Падшие в небеса - Ярослав Питерский

Он почувствовал, что готов к убийству! Готов, вот так, без зазрения, совести — убить человека! Первого попавшегося человека! Вот этого, не знакомого, ему старшину — в новой гимнастерке! Просто выхватить у него пистолет и убить! Но и на этом не останавливаться! Нет! Стрелять во всех подряд! Во всех, кто есть, в этом кабинете! Стрелять, пока не кончатся патроны! Стрелять и видеть в глазах тех людей — ужас! Ужас! «Но за, что я так стал — ненавидеть людей? За что? За то, что меня посадили в тюрьму? За то, что лишили меня свободы? И разве за это можно убить человека? Желать ем смерти! Более того — желать ее с таким наслаждением и страстью?! В кого я превращаюсь? В кого?» — Павел рассуждал, с каким-то дьявольским хладнокровием. Он не боялся мыслей — напротив ему это доставляло удовольствие. Клюфт поморщился. В кабинете было светло до рези в глазах. Несколько мощных лампочек в люстре, что висела под потолком, ярко горели. Павел уже забыл, когда видел столько света! Тут, в тюрьме, он превратился — в некую крысу. Крота! В существо, которое, живет в полумраке.

— Проходите, Павел Сергеевич! — громко сказал, какой-то мужчина.

Добродушный низкий баритон. Павел поморщился и попытался рассмотреть человека. Перед ним стоял щеголь, в двубортном, сером костюме в полоску. Русые волосы зачесаны назад. Волевой подбородок. Голубые глаза. Гладковыбритое лицо. На вид этому человека было — что-то около пятидесяти. Морщины хоть и имелись, но они не старили его. Складки возле переносицы и совсем немного на лбу. На ногах дорогие начищенные туфли и темно-бардовый платочек, затолкнутый в нагрудный карман. Такого же цвета галстук и белая рубашка.

Создавалось впечатление, что этот человек пришел в ресторан — на званный ужин, со своей дамой, а никак не на допрос. Клюфт невольно улыбнулся. Но, представив, как он сам выглядит — небритые впалые щеки, трехдневная щетина, попытался спрятать улыбку. Павел тяжело вздохнул.

— Ну, что вы Павел Сергеевич, садитесь, вот, сюда, на стул! — незнакомец кивнул рукой на стул, что стоял посреди комнаты. Павел шагнул и сел. Он увидел еще одного человека. Это молодой следователь по фамилии Маленький. Тот самый лейтенант, который вел первый допрос Павла, а потом, вдруг пропал. И вот, он стоит скромно в углу и молчит. Никаких эмоций. Только чуткий колючий взгляд — оценивающий состояние Павла. Глаза, словно подсказывают Клюфту — никаких эмоций. Не надо. Сиди и молчи! Павел, опустил глаза. Перед его лицом щелкнул портсигар — дорогой серебряный, с блестящей крышкой. Запах папирос. Скорее всего — это был, какой-то, элитный сорт. Длинный мундштук. Гильза сантиметров десять. Лежат не поперек, а вдоль. Поперек просто не войдут.

— Курите… Павел машинально потянулся и взял две. Одну засунул на ухо. Вторую вставил в рот и вопросительно посмотрел на собеседника. Щеголь в двубортном костюме вежливо сказал:

— А вы, я вижу, тут обжились?! Одну вот, без разговоров — в камеру собираетесь пронести. А если конвой отберет? А? Почему за ухо?

— Нет, не отберет. Лучше пусть на виду. Зато конвой знает — у меня папироса. И все. А отберет — он и так отберет, — угрюмо ответил Павел и подкурил то спички, которую ему поднес к папиросе человек в дорогом костюме.

— Хорошо. Я вижу, Павел Сергеевич, беседа у нас получится. Не волнуйтесь. Я не буду заставлять вас в чем-то признаться, что вы, не совершали. Нет. Это дело я не веду. Мне это не интересно. Мне интересней другое дело, — загадочно, сказал человек в костюме.

— Хм. А, я вообще, с кем разговариваю. А то, вот — вы меня знаете. И, наверное — мое дело изучили. А я вот так сижу и гадаю. Вы новый следователь? — вызывающе спросил Павел и пристально посмотрел на мужчину. Тот оценил его смелость. Но взгляда не отвел. Напротив — щеголь тоже внимательно смотрел в глаза Павла:

— Ах, да. Я забыл представиться. Меня зовут Вадим Петрович. Фамилию вам я свою называть не буду. Вам и не зачем ее знать. Да и она вам ничего не скажет. Потому как вы меня больше, наверное, вряд ли увидите. Так, что зовите меня Вадим Петрович. Я из наркомата внутренних дел. Специально вот приехал сюда в краевое управление в Красноярск.

— Не понял, вы, что из Москвы? — удивился Клюфт.

— Да, я из Москвы.

— Хм, странно. Моя скромная персона — нужна кому-то в Москве? Странно, — напрягся Павел. Ему вдруг стало немного не по себе: «Что хочет от него это загадочный тип?

Куда он клонит? Почему он сказал — что они больше не увидятся? Это конец? Все?!»

— Павел Сергеевич, вы как себя чувствуете? А? Как здоровье то? — Вадим Петрович меж тем подвинул еще один стул и поставил его рядом с тем, на котором сидел Клюфт.

— Я? Да как вам сказать. Вроде, как, на поправку пошел.

— Павел Сергеевич, мне нужно, что бы вы все, все подчеркиваю — написали о своем здоровье.

— Не понял? — Павел, недоумевающим взглядом посмотрел на мужчину. Тот, кивнул головой и улыбнулся.

— Ну, просто напишите о здоровье. Своем. Мол — так и так, потерял его вот при допросе. И теперь вот лежу в местном тюремном лазарете. И самое главное, как себя чувствуете — напишите все. Я вам дам перо и бумагу. А вы напишите — все своей рукой. Все, вроде, как сочинение школьное. Без всякого протокола.

— Зачем? Вы, же вроде из наркомата внутренних дел, а не из наркомата здравоохранения?

— Ну, значит надо. Кстати, вы вообще-то, помните — тот день, весь, до мелочей? Ну, когда, вас ранили? — спросил Вадим Петрович. Павел пожал плечами и докурив папиросу, посмотрел на окурок:

— Ну, вроде, как помню. Конечно, до того момента, как мне пуля грудь пробила. Потом, ничего не помню. Потерял сознание.

— Ну, вот и хорошо! Хорошо! — Вадим Петрович щелкнул пальцами, как фокусник. Старшина, что привел Павла, бросился к столу и схватив пепельницу — подал ее мужчине. Удивленный Клюфт, неуверенным движением, в нее положил окурок.

— Павел Сергеевич — вы идите, садитесь, вон за стол и пишите. Пишите, — настойчиво попросил Вадим Петрович. Клюфт неуверенно поднялся и шагнул к столу. Лейтенант Маленький услужливо отодвинул кресло — приглашая сесть. Павел не мог поверить своим глазам! Ему услуживал офицер НКВД! Что произошло?! Кто, этот тип в модном костюме — если так, изменился человек, который его бил, на первом допросе? «Что может заставить так измениться человека? Страх?! Возможно, но Маленький не выглядит испуганным. Услужение? Да, скорее всего. У нас в крови это чертово услужение! Бесхребетная спина! Спина готовая в любую минуту склонится перед начальником, господином. Барином! Еще кем-то! Это „чертово“ русское желание — быть подчиненным! Крепостным! Колхозником! И в тоже время, когда надо — быть несгибаемым и неприступным! Показывать стойкость достойную только богам! Во времена всех лихих годин, доказывать всем, остальным народам — что свободолюбивее нации просто нет! Что за чертова, русская, загадочная душа?

Нация, добровольно насилующая себя и наслаждающаяся этим!» — Клюфт, вдруг понял, что внутренне считает себя русским. Русским! Хотя был немцем по крови. «Да, какой я немец?!» Он и немецкого языка то, толком не знал — так, несколько фраз.

Отец, пытался его немного учить языку предков. Но тщетно. Да и опасно было учить иностранный язык! Павел сел за стол и взяв в руки перо — аккуратно макнул его в чернильницу. Прежде, чем опустить его на бумагу, еще раз неуверенно посмотрел на Вадима Петровича. На этого странного человека — похожего на волшебника. Советского волшебника! Доброго и справедливого! Человека, который хочет узнать правду. Правду — зачем? «Может это ловушка? Зачем им мои показания — написанные моей же рукой? Не верь, не бойся, не проси! Не верь! Правило — первое! Не верь! Никогда не верь никому! Никому — кто красиво говорит и делает вид, что хочет помочь! Тюремный закон» Павел опустил перо на бумагу и задумался.

— Вы, не знаете, как начать? — спросил Вадим Петрович.

— Да, если это сочинение — какая тема? — язвительно спросил Клюфт.

— Хм, тема… ну пусть это будет тема — как я провел беседу со следователем! Со следователем Поляковым! В данном случае!

— Что так и озаглавить? — удивился Павел.

— Нет, пишите. Свою фамилию. Имя, отчество. Год рождения. И далее, с красной строки, в произвольной форме — как все было… Павел задумался. Отказаться?! А что это даст? Ничего. Опять будут бить. На этот раз — раненого. Отобьют все! И ради чего? «Хм, в конце то концов я не собираюсь писать им неправду. Он же сказал писать правду!» Павел вздохнул и начал писать. Перо двигалось по бумаге, слегка поскрипывая. Рука — подзабывшая, как правильно выводить буквы — слегка напряглась. Кисть ломило. Но все равно! Как это здорово! Буквы вылетали из-под пера — как причудливые, сказочные существа! Павел получал наслаждение от этой процедуры! Он, так давно не писал! Он выводил каждую строчку с таким усердием! «Господи как это приято! Писать! Писать. Вот так! Господи! Если я выживу — буду писателем! Обязательно буду писателем! Буду писать все, что захочу! Это и есть свобода! Писать все что захочешь!» Вадим Петрович терпеливо ждал. Он сидел напротив Павла, закинув, нога на ногу — дымил папиросой. Прищурившись, мужчина, с ухмылкой наблюдал, за стараниями Клюфта. Тот, изредка отрывался от писанины и поднимал голову — смотрел в потолок. Лейтенант Маленький стоял сбоку. Он иногда косился и на толстого старшину — который лениво развалился на стуле возле входа. Павел закончил писать свое «сочинение». Он еще раз взглянул на текст и довольный своей работой — протянул листок Вадиму Петровичу. Тот, захлопал в ладоши и радостно воскликнул: