Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира - Розалин Майлз

все это осталось позади, в 1879 году, ей объявили, что женщина может рассчитывать лишь на диплом акушерки! А еще позже, уже получив диплом врача в Цюрихском университете, Хугоннаи-Варта столкнулась с новым законодательным новшеством: теперь женщина имела право заниматься врачебной деятельностью, но лишь в партнерстве с доктором-мужчиной.

Подобные битвы и препоны ждали женщин в любой «новой» для них профессии. В каждой стране феминистки сталкивались со своими особенными трудностями; борьба за права женщин по всему миру состояла не в том, чтобы навязать всем странам и народам некий общий набор принципов, а в том, чтобы в каждом месте отбить для себя то, что позволяют отбить местные условия и национальный менталитет. Так, в Индии Сароджини Найду, Абала Боуз и другие боролись против сожжения вдов и кастовой системы, в которой женщина всегда, просто в силу пола, стоит на ступень ниже окружающих мужчин; а в Японии Фусаи Итикава возглавила борьбу против традиционного института гейш, державшего тысячи японских женщин в буквальном сексуальном рабстве.

Впрочем, несомненно, что из всех параллельных инициатив, подкрепляющих борьбу за права женщин, самой важной оказалась борьба против рабства в южных штатах Америки. Ужас перед страшной участью негров потряс сердца многих женщин и побудил их с головой уйти в борьбу за свободу: так, активистка Сара Гримке, когда ей было всего четыре года, стала свидетельницей жестокой порки рабыни – и так и не смогла об этом забыть. Еще ребенком она выступила против закона, запрещающего давать рабам образование – научила свою личную рабыню читать и писать, за что подверглась порке сама. В таких обстоятельствах неудивительно, что аболиционизм стал колыбелью феминизма: жестокая и бескомпромиссная враждебность мужского общества заставила этих женщин задуматься и о собственных правах. «Я не прошу снисхождения к моему полу, – заявляла Сара Гримке. – Все, о чем я прошу: снимите ногу с нашей шеи!» При конфликте между этими двумя инициативами выбор был очевиден. «Я была женщиной до того, как стала аболиционисткой, – заявила в собрании массачусетского Общества против рабства Люси Стоун. – Мой долг – выступать от лица женщин»[358].

И они выступали, поднимали голос везде, где только могли: за образование, за реформу законодательства, за право на работу, за гражданские права, и прежде всего за право голоса для женщин. Символическое значение этого последнего требования очевидно из того, что оно было исполнено позже всех остальных; женщин уже допустили в общеобразовательные школы и университеты, позволили работать по избранным ими специальностям, даровали право собственности и возможность развода, но священный знак, свидетельствующий о полноценном гражданстве, они получили последним. И здесь, предсказуемо, первой оказалась Америка – один из ее западных штатов, Вайоминг, в 1869 году. Первой страной, в которой женщины получили право голоса в масштабах государства, стала в 1893 году Новая Зеландия – честь ей и хвала; отвратительная тактика британского правительства в борьбе против миссис Панкхёрст и ее суфражисток привела к тому, что в Великобритании женщины пришли на избирательные участки лишь в 1918 году – позже, чем в Австралии, Дании, Финляндии, Исландии, Норвегии и России. Но в конечном счете, после множества речей, петиций, насмешек, сопротивления – дело было сделано. Женщины получили гражданские права. Они победили.

Или?.. Олимпия де Гуж, стоя в тени гильотины, выкрикнула, что революция никогда ничего не меняет для женщин. Права, которых добивались и добились женщины за это долгое столетие, были, в сущности, правами мужчин. Женщины упорно штурмовали вековую крепость мужских привилегий и наконец ворвались в цитадель, откуда много веков правил миром мужской деспотизм. Что им еще оставалось? Иных вариантов не было. Однако ошибались те, кто счел это окончательной победой. Даже в миг триумфа некоторые ясно видели, что ждет впереди.

Никто из понимающих феминистическое движение, из знающих душу настоящей новой женщины не вообразит, что современная женщина борется за право голоса, за образование, за экономическую свободу, поскольку хочет стать мужчиной. Эта идея изобретена мужским разумом. Женщина – сейчас, как и во все предшествующие эпохи – борется за свободу быть женщиной[359].

Быть женщиной… но что это значит? Ответ на этот вопрос лежал за следующим полем битвы, и его тоже предстояло добыть в бою. Что ж – устало, но без жалоб всемирная армия женщин вскинула ружья на плечо и снова двинулась в поход.

11. Политика тела

Ни одна женщина не может назвать себя свободной, если не владеет и не распоряжается собственным телом.

Маргарет Зангер

Никакая сделка, никакое обещание не может трактоваться как разрешение подчинить личность жены, как в психическом, так и в физическом плане, воле и принуждению мужа. Выполнение функций жены и матери должно оставаться полностью и исключительно ее свободным выбором.

Элизабет Уолстенхолм Элми

Всякий раз, слыша сравнение, которое кажется нелестным для их пола, дамы выражали подозрение, что мы, мужчины-аналитики, так и не смогли преодолеть глубоко укоренившиеся предрассудки против всего женского… На это оставалось только отвечать: «К вам это не относится. Вы – исключение, в этом отношении вы скорее мужчина, чем женщина».

Зигмунд Фрейд

Итак, женщины получили право голосовать. Венец и центральный символ борьбы за женские права, эта возможность воплощала в себе и все прочие: право на образование, на равенство перед законом, на доступ к «мужским» профессиям, на владение собственностью. Но много ли проку в высшем образовании для незамужней матери четырнадцати детей? Много ли дает избирательное право женщине средних лет, которая после семнадцатых родов за двадцать лет страдает выпадением матки и просто не может дойти до избирательного участка?

Еще в то время, когда борьба за женские права была в самом разгаре, многие понимали: без физической эмансипации женщины эта победа окажется пустышкой. В 1919 году Виктор Робинсон из Американской лиги добровольного родительства назвал краеугольным камнем и кульминацией борьбы за свободу битву за контрацепцию и предупредил, что на этой стадии, как и на всех предыдущих, женское движение столкнется с ожесточенным противостоянием:

Когда женщины впервые потребовали допустить их к высшему образованию, мужчины возражали: женщине, изучившей ботанику и узнавшей, что у растений имеются половые органы, не место среди ее респектабельных сестер. Когда женщина постучалась во врата медицины, мужчины говорили: если она прослушает курс анатомии, какая же из нее выйдет жена и мать? Когда она попросила хлороформа, чтобы облегчить родовые муки, мужчины поспешили ответить: женщина, производящая детей на свет без боли, не сможет их любить. Когда замужняя женщина потребовала себе права собственности, мужчины клялись, что такой радикальный шаг полностью уничтожит влияние женщины в семье, подорвет основы семейного единства, разрушит истинное блаженство супружеской жизни, и уверяли: они против не потому, что менее нас любят справедливость, но потому, что больше любят женщин. Все те годы, что женщины боролись за свои гражданские права, мужчины, собираясь в буфетах и курительных, жаловались друг другу, что женщина ныне готова порвать с домом. Теперь женщина требует власти над собственным телом – и находятся мужчины, которые отвечают: если женщина научится предотвращать беременность, то совсем откажется от материнства. Похоже, нам не избавиться от мужчин, преследуемых страхом, что женщины планируют погубить человечество. Взывать к их разуму бессмысленно, и остается лишь надеяться, что всеобщее образование и правильное применение методов контрацепции с ними покончит[360].

Контрацепция стала таким же ключевым вопросом в битве за тело женщины, ее стержнем и осью, как вопрос о голосовании – в кампании за гражданские права. Однако эта битва включала в себя куда больше, чем механику контроля рождаемости. Женщина, освобожденная от «тирании своего организма», получала шанс стать независимым существом. Если она вырвется из бесконечного цикла соитий, беременности, родов, вскармливания и снова беременности, для нее станут возможны и личностный рост, и независимое положение в обществе. Если секс перестанет неизбежно влечь за собой суровые последствия – нежеланную беременность, падение в глазах общества, даже смерть в родах – женщина не будет больше считать секс грехом, а себя грешницей, подлежащей справедливому наказанию. А если каждая женщина избавится от этих идей, сможет контролировать собственное тело и им распоряжаться – чего будет стоить патриархат и вся власть патриархов?

Эта борьба не могла не стать (и оставаться – ведь она еще далека от завершения) поистине титанической. Задача состояла в том, чтобы переопределить саму женскую сексуальность, вырвавшись из мужского представления о женщинах как сосудах для мужского семени. Новые индустриальные культуры мира, опираясь на «прогрессивные идеи» XIX века, прежде всего на «научные» умозаключения, определили женщину как слабое, физически и психически неполноценное существо – мысль, от которой более «примитивные» культуры никогда и не отходили. Источник слабости был очевиден: непредсказуемая матка, «блуждающий орган, не имеющий ни разума, ни воли».