Тайна Тёмного Оплота (СИ) - Ольга Куно

Тамира осталась стоять на прежнем месте, тяжело дыша и сердито сверкая глазами. Потом взгляд её упал на яблоки, которые она совсем недавно принесла с таким воодушевлением. Девушка подхватила одно и изо всей силы швырнула им об стену. Но, ещё немного постояв, решила, что хватит предаваться дурному настроению. Ушёл — туда ему и дорога. А у неё дел по горло.

Травница стала прибираться, начав всё с того же яблока. Думала, что, работая, успокаивается, но на самом деле лишь сильнее мысленно себя накручивая, придумывая всё новые и новые ответы на выпады Эдвина. Отвлечься на другие темы удавалось, должно быть, секунд на десять — пятнадцать от силы.

Постепенно совершенную картину праведного возмущения начал портить червячок сомнения. Дело было даже не в Брайане, дело было в Эдвине. Он же её пациент. Он же болен. Далеко он уйдёт в своём нынешнем состоянии? А скоро стемнеет. В лесу холодно станет…

Да что она, в самом деле, как добрая мамочка?! Ну, станет холодно, помёрзнет немножко. Для его кипящих мозгов даже полезно. И вообще, это не она его выгнала, он сам ушёл. Что? Сказала 'убирайся'? Да подумаешь! Он всё равно намеревался уйти. Так что на этом её ответственность закончилась.

А там не только холодно, там ещё и волки. А у него скоро температура поднимется, она всегда поднимается к вечеру. И надо было его в прошлый раз спасать, чтобы сейчас на верную смерть выкинуть? Да пусть бы и не выкинуть, пусть просто выпустить! Ну да, наговорил он всяких гадостей, и что? На костёр его теперь за это? И потом, его, скорее всего, действительно пытали. Иначе его состояния не объяснить. И эти ночные кошмары… А судя по тому, что следов на теле мало, он, видимо, правду сказал: пытали ментально. А Брайан — не Брайан… Мало ли, может Брайан просто мимо проходил, а Эдвин запомнил. Мало ли что в голове может спутаться, после такого‑то. А она его сразу во лжи обвинила. Он, правда, тоже хорош. Но кто‑то же должен быть умнее?

Ещё минут двадцать Тамира провела в подобных внутренних метаниях. А потом быстро собрала сумку с самым необходимым, сунула ноги в башмаке (старые — престарые, зато крепкие и удобные), набросила на плечи плащ и вышла из дома.

Снаружи было прохладно. Не мороз, конечно (в Оплоте морозов вообще не бывало), но свежо. Дорога от дома уводила только одна, а Тамира сильно сомневалась, что Эдвин стал бы ломиться сквозь кустарники. Так что она пошла по этой единственной тропе. Дальше помогло её знание леса и умение распознавать следы, даже в сгущающихся сумерках. Иначе после первой же развилки она бы не знала, что делать. А так нашла его достаточно легко, примерно через полчаса пути.

Эдвин сидел, привалившись спиной к сосновому стволу и тяжело, неровно дыша. Медленно поднял голову и встретился с Тамирой взглядом, полным ненависти к собственной беспомощности.

— Прямо здесь будешь ночевать? — повышенно бодрым голосом поинтересовалась травница.

— А разве тебе есть разница? — пробормотал он, впрочем, без былого запала, скорее по инерции.

— Никакой, — заверила Тамира. — Место даже хорошее. Воздух свежий. Давай, поднимайся.

— Не могу, — тихо признался Эдвин и отвернулся, старательно пряча от неё лицо. Потом горько усмехнулся: — Я теперь действительно никто. Даже уйти, хлопнув дверью, — и то не в состоянии.

— Ну и слава богам, — отозвалась Тамира, извлекая из сумки флакон. — Нечего портить чужое имущество. На, выпей.

Она откупорила флакон и протянула Эдвину. Тот принял и покорно проглотил содержимое, после чего возвратил девушке опустевший сосуд.

— Теперь надо немного подождать, — сообщила она, тоже садясь на россыпь хвои. — Средство быстродействующее, скоро заработает.

— Спасибо, Тамира, — глухо сказал Эдвин, глядя перед собой. — Надеюсь, что когда‑нибудь, я всё‑таки смогу отплатить тебе за то, что ты сделала. Пока, увы, мне это не под силу.

— Ещё как под силу! — возразила Тамира. — С тобой сейчас можно на дровах экономить. От тебя жара, как от печки.

Эдвин улыбнулся, но совсем уж кисло, лишь отдавая минимальную дань вежливости.

— Скажи, — вновь заговорил он пару минут спустя, — Коллинз — он твой друг? Или больше?

— А разве больше, чем дружба, бывает? — решила поддразнить его Тамира. — По — моему, всё остальное — значительно меньше.

Однако было в устремлённом на неё взгляде что‑то от беспомощности брошенного пса, и она всё‑таки ответила на вопрос:

— Друг, друг. Мы ещё в детстве познакомились. Точнее, в подростковом возрасте.

— И-?

Похоже, Эдвин от её ответа напрягся ещё сильнее, словно она сказала 'Мы познакомились, когда я была женщиной в самом соку, а он — мужчиной в полном расцвете сил'.

— И ничего, — фыркнула Тамира. — У него свои дела, у меня свои.

— Но он зовёт тебя в город. Я слышал.

Подняв подбородок, Тамира серьёзно посмотрела на Эдвина.

— И что? Я в городе?

Он промолчал.

— Встать можешь? — уже другим, обычным своим тоном спросила девушка.

Эдвин попробовал. Получилось. Тамира удовлетворённо кивнула и тоже поднялась на ноги.

— Я дала тебе настойку ферны. — Последнюю, к слову. Больше у неё не оставалось. — Ближайшие час — полтора будешь полон сил. Потом ослабнешь, так что за это время надо дойти до относительно безопасного места. А вот теперь решай сам. Хочешь — идём со мной. Не хочешь — можешь продолжить хлопать дверьми. Дело твоё.

Не прощаясь и не оборачиваясь, Тамира зашагала по тропинке обратно к дому. Вскоре она облегчённо выдохнула, услышав шорох листьев за спиной. Эдвин ничего не говорил, но всё это время шёл за ней след в след.

Они так и вошли в дом, один за другой. Добрались до комнаты, где он жил всё это время. А потом…

Наверное, это совершенно естественно. Естественно и предсказуемо, и нет в этом ничего удивительного. Ничего такого, о чём стоило бы задумываться лишний раз. Классический расклад — сиделка и пациент. Это даже пошло. И набило оскомину.

И ни к чему волноваться, ни к чему приписывать происходящему глупую романтику, выдумывая сказки о сильных чувствах. Просто пациент испытывает чувство благодарности к ухаживающей за ним сиделке. В сочетании с тем фактом, что у него давно не было женщины, реакция более чем предсказуема. Просто сиделка, или в данном случае травница, невольно начинает испытывать чувство нежности по отношению к тому, о ком заботится. Особенно если жизнь её уже много лет протекает под знаком одиночества.

И ничего нет удивительного в том, что сначала сцепились пальцы рук. Его, длинные и смуглые, и её, нежные, хоть и с немного огрубевшей кожей. Равно как и в том, что затем он нашёл губами её губы. И когда он начал осыпать нежно — жадными поцелуями всё её тело, это тоже было совершенно логично и ожидаемо. И найдётся ли хоть что‑то странное в резкости и порывистости её движений, когда она чуть не разорвала его и без того потрёпанную рубашку? Или в том, как кровать, до сих пор исполнявшая роль лазаретной койки, превратилась внезапно в ложе страсти? Без расшитого цветами постельного белья, без запаха духов и без лепестков роз — да всё это было и не нужно. Ничего необычного, ровным счётом. Разве только капли невыплаканных слёз, застывшие у обоих в глазах.