Алхимия - Вадим Рабинович

Идея соли как третьего начала — это, конечно, новая идея (хотя высказывалась и раньше в виде намеков). Парацельс этими намеками пренебрегает, зато ищет себе опоры в александрийской древности, ища у Гермеса только ему, Парацельсу, внятные аналогии: «Знайте! Все семь металлов рождены из троякой материи, а именно: из ртути, серы и соли. Однако металлы все же отличаются друг от друга хотя бы окраскою, особой для каждого металла. Гермес сказал правильно, что все семь металлов произошли от смешения трех субстанций. Подобным образом из этих же субстанций составлены тинктуры и философский камень. Он назвал эти три субстанции духом, душою и телом. Но не указал, каким образом это нужно понимать и что он сам понимал под этим.

Возможно, он знал о трех началах, но не высказывался по этому поводу. Я не хочу сказать, что он впал в ошибку, а только говорю, что он умолчал об этом. Но для того, чтобы эти три различные субстанции, а именно: дух, душа и тело, были правильно поняты, необходимо знать, что они обозначают не что иное, как эти же самые три начала: ртуть, серу и соль, из которых образованы все семь металлов; ртуть есть дух (spiritus), сера — душа (anima), а соль — тело (corpus)» (Paracelsus, 1, 1894, с. 125). Развитие мысли Арнольда — перенос алхимической доктрины из металлического микрокосмоса в человеческий микрокосмос[117]. Спиритуализм не снят, но подкреплен медико-лекарственной и химико-аналитической практикой. Люди, по мнению Парацельса, так же, как и металлы, сложены из серы, ртути и соли.

Алхимическая триада под воздействием медико-лекарственных тенденций видоизменяется в «пятерицу». Парацельс, став иатрохимиком, говорит уже не о трех, как некогда, а о пяти основных субстанциях, или «ближайших и естественных принципах»: сера, ртуть, соль, флегма и мертвая голова. Флегма и мертвая голова — наиболее грубые субстанции, находимые в грубых землях и простых водах; субстанции пониженной духовности. Отсюда иное определение алхимии, данное Парацельсом: она — искусство, которое путем растворения смесей определяет чистое от нечистого. Отступление в технологию от освященного столетиями алхимического спиритуализма. Парацельс смешивает, не разделяя, Аристотелевы стихии с элементами-качествами, прибавляя к ним и пятую сущность. В обыкновенном золоте, согласно Парацельсу, квинтэссенции мало, зато много прокаженного тела, нуждающегося в лечении. Вот почему изготовление целительных «арканумов» — основной технологический пафос химии Парацельса. Но как раз здесь опять-таки вырисовывается спиритуалистический план Парацельсовой химии: планетно-зодиакальные флюиды, одухотворяющие вещественный мир «арканумов», специфических лекарственных сил веществ, соотнесенных с частями тела. Но часть тела не тождественна телу в целом. Она относительно самостоятельна.

Разрабатывается идея «симпатического сродства» веществ: духовного, но и «химического» (подобие свойств). Конструируется органохимическая система, предусматривающая воздействие на пораженные части тела химическими средствами. Медико-химические предписания врача-алхимика следуют из этой системы, овеществившей бесплотные категории алхимического элементаризма. Приведу Парацельсов рецепт лечения чахотки: «Чахотку можно вылечить так: возьми белого хлеба в любом количестве и размачивай его 24 часа в хорошем вине. (Воссоздается ситуация псещопричащения. — В. Р.). На следующие сутки, помолившись, выпей этого вина. Не пей при этом ничего иного. Все это время собирай мочу в сосуд, подвешенный над дымящимся очагом. По мере испарения мочи, чахотка твоя тоже пойдет на убыль». (Цейтлин, 19316, № 10, с. 76–77). Мистическое, но и диетическое целение.

Если археи и арканумы Парацельса свидетельствовали о собственных спиритуалистических возможностях, лишь частично представимых в вещественных обличьях, то алхимические начала у Иоганна Ван-Гельмонта (XVI–XVII вв.) — объективированные реальности, поверяемые опытом[118].

Элементы-качества Аристотеля, по Ван-Гельмонту, не есть элементы (простые тела). Но этого не утверждал и сам Аристотель. «Огонь» («горящий пар») не есть самостоятельное вещество. Он — раскаленные пары. Сжигание дубовых углей «подтвердило» это. Spiritus Silvester — лесной дух, или газ (от bias — blasen — дуть) — результат этого сжигания. Ван-Гельмонт формулирует понятие газа, тождественного духу (rcvevna). Отсюда пневмохимия. «По особенностям дела и за неимением имени я назвал это испарение газом, что близко к хаосу древних» (Helmont, 1682, с. 102). Ван-Гельмонтов газ оказывается тождественным хаосу. Но газ как принцип отождествлен с воздухом и овеществлен в «газ», который можно собрать. Особенно точные опыты проводил Ван-Гельмонт с «водой»[119].

Ван-Гельмонт отрицает tria prima алхимиков — ртуть, серу и соль как составные части сложных тел, утверждая, что их присутствие опытом не доказуемо и применение их в качестве идеальных принципов для практики бессмысленно. Вместе с тем Ван-Гельмонт ставит опыт по превращению 2000 весовых частей ртути в золото с помощью 1 весовой части философского камня, объявляя о своей удаче. В то же время замечательный опыт количественного сжигания 62 фунтов сухого дуба, давшего 1 фунт золы и 61 фунт углекислоты, не обсуждается и лишь служит доказательством двухэлементного состава вещей: все вещи состоят из воды и газа.

АЛХИМИЧЕСКАЯ ТРИАДИЧЕСКАЯ ДОКТРИНА сходит с небес для опытных в нее вторжений.

Последующая «химизация» алхимической мысли приведет к точным описаниям кислот и щелочей и взаимодействий с ними. Кислота и щелочь обретут статус первоэлементов. Однако рациональная правда о кислоте и щелочи обернется ложью их элементного (в алхимическом духе) гипостазирования: вездесущие, теперь уже реликтовые призраки алхимического тысячелетия. Отто Тахений (XVII в.), например, скажет: «Все соли состоят из какой-либо кислоты и из какой-либо щелочи… Из этих двух универсальных принципов составлены все тела мира» (Фигуровский, 1969, с. 121). Ярчайшее сочетание в одной сентенции химического (первый тезис) и алхимического (второй тезис) мировидения: конец алхимии — начало химии; ноль градусов по пара-Цельсию…

Алхимия перестает быть актуальной, зато становится частью джентльменского набора XVII века, а знание ее доктринальных оснований — признаком тогдашней природоведческой учености. Лефебюр, аптекарь Карла II, воспроизводит такой, например, разговор со своим сюзереном: «Карл: Из чего состоят тела? Лефебюр: Если субстанция есть тело, то она должна обладать количеством и потому должна быть делима. Тела же должны состоять или из делимых, или из неделимых вещей — из точек или частей. Но тело не может состоять из точек, ибо точка неделима и не обладает количеством. Она не может поэтому сообщать телу количество, ибо она сама его не имеет. Отсюда следует, что тела состоят из частей. Но на это можно возразить: все эти части должны быть делимы или неделимы. Если верно первое, то одна часть не может быть наивозможно меньшей, ибо она может быть разделена на еще меньшие части. Если же эта самая меньшая часть со своей стороны неделима, то мы наталкиваемся на то же затруднение, ибо она не может обладать количеством и потому не может сообщить такового телу, ибо делимость есть существенное свойство всякого количества» (Рамсей, 1920, с. 32). Бесконечная делимость вещества — залог антиатомности в алхимии. Вместе с тем признание бесконечной делимости есть основание для количественных — весовых, мерных — аналитических и техно-химических процедур. Элемент-принцип должен стать элементом-субстанцией, элементом-веществом.

Но в те же примерно времена Дю Клос, врач Людовика XIV объясняет своему королю переход вещества из жидкого состояния в твердое так: «Причиной перехода жидкости в твердое состояние является, очевидно, сухость, ибо это свойство, представляющее противоположность влажности, делающей тела жидкими, может вызвать действие, противоположное тому действию, которое вызывается влажностью, — именно, отвердевание жидкостей» (с. 11). Рецидив средневекового элементностихийного перипатетизма, ставшего устойчивым стереотипом массового природоведческого мышления.

Даже в «Химическом словаре» Макера (XVIII в.), современника Лавуазье, еще можно прочесть совсем уже по тогдашним временам замшелые описания обветшалых элементов. Правда, в это описание примешаны новые веяния. Забавное отражение былой околокультурности алхимии в послеалхимические времена. «Воздух есть жидкость. Вода, по-видимому, не входит в состав всех металлов… то, что остается от тела, подверженного сильнейшему действию огня, следует рассматривать как его земное начало… Материя солнца или света… — все это названия, которыми наделяется обыкновенно элемент огня… Огонь — вещество, которое состоит из бесконечно маленьких частичек…» (Рамсей, 1920, с. 41–42).

ТАКОВА ТЫСЯЧЕЛЕТНЯЯ ЭВОЛЮЦИЯ алхимических первоэлементов. Эволюция ли? Едва ли. Это игра с одним и тем же, сверкающая то той, то этой своей гранью. Имя и вещь в алхимии и слиты, и разведены. Эти схождения и расхождения искони присущи прародительнице, хранительнице, но и пожирательнице первоэлементов-первокачеств-первовеществ — первоматерии. Элемент — тело, дух и душа, то есть принципиально живое. Элемент, понятый как одушевленное и одухотворенное первотело, породит мистическую алхимию, которая будет существовать еще довольно долго — после фактической смерти алхимии как живой исторической реальности. В терминах теории алхимических первоначал это: магнетическая сера; сила, или сера бога, первоначало жизни и движения, архей (сила) Парацельса, огонь как движение (образ материи, приведенной в движение силой). Отсюда вещественно спиритуалистическая иерархия видов материи: минеральная, растительная, животная — соответственно тело, дух, душа.