Кровавый век - Мирослав Попович

В Германии правые и право-центристские партии получили почти половину голосов, немногим больше, чем левый центр. Они полностью могли бы претендовать на участие в правительстве или и на власть. Но правые не хотели власти. С момента, когда армия начала разваливаться, генералы и консервативные политики категорически отказывались возглавлять властные структуры – они знали, что массовой поддержки в армии и народе не будут иметь, и ответственность за унизительный мир хотели перевести на плечи новой, левой и демократической, власти.

Но дело не только в правых. Немецкие социал-демократы большинства, – так сказать, немецкие «меньшевики», те же, кто голосовал за военные кредиты, – сохранили и усилили свое влияние на рабочий класс и те прослойки населения, которые теперь принято называть «средним классом».

Левые социал-демократы, к которым принадлежала и группа марксистских интеллектуалов во главе с Каутским, где-то через год оправились от моральной катастрофы, которую принесла социал-демократии массовая поддержка населением войны и решения партийного руководства. Каутский, Гаазе, Ледебур и их группа заняли последовательно пацифистскую позицию и вошли в Циммервальдское, потом в Кинтальское интернациональные объединения. В отличие от Ленина, Каутский и его сторонники защищали идею немедленного мира, а не иррациональный лозунг поражения собственных государств. После революции «независимые» социал-демократы готовы были сохранить Советы, но только как один из элементов парламентского конституционного строя. О диктатуре, которая не опирается на закон, для «независимых» не могло быть и речи. В СДПГ их поддержала треть организаций; в 1917 г. эти организации были исключены из партии и образовали независимую СДПГ. Однако, как видим, в массах влияние партии Гаазе – Каутского оказалось намного слабее.

Немецкие рабочие и средний класс не мыслили себя в государстве «прямой демократии», они были сторонниками законности, порядка и парламентской демократии нормального европейского типа. А наиболее интересно то, что и левые центристы, и даже ультралевые, не считая крайних радикалов, не представляли себе политическую будущность Германии без Учредительного собрания и общего избирательного права.

Что же касается ультралевых, то такие признанные вожди, как Роза Люксембург и неистовый Карл Либкнехт, даже революционный переворот в канун выборов рассматривали как средство сведения к минимуму давления буржуазно-юнкерских и генеральских кругов, чтобы передать власть демократически избранному Учредительному собранию. Роза Люксембург, которая много лет находилась на крайнем левом фланге международной социал-демократии, не признавала право наций на «буржуазное» самоопределение, – благородная революционерка Роза Люксембург никогда не поддерживала Ленина в его централизаторских партийных тенденциях, была стойкой «меньшевичкой» в организационных вопросах и искренне и наивно верила, что разгон большевиками Учредительного собрания и отказ от общего избирательного права – «ошибка» Ленина и Троцкого.[155] Сидя в тюрьме после неудачной попытки январского красного переворота, Роза Люксембург писала не предназначенный для публикации труд «Рукописи о русской революции». В ней, в частности, говорилось: «Основная ошибка теории Ленина – Троцкого заключается именно в том, что они, как и Каутский, противопоставляют диктатуру демократии… Последний решает для себя вопрос, естественно, в интересах демократии, а именно буржуазной демократии, потому что именно ее он противопоставляет как альтернативу социалистической революции. Ленин – Троцкий, напротив, разрешают вопрос в пользу диктатуры в противовес демократии и тем самым диктатуры горсточки людей, то есть буржуазной диктатуры. Таковы два противоположных полюса, равноудаленных от истинной социалистической политики».[156]

Роза Люксембург

Произошло почти так, как предсказывал старый Энгельс: консервативно-националистическое правительство Германии потерпело поражение, кайзеровская корона покатилась, в Германской республике к власти пришло – без кровопролитной революции – правительство социал-демократов. Но не для того, чтобы продлить и выиграть войну. И не для того, чтобы брататься с социалистами и революционерами Франции и России: в России власть взяло такое течение социалистов, с которым немецкие социал-демократы не хотели иметь ничего общего. Социал-демократы вместе с либералами взяли на себя ответственность за поражение, чтобы выйти из войны и построить в Германии демократию.

Летом 1919 г. деятельность Учредительного собрания завершилась в Веймаре принятием одной из самых демократических межвоенных конституций. Подписание Версальского мира и принятие Веймарской конституции летом в 1919 г. начинали в Германии эпоху нормального развития. Российские большевики еще лелеяли надежды на немецкую пролетарскую революцию, но для самой Германии это уже не имело никакого значения.

В ноябре 1918 г. начались совещания союзников в Лондоне, а 18 января 1919 г. открылась Парижская мирная конференция. Результатом ее были мирные договоры, подписанные на протяжении 1919–1920 гг. 28 июня 1919 г. в Версале заключен мирный договор с Германией, 27 ноября в Нейи – с Болгарией, 4 июня 1920 г. в Трианоне – с Венгрией и 10 августа 1920 г. в Севри – с Турцией. Парижская мирная конференция была продолжена в 1921–1922 гг. Вашингтонскою, и обе они заложили основы послевоенного мира («Версальско-Вашингтонская система»).

Характерно, что правительство Ленина не признало Версальский договор и оценило его крайне негативно. В частности, такая оценка была дана в докладе Ленина на II Конгрессе Коминтерна, который состоялся в Москве 19 июля – 7 августа 1920 г. «Война путем Версальского мирного договора показала им (народам. – М. П.) такие условия, – говорил Ленин, – что передовые народы очутились на положении колониальной зависимости, бедности, голода, разорения и бесправия, потому что они на многие поколения связаны и поставлены в такие условия, в которых ни один цивилизованный народ не жил».

Это был неприкрытый призыв к свержению «Версальского ига» с помощью «пролетарской революции». Апеллируя теперь к национальным чувствам немцев, якобы превращенных системой Версаля в европейских негров, российские коммунисты стремились вернуться к ситуации конца войны и привести к власти в Германии коммунистическое «правительство национального спасения» по сценарию Энгельса. В годы Гражданской войны в России ленинское руководство всегда имело в виду возможность прорваться с пылающим революционным факелом в Германию и на Балканы.

Уподобление послевоенной Германии колониям наводит на мысль, что большевики ожидали от Германии того же, что демонстрировала Турция.

Правительство султана подписало Севрский мир, согласно которому от Турции отходили арабские территории к новообразованным государствам – Ираку, Сирии и Ливану; на востоке значительная часть земель от озера Ван к Трапезунду, в том числе с преимущественно турецким населением, – в независимую Армению; большая территория вокруг Смирны со смешанным греко-турецким населением – в Грецию; что-то выделялось для итальянской колонизации, а проливы оказывались под международным контролем. Настоящий договор никогда не вступил в силу, потому что фактически в это время Турция успешно продолжала войну против Антанты.

В последний раз попытка революционного свержения законного немецкого правительства была повторена ленинским руководством в 1923 г.; согласно опубликованным в настоящее время документам, Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение о начале восстания в Германии 9 ноября (символично – словно бы на второй день после Великого Октября и словно бы переписывая историю, которая пошла «не тем путем» после 9 ноября 1918 г.). Символическим оказалось другое – в тот день начался «пивной путч» Гитлера в Мюнхене.

В феврале – апреле 1919 г. Верховный суд судил руководителей младотурков (Талаат, Энвер и Джемаль убежали из страны). Новый визирь, зять султана, албанский феодал Ферид-паша выполнял все условия перемирия, а затем и мира, но именно по его разрешению 30 апреля 1919 г. в Эрзерум на должность начальника III армейской инспекции, а фактически для организации сил сопротивления Антанте отправился бывший командующий Сирийским фронтом Кемаль-паша. В Турции действовали около 25 тыс. партизан, среди которых были и «исламские социалисты» (крестьянская армия «Ешиль Орду»). Кемаль-паша, блондин с холодными светло-голубыми глазами, для друзей – Серый волк, человек решительный, умный и жестокий, преобразовал антиевропейскую стихию в дисциплинированное движение турецкого национального сопротивления. Сопротивление Антанте был также сопротивлением султанскому правительству. В январе 1920 г. в Стамбуле собрался парламент (меджлис) и под носом у союзников принял «Национальный обет», отбросив попытки «расчленения отчизны». Союзники разогнали меджлис и вернули Ферид-пашу, но непокорная часть меджлиса собралась в Анатолии, где 23 апреля 1920 г. конституировалась как Великое Национальное собрание и вручила власть Кемалю.