улыбкою спросила Афра.
Астольф гневно говорил:
– Пусть бы он ушел к своим возлюбленным. У него их так много. С Ортрудою ему скучно. Старый королевский замок ему противен. Он чужой здесь.
Афра слушала его и хмурила брови. Улыбнулась. Спросила:
– Да ты ревнуешь, милый Астольф? Правда, ревнуешь Ты влюблен в нее? Признавайся, маленький ревнивец.
Смеялась тихо, плещущим, как струйки, смехом. Астольф ярко покраснел. Он весь дрожал, как тоненькая пальмочка на прибрежье, колеблемая знойным сирокко. Крикнул:
– Я, я! Вы смеетесь надо мною, жестокая Афра! О, я ревную! Я – только мальчишка, смешной и жалкий!
Он заплакал от стыда. Крупные слезы забавны были на его смуглых щеках. Они щекотали его губы. Он отвернулся. Афра пожала его руку крепким товарищеским пожатием. Привлекла его к себе. Он упрямо отбивался.
– Я тоже ревную, – тихо, сказала она.