Генерал де Голль - Николай Молчанов

И все же де Голлю удается расширять связи с Сопротивлением. Его лидеры, несмотря на разногласия с де Голлем, понимали необходимость создания какого-то руководящего центра борьбы. Они остро нуждались в оружии, деньгах, а все это было у де Голля. Поэтому контакты с Лондоном, несмотря на исключительные трудности, неуклонно развиваются. Ведь поездка в Лондон из Франции означала почти то же самое, что и переход через линию фронта. К тому же де Голлю постоянно мешала Интеллидженс сервис, создавшая сеть своей агентуры во Франции и вступавшая в прямую конкуренцию со «Свободной Францией».

Де Голлю особенно важно было заручиться поддержкой кого-либо из видных лидеров Сопротивления. Ведь люди, посылаемые им из Лондона, все эти бывшие кагуляры или члены «Аксьон франсэз», офицеры разведки и профессиональные шпионы, не вызывали симпатий у бойцов Сопротивления. Нужен был человек, который пользовался бы их уважением и одновременно склонный поддерживать линию де Голля. Такой человек нашелся, и он оказал генералу неоценимую услугу в решении проблемы внутреннего Сопротивления.

Это был 40-летний Жан Мулен, префект департамента Эр и Луар, которого немцы, заняв Шартр, немедленно арестовали, но затем скоро выпустили. После того как Виши отстранило его от должности префекта, он создал одну из подпольных организаций Сопротивления. Жан Мулен, видя раздробленность движения, почувствовал необходимость его объединения. В этом он заручился поддержкой других деятелей Сопротивления, таких, например, как руководитель «Комба» Френэ. Несмотря на свою молодость, Мулен имел немалый опыт политической деятельности. Он руководил кабинетом министра авиации Пьера Кота в правительстве Народного фронта, у него были связи в левых кругах, близких к коммунистам. Не случайно кагуляры из окружения Пасси относились к нему подозрительно. Тем не менее, как бывший префект, он импонировал де Голлю, ценившему доверенных лиц государства. В октябре 1941 года Мулен добрался до Лиссабона, а оттуда с трудом переправился в Лондон. На протяжении декабря 1941 года он часто и подолгу беседует с де Голлем, разъясняя ему, что же представляет собой Сопротивление. Со своей стороны де Голль добивался его поддержки; когда надо было, генерал умел быть обаятельным. В конце концов они договорились, и Мулен получил предписание де Голля осуществить «единство действий всех лиц, сопротивляющихся врагу и его пособникам». В январе 1942 года, прыгнув с парашютом с английского самолета, он возвратился во Францию. Мулен сумел объединить в южной зоне три наиболее крупные организации в Объединенное движение Сопротивления. Он был признан представителем де Голля большинством лидеров Сопротивления и создал генеральную делегацию де Голля во Франции. Хотя в Лондоне ее изображали в виде верховного органа, возглавлявшего все Сопротивление, в действительности это было всего лишь своего рода посредническое бюро, занимавшееся распределением денег, оружия и т. п. Таким образом, Мулену удалось добиться взаимного «признания» Сопротивления и лондонских свободных французов. Это было уже большое достижение, опираясь на которое Мулен продолжал и дальше свои усилия по объединению Сопротивления.

В Лондон к де Голлю приезжают другие представители Сопротивления. В начале 1942 года его особенно интересуют социалисты. С ними де Голль хотел договориться, прежде чем установить связь с самой влиятельной силой Сопротивления — компартией. Так, в марте прибыл социалист Кристиан Пино, представитель профсоюзов и «Либерасьон Нор». Во время длительных переговоров Пино и де Голль пытались найти общую платформу. Но генерал говорил лишь о восстановлении величия Франции и осуждал одинаково энергично как Петэна, так и Третью республику. Последнее пугало социалистов, поскольку де Голль тем самым как бы отказывался бороться за восстановление после войны парламентской демократии. Он не хотел вначале и слышать о каких-либо проектах социальных реформ. Де Голль и Пино не смогли договориться, и социалистический лидер 28 апреля 1942 года уже садился в самолет, когда мотоциклист вручил ему текст обращения де Голля к Сопротивлению, в котором генерал не ставил на одну доску Виши и Третью республику, обещая восстановить демократические свободы и провести социальные реформы.

Среди представителей социалистической партии, приезжавших в Лондон, был и Андрэ Филипп. «Де Голль, — вспоминал он, — в течение трех часов читал мне лекцию о Государстве и Нации. Как только он замолчал, я сказал ему: генерал, я отделюсь от вас, как только будет выиграна война. Вы боретесь за восстановление национального величия. Я же выступаю за строительство социалистической и демократической Европы».

Такие речи без особого удовольствия де Голль слышит от представителей Сопротивления, с которыми он встречался. В мае 1942 года, выбравшись из Франции на подводной лодке, в Лондон приезжает д'Астье де ла Вижери, руководитель одной из крупных организаций Сопротивления «Либерасьон». Д'Астье — потомок аристократического рода, из которого вышли несколько министров внутренних дел при Наполеоне и Луи-Филиппе. Это бывший морской офицер, словом, человек своего круга. Но д'Астье все же инстинктивно почувствовал в тот момент народную сущность Сопротивления, неотделимого от левых, демократических сил, от Коммунистической партии. Он тоже за социальные реформы, за демократизацию Франции. Сначала его несколько часов назойливо допрашивают офицеры британской контрразведки, потом французской. Наконец его приглашают на беседу с де Голлем. «С самого утра, — вспоминает д'Астье, — сначала в беседах с другими, а теперь с ним, я остро ощущаю атмосферу того непреодолимого недоверия, в котором я, словно в облаке из ваты, уже полтора года бьюсь во Франции; я вновь выкладываю доводы в защиту его и нашего общего дела. Как может он не верить? Он подозрителен, это понятно, потому что он слишком многое и многих презирает в мире. Но не доверять мне он не может, ибо я — тот французский муравей, который тащит свою соломинку для исторического здания…»

Да, никакое историческое дело невозможно осуществить, не опираясь на широкие массы, на Сопротивление, выражающее их надежды и чаяния. Де Голль видит необходимость поворота своей политической линии; он постепенно меняет характер своих выступлений, в которых появляются слова, довольно необычные для его лексикона. 1 апреля 1942 года он говорит: «Франция, преданная привилегированными группами и правящей верхушкой, совершает величайшую в своей истории революцию». 30 апреля де Голль заявляет: «Пример Сопротивления подают французские трудящиеся, которые поддерживают вопреки всему честь, славу и величие французского народа».