Божий поселок - Шаукат Сиддики
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он сел на велосипед и быстро укатил.
Ноша постоял некоторое время у ворот, прислушиваясь к тишине. В доме светилось только одно окно. Он открыл калитку и вошел во двор. Сухие листья шуршали под его ногами.
Обойдя весь дом и осмотрев его со всех сторон, Ноша положил под кустом узелок с вещами, вытащил нож, зажал его в зубах и влез в окно. В доме было тихо, словно все вымерли. Мягко ступая, Ноша направился к комнате, из которой пробивался свет.
В приоткрытую дверь он увидел Нияза, склонившегося за столом над какими-то бумагами. Ноша осторожно открыл дверь и вошел в комнату. Нияз ничего не услышал, он поднял голову, когда тень Ноши упала на стол. Но было уже поздно. Стальное лезвие ножа сверкнуло у него перед глазами. Он вскрикнул и повалился на пол.
За дверью раздались быстрые шаги, и в комнату вбежала Султана. Широко раскрытыми от испуга глазами она смотрела на брата, не выпускавшего из рук окровавленного ножа.
— Ноша! Что ты наделал?!
Ноша с налитыми кровью глазами молча направился к двери.
— Куда ты идешь?—тихо спросила Султана.
Ноша, не глядя на нее, бросил:
— В полицию.
Султана преградила ему дорогу:
— Не пущу!
— Прочь, потаскуха! Не то и тебя убью! — прохрипел Ноша.
— Убей, убей меня!..— как безумная повторяла Султана, цепляясь за его рукава.— Ноша! Брат мой! Бога ради, остановись! Послушай меня!
Ноша резким движением освободился от ее рук, оттолкнул ее и, не оглядываясь, вышел из дома. Вслед ему неслись отчаянные крики Султаны:
— Ноша! Бога ради, остановись! Ноша!..
Услышав шаги, Салман обернулся. За его стулом стоял, улыбаясь, молодой человек с бледным лицом. Салман пытался вспомнить, видел ли он когда-нибудь это лицо, потом нерешительно встал. Незнакомец протянул ему руку.
— Меня зовут Анис Эй Джафрэ.— Он крепко пожал руку Салмана — у того даже пальцы хрустнули.
Только сейчас Салман понял, кто перед ним. Это был начальник его отдела Анис Ахмад Джафри. Он недавно вернулся из Америки, где в течение года изучал тонкости конторского дела. В конторе после приезда он появился впервые и сейчас знакомился со служащими.
У Джафри был узкий лоб, большой, с горбинкой нос и вьющиеся кольцами каштановые волосы. На нем были короткие легкие брюки и сверкающая белизной нейлоновая сорочка, на которой особенно выделялся яркий галстук. Разговаривая, Джафри время от времени подергивал плечами. Говорил он на английском языке с сильным американским акцентом. Салмана не называл иначе, как «мистер Салуман». Салмана немного коробило такое обращение, но он решил не перечить начальнику.
Впоследствии им часто приходилось сталкиваться по служебным вопросам, и Салман с удивлением убедился, что Джафри лишен обычной для чиновников грубости. Он разговаривал с подчиненными очень мягко, улыбаясь. Благодаря этому ему удалось, не вызывая недовольства, заставлять их работать и во внеурочные часы. Этому он за год практики в Америке научился прекрасно. Если Джафри хотел задержать Салмана после окончания рабо-чего дня, он обычно говорил:
— Мистер Салуман, могу ли я осведомиться, что вы намереваетесь делать сегодня вечером?
Салман понимал, в чем дело, и, если даже и намечал что-нибудь на этот вечер, поспешно, чтобы не рассердить Джафри, отвечал:
— Я сегодня совершенно свободен.
— Не разрешите ли вы мне в таком случае отнять у вас несколько часов времени? — продолжал Джафри и тут же поручал Салману какую-нибудь работу.
Очень часто он вызывал подчиненных своего отдела на работу по воскресеньям и по праздничным дням. В таких случаях он обычно заказывал через вахтера чай в соседнем кафе, угощал служащих чаем, американскими сигаретами (других он не курил) и «обрабатывал» каждого по очереди.
— Мистер Салуман, не соблаговолите ли вы заглянуть в свою записную книжку. Мне хотелось бы знать, какие у вас планы на воскресенье. Мне думается, что вы не любите валяться в постели, а для пикника погода неподходящая.
Салман, не глядя в записную книжку, отвечал:
— Я совершенно свободен в это воскресенье.
Джафри одобрительно похлопывал его по спине и, улыбаясь, говорил:
— В таком возрасте молодым людям не нужно быть слишком благочестивыми.— Затем, переждав минуту, он, изображая на лице большое сожаление, переходил к главному:— Если у вас непраздничное настроение, не могу ли я надеяться на то, что вы, вместо того чтобы тратить ваше драгоценное время в постели, пришли на службу. Если это возможно, вы сделаете мне личное одолжение.
Когда тебя так просит начальник, разве можно ему отказать. Салман, как и -другие работники отдела, выполнял все его просьбы. Бывало и так, что Салман твердо решал не соглашаться больше исполнять бесконечные просьбы Джафри, но, очутившись с ним с глазу на глаз, не мог отказать.
Дела в отделе Джафри, разумеется, шли отлично. Компания, помимо полутора тысяч рупий ежемесячного вознаграждения, оказывала Джафри еще целый ряд знаков внимания. Дом, в котором жил Джафри, построила ему компания, «шевроле» тоже подарила компания, кроме того, сверх зарплаты он каждый месяц получал триста рупий на всякие расходы. Словом, жил он прекрасно, вращался в самом высшем обществе.
К Салману Джафри относился с особенной симпатией, а может, ему только так казалось. Во всяком случае, разговаривал он с ним всегда очень приветливо. Если Салман допускал ошибку в делах, Джафри не сердился, а вызывал к себе в кабинет и мягко предлагал переделать работу.
— Мне думается, что вы в эти дни чем-то обеспокоены. Не позволите ли вы мне узнать, что случилось, и предложить вам свою помощь? — начинал он.
И когда Салман принимался уверять его, что он ничем не обеспокоен, Джафри продолжал:
— Вы видите на полях мои пометки? Я хотел бы знать, в какой степени вы с ними согласны?—И, не ожидая ответа на свой вопрос, заканчивал: — Могу ли я надеяться, что впредь вы не будете предоставлять мне возможности черкать красным карандашом на полях?
На урду он говорил именно так, потому что сначала составлял фразу в уме на английском, а затем переводил ее. Такую манеру он избрал себе, чтобы как-то выделиться, не быть похожим на других. К слову сказать, Джафри кончил Алигархский университет, где урду был одним из основных предметов, и знать его он должен был прекрасно. В годы юности он даже писал на урду стихи.
Университетские девушки считали его преемником Ни-ралы . Теперь девушки называли его Дон Жуаном, и действительно, когда он вечером, разодевшись, выезжал, на своем «шевроле», сердца многих местных Джулий замирали от восторга.
День ото дня Джафри нравился Салману все больше и больше. Он не заметил, как стал боготворить своего начальника и подражать в манерах этому удачливому молодому человеку.
Как-то возвращаясь с работы, Салман не смог сесть в автобус: на остановке было слишком много народу. Он долго простоял в очереди, но потом, потеряв надежду, отправился пешком. Глядя себе под ноги, он устало брел по тротуару, как вдруг к нему почти бесшумно подкатила сверкающая машина. За рулем сидел Джафри. Он позвал Салмана.
— Если вы не настроены на пешую прогулку, я буду рад подбросить вас до дому,— сказал он Салману и распахнул дверцу.
Салман сел рядом с ним на переднее сидение. По дороге оба молчали. Джафри спросил Салмана адрес и стал напевать модную песенку из американского кинофильма.
Выходя у порога своего дома из машины, Салман подумал, почему бы ему не пригласить Джафри на чашку чаю. Дрожащим голосом он сделал это предложение. Джафри, поразмыслив о чем-то, согласился.
Они поднялись наверх. Дверь им открыла старушка служанка, одетая в невероятно грязное платье. Салман разозлился, ему стало стыдно перед Джафри. Жены нигде не было видно. Он извинился перед гостем и пошел в спальню. Рахшида лежала в постели.
— Рахши,— едва переступив порог, обратился к ней Салман,— я пригласил мистера Джафри из своей конторы. Чай мы будем пить в гостиной.
— Хорошо, я пришлю чай туда,— привстала та на кровати.
— Бога ради, не присылай со старухой и скажи ей, чтобы она хоть изредка мылась. Джафри такой изысканный человек, и, если чай принесет эта грязнуха, он еще не станет его пить.
— Хорошо, я сама принесу.
Салман окинул жену придирчивым взглядом. На ней было домашнее платье, это ему не понравилось.
— Ты приоденься, очень уж простенькое платьице на тебе. Ну, мы ждем тебя с чаем.
Он вернулся в гостиную, где Джафри сидел, нетерпеливо перелистывая журналы. Салман молча сел рядом.
Взгляд Салмана вдруг упал на диванную подушку, лежа-щую рядом с Джафри. Чехол на ней был грязный. «Что подумает Джафри при виде такой подушки?» — ужаснулся Салман. Ему хотелось как-нибудь незаметно спрятать ее. Мысли его были заняты этой проблемой, но легкий порыв ветра колыхнул занавеску, и Салман забыл о подушке: в глаза ему бросились ржавые пятна по краям занавески. Он не выдержал и, проклиная в душе старуху служанку, встал и отдернул занавеску, чтобы пятна не были видны.