Три круга Достоевского - Юрий Кудрявцев

При всей своей проницательности Достоевский не заметил, однако, одного вида деятельности государства: делание «воли на­рода». Более того, он выступил против Л. Толстого, заметившего в период балканских событий это делание.

Но Достоевский зорко увидел одну из опор государства в борьбе с теми, кто не разделяет сделанного «общественного мнения». Это донос.

- В «Мертвом доме» доносчика не презирают. Почему? Видимо, потому, что донос стал нормой, и к нему привыкли. Сбита систе­ма ценностей. А это проблема социальная. Далее, если есть до­носчики, значит, есть и их работодатели. Как говорил Иван Ка­рамазов, «у нас ведь тоже есть такое одно отделение, где при­нимают известные «сведения» .[10, 10, 171].

В «Записках из Мертвого дома» отмечена и такая деталь. Некий А — в осужден за донос. Государством. Но его же пред­ставители используют в остроге А — ва в качестве доносчика. И получается, что государство не следует им самим установ­ленным законам.

Отношение к доносу у Достоевского, как у всякого нормального человека, резко отрицательное. Так, в ответ на требование называть критикуемых нигилистов по имени, Достоевский писал издателю «Гражданина»: «Как же он требует указаний (т. е. доносов Правительству) на А. и «а Б., когда они, кроме осрамления, могли бы лишиться вследствие доноса вашего мест своих, и даже попасть под дальнейшее гонение» [П, 3, 93].

Как уже отмечалось, в произведениях Достоевского нередко» изображаются сошедшие с ума. Но есть там и иной аспект су­масшествия. Стремление объявить сумасшедшими людей здоро­вых. Тех, кто думает не так, как они, свой ум признавшие за норму. Все иное есть от нормы отклонение.

Вот генерал Епанчин видит, что героиня бросает в огонь ста тысяч, и мгновенно реагирует: «Не... не... связать ли нам ее? — шепнул генерал Птицину, — или не послать ли... С ума ведь сошла, ведь сошла? Сошла?» [8, 145]. Конечно, в мире чистогана такой поступок — сумасшествие.

Князь Мышкин выступил перед «светом» с проповедью жиз­ненных принципов, этому «свету» чуждых. Князя хотят вывести «под предлогом его болезни», а потом и объявить сумасшедшим. То, что посягает на привычный уклад жизни, — сумасшествие.

Ставрогин совершает аморальные поступки — хотят объявить сумасшедшим и спрашивают, не замечалось ли у него «уклоне­ния идей или особенного оборота мыслей» [10, 82].

Свидетельства героя «Бобка»: «А насчет помешательства, так у нас прошлого года многих в сумасшедшие записали.

  — То-то свести с ума у нас сведут, а умней-то еще никого не сделали» [1895, 9, 215]. Здесь безымянные, но много. Одних, видимо, сделали сумасшедшими, других просто объявили.

Помогающего другим, а тем самым разматывающего состоя­ние, одного из героев «Подростка» предлагали объявить сумас­шедшим. Умный копит. А этот раздает. Значит, сумасшедший.

Приехавший из Москвы знаменитый доктор считает, что не хитрящий в трагический момент Митя Карамазов ненормален, ибо «все действия его наоборот здравому смыслу и логике» [10, 10, 208]. Умный будет хитрить, выкручиваться. Простодушен — значит сумасшедший.

И все-то «умные» хотят взять в опеку «сумасшедших». Охра­нить свои интересы от них. Приняв эти интересы за норму.

Я перечислил не все попытки объявить нормальных людей сумасшедшими. Пытались взять под опеку и проигрывавшуюся на рулетке «бабуленьку» («Игрок») и Версилова.

Но причем тут государство? Не отвечает же оно за действия или помыслы каждого из своих многочисленных членов. В какой-то мере и отвечает, должно отвечать. Но не это здесь главное. Дело в том, что эти граждане опирались на определен­ную государственную систему. Им мало было посеять в мнении общества мысль о сумасшествии того или другого человека. Им надо было это оформить юридически.

Генерал, из рук которого утекает возможное наследство, зо­вет к опеке над «бабуленькой» и прямо ссылается на нравы го­сударства: «У нас в благоустроенном государстве, где есть на­чальство, над такими старухами тотчас бы опеку устроили! ...у нас эдаких старух в дугу гнут, в дугу, в дугу-с» [5, 287]. «Благоустроенное государство», где «гнут в дугу», — это Россия. Гене­рал тоскует о ней, потому что «бабуленька» проигрывает вне России, и российская юриспруденция не может до нее дотянуться.

 Другой герой «Игрока», Алексей Иванович, говорит, что сумасшествием «начали в последнее время злоупотреблять в юри­дическом мире» [5, 236]. Правда, он видит это злоупотребление в обратном плане, чем желает генерал: виновных оправдывают, объявляя их сумасшедшими. Но если можно пойти на такое ради спасения человека от тюрьмы, то почему нельзя использовать тот же прием для достижения противоположных целей? Да и генерал знает, что говорит, он, видимо, в этих вопросах опытнее учителя.

О том же «благоустроенном государстве» говорит барон Р., угрожающий сумасшедшим домом Версилову: «Мы живем не в лесу, а в благоустроенном государстве» [10, 8, 355].

А в «Идиоте» прямо сделана попытка юридически оформить сумасшествие князя и взять его под опеку. И в этом деле участ­вуют и, государственные служащие. Один «почтенный старичок», «тонкий юрист», «заключил, что это дело совершенно возможное, лишь бы были свидетели компетентные умственного расстройства и совершенного помешательства, да при этом, главное, покро­вительство высоких особ» [8, 487].

Как видите, надо не так уж много: инициатор постановки вопроса, компетентный свидетель и «покровительство высоких, особ». Покровительствовать они будут не жертве, а инициатору. Покровительство — довод главный. Оно, однако, хотя и всемо­гущее, но должно опираться на другие звенья: инициатор и сви­детель.

Инициатор в деле Мышкина есть. «Почтенный старичок» дал консультацию, как лучше провести дело, высокие особы, видимо, тоже найдутся.

Но Мышкина не объявили сумасшедшим. Одно звено дало осечку. Свидетель-медик оказался не на высоте. Когда обманом князя привели к доктору для освидетельствования, то после беседы с ним «доктор сообщил Лебедеву, что если всех таких брать в опеку, так кого же бы приходилось делать опекунами?» [8,488].

Доктор не понял правил игры. Он сам, видимо, отчасти су­масшедший, если не понимает, кто в обществе должен быть в? опеке, а кто должен опекать. На доктора хотят оказать давле­ние. Фактами, показывающими ненормальность поступков князя, в частности его предполагаемой женитьбой. И тут доктор, как бы поняв правила игры, но не желая на этих правилах в игру включаться, заметил, что красота и богатство невесты говорят скорее «о хитрости тонкого светского ума и расчета, а стало быть, способствуют к заключению противоположному и для князя со­вершенно приятному...» [8, 488]. Умен, коль так действует. Коль женится с расчетом.