Падшие в небеса - Ярослав Питерский

— Да, Вера! Лишить людей надежды — куда страшнее! Вера, смотрела на этого человека, который, даже боялся — открыть глаза и понимала — он прав! «Он прав и она должна — с этим смириться! Смириться! И жить, жить с этим всю оставшуюся жизнь! Как она может выйти и сказать тети Розы, что ее Левочка — мертвый?! Как?! Нет! Она не сделает это!»

— Он, что, хотите сказать — был главарь, в их как вы там говорите — группе? В этой нелепой группе? Где был, как вы утверждаете, или как там у вас — состоял, мой отец? Вы это хотите сказать?! Дядя Лева был главарем?! Григорян без удовольствия посмотрел, в эту, словно окрашенную кровью, красную папку. Покачал головой:

— Нет, там еще был и Петровский Поликарп Андреевич. Он тоже сознался. Они были вместе старшими в этой группе.

— Что? И Поликарп Андреевич? Так, а его, почему не расстреляли? Как так? Дядя Лева то почему один? Логики тут нет! Все ерунда!

— К сожалению, Верочка есть логика. Есть. Ваш дядя Лева был еврей. Еврей — сионист. Буржуазный — сионист. Вот и все — это опаснее. А Петровский просто беспартийный. Вот и суд смягчил ему наказание. И вообще! — Григорян вскочил с кресла и подбежав к столу, бросил на него папку. — Я и так нарушил инструкции! Я и так нарушил свои должностные обязанности! Я и так вам слишком много сказал! Хватит меня пытать! Хватит! Вы пользуетесь тем, что я к вам не равнодушен! Пользуетесь! Но я вам заявляю — я в первую очередь офицер НКВД! А потом, уже мужчина! Так, что больше вы от меня ничего не услышите! Это секретная информация для служебного пользования! — Григорян кричал это, стоя спиной к Вере. Щукина кивнула головой и спросила:

— А человек? Григорян, словно испугавшись, резко развернулся и жалобно, посмотрев на девушку — спросил трясущимися губами:

— Что? Что вы сказали?

— А человек? Человек то, в вас — на каком месте? А? Офицер на первом, мужчина на втором! А человек? Григорян, тяжело вздохнул и сжав губы грубо ответил:

— Вы гражданка Щукина переходите все границы! Не терпится вам? Хотите неприятностей? Вера медленно поднялась. Она махнула рукой — прощаясь с Григоряном и вежливо, даже немного жалостно, сказала:

— Нет, нет. Извините. Извините меня. Вы, вы конечно ни в чем не виноваты. Ни в чем! И спасибо вам. Спасибо. Я хоть правду узнала. А так, так бы и ходила сюда, с передачами. И не могла бы ничего добиться. Вот. Спасибо вам — большое. От чистого сердца. Извините. Щукина повернулась и хотела уйти. Но Григорян ее остановил:

— Может, вам какая помощь нужна? Может, чем-то я могу помочь? Вера замерла в нерешительности и посмотрела на офицера. Тот, стоял к ней спиной, курил — нервно и часто затягиваясь, выпуская дым в потолок. «Если я спрошу его о Паше? Нет. Он может навредить. Он ведь все равно остается в первую очередь кавалером. Пусть и отвергнутым. Нет, Паша покажется ему соперником. И он даже может ему навредить» — подумала Щукина.

— Извините. У меня есть к вам еще одна просьба, — робко сказала Вера.

— Я вас слушаю…

— Понимаете, у меня есть знакомый. Я знаю, он работает в вашем управлении. Его фамилия Маленький. Он мой дальний родственник. Но вот, он, пропал. Совсем перестал меня навещать. Перестал. Я волнуюсь. Что с ним?

— Родственник? — с подозрением спросил Григорян. — А почему вы не обратились к нему? Сразу?

— Я же говорю — он пропал. Понимаете. Его нет. Где его искать. Я его видела уже давно. Вот поэтому я и прошу вас, помогите мне найти его! Помогите! — Вера грустно улыбнулась.

— Пропал, говорите… — задумался Григорян. — Да, это не удивительно. Наверное, он исчез, после того — как арестовали вашего отца?

— Да, да… — солгала Вера.

— Ну, что ж. Его можно понять. Это может наложить на него кое-какие подозрения. А это в нашем деле лишнее. А, что он вам за родственник? Кем приходится?

— Он, он… брат. Троюродный. Или там дальше как-то….. я путаюсь — в этих хитросплетениях родственных уз… у моего отца была двоюродная сестра, а он племянник ее, от первого мужа…

— А, вот, как?! Пятая вода на киселе… — ухмыльнулся Григорян. — Родственник. Да… у вас у русских — это конечно уже не родственник. Так, дальняя родня… почти чужой человек. А вот — у нас! У армян! Это родственник! У нас так семьями живут до десятого колена! Мы маленький народ! Маленький — но гордый! И ценим каждого человека — тем более родственника! Пусть и дальнего! У нас у армян, по сути — все родственники дальние! Во как! — Александр взметнул вверх руку и указал пальцем в потолок. Вера печально улыбнулась.

— Ну, что ж. Найти человека в нашем управлении это можно. А кем он хоть работает — вы знаете? А то штат то, у нас не малый! — спросил Григорян, подойдя к телефону, что стоял на столе. Он, взял, черную трубку и поднеся ее к уху, прижав клавиши на аппарате — вопросительно уставился на Веру. Щукина вздохнула и ответила:

— Он вроде следователь. Вот и все.

— Так, следователь. Ладно. А звание?! Какое — звание? И фамилия, имя и отчество?

— Хм, по-моему — лейтенант. Два кубика, по-моему. А зовут его — имя такое редкое — Андрон. А фамилия Маленький. А вот отчество… кто его знает?! Я его — Андроном всю жизнь называла! Он ведь — ровесник мне. Хотя и видела я его редко! Вот…

— Ну, что ж… — Григорян набрал номер. Диск телефона, медленно вращаясь — трещал, словно детская игрушка. Наконец где-то, внутри аппарата что-то щелкнуло. Офицер напрягся и жестко сказал в микрофон трубки:

— Алло, это опер часть? Моя фамилия Григорян! Да, здравия желаю. Мне бы переговорить с вашим сотрудником. Следователь Маленький. Да! Повисла пауза. Григорян, прикрыв трубку ладонью — прошептал Вере:

— Пошли вызывать! Сейчас, найдем, вашего родственника! Сейчас. Но тут же, его лицо, стало серьезным. Александр, выслушал ответ и медленно, положив трубку на телефон, тяжело вздохнул:

— Не везет вам Верочка! Не везет! Нет его! Маленький в командировке. В служебной.

Вера опустила голову и молча направилась к двери. Григорян поспешил за ней. Он услужливо дернул за ручку — пропуская девушку вперед.

— Верочка, простите, конечно, что вот так получается. Простите. Но, что, возможно, я помогу. Вы позвоните мне! Может, у вас еще какие то просьбы есть? А? А то я могу, что ни будь попробовать сделать для вас! Щукина шла по длинному коридору. На ее глаза вновь навернулись срезы. Вера не хотела сейчас разговаривать с этим услужливым кавказцем. Но грубить она не решалась — кто его знает, может и вправду придется — к нему обратиться?!

— Да, что вы можете сделать. Отца же из лагеря вы не вернете? Вы же не волшебник! — прохныкала Вера.

— Да, конечно — из лагеря. Но я могу узнать — в каком он лагере? Хотите? Вера остановилась. Офицер смотрел на нее с восхищением и надеждой. Он ждал ее ответа — искренне переживая. Этот блеск надежды обрадовал Щукину. Вера грустно улыбнулась:

— Что вы хотите взамен? Вы же не просто так будете это делать? Вы же что-то попросите в ответ? Да?!

— Ну, зачем вы так, Верочка?! Зачем?! Я искренне хочу помочь! — Григорян покраснел. Он опустил глаза и добавил:

— Конечно, я хотел бы встретиться с вами. Пойдемте со мной в ресторан, что ли сходим? Или в парк прогуляемся? В кино? А? Вера?

— Хм, вот видите, как странно все. Я ищу своего отца, которого посадили ваши коллеги. А вы, что бы его найти предлагаете мне развлечься? Хм,… странная штука жизнь…

— Ну, что, что теперь, вы должны — тоже покончить с собой, как ваша мать? — вспыхнул Александр. Вера, кивнула и повернувшись двинулась к выходу:

— Нет, конечно. Нет Александр Рубенович. Тем более, как, я вам говорила — я скоро буду мамой. Скоро! И мне жить обязательно надо. Ради ребенка, — говорила она на ходу. Григорян семенил рядом. Он поддержал ее за локоть:

— А отец? Кто отец? Вы ведь не замужем.

— Нет отца, он уехал, на север. И будет не скоро! — солгала Вера и заплакала.

— Вот, вот видите — вам нужен, просто нужен помощник! — Григорян дернул решетку и прикрикнул часовому. — Эй, открой немедленно! Солдат кинулся с ключами к замку. Он гремел связкой и неуклюже протянул Вере котомку с передачкой:

— Вот, все, в целости-сохранности. Григорян отпихнул часового и схватив авоську — всучил ее Щукиной:

— Ну, я все равно, буду ждать. Буду. Вы подумайте. Вера взглянула ему в глаза и грустно ответила:

— Я позвоню. Позвоню. Но я, не знаю номер.

— Двадцать три — сорок! — крикнул Григорян.

— Хорошо, я запомню, — Щукина повернулась и быстро исчезла за дверью.

Майор стоял и смотрел ей вслед. Часовому стало неловко от этой сцены прощанья, и он непроизвольно отвернулся. Григорян достал из кармана своих темно-синих галифе — очередную папиросу и подкурив, выпустил дым:

— Ти, что эту жэнщину запомниль?! Как придеть в следующий разь при твоей смене — нэмэдленно веди ее ка мнэ! Понял?! — сказал Григорян вновь с сильным кавказским акцентом. Он, при подчиненных — делал это специально, старался показать — что плохо владеет русским языком.