Родник жемчужин: Персидско-таджикская классическая поэзия - Сабир Термези

Джуха и мальчик

Отца какой-то мальчик провожалНа кладбище и горько причитал:

«Куда тебя несут, о мой родной,Ты скроешься навеки под землей!

Там никогда не светит белый свет,Там нет ковра, да и подстилки нет!

Там не кипит похлебка над огнем,Ни лампы ночью там, ни хлеба днем!

Там ни двора, ни кровли, ни дверей,Там ни соседей добрых, ни друзей!

О, как же ты несчастен будешь в томЖилье угрюмом, мрачном и слепом!

Родной! От тесноты и темнотыТам побледнеешь и увянешь ты!»

Так в новое жилье он провожалОтца и кровь – не слезы – проливал.

«О батюшка! – Джуха промолвил тут. —Покойника, ей-богу, к нам несут!»

«Дурак!» – сказал отец. Джуха в ответ:«Приметы наши все, сомненья нет!Все как у нас: ни кровли, ни двора,Ни хлеба, ни подстилки, ни ковра!»

Посещение глухим больного соседа

«Зазнался ты! – глухому говорят. —Сосед твой болен много дней подряд!»Глухой подумал: «Глух я! Как поймуБолящего? Что я скажу ему?Нет выхода… Не знаю, как и быть,Но я его обязан навестить.Пусть я глухой, но сведущ и неглуп;Его пойму я по движенью губ.«Как здравие?» – спрошу его сперва.«Мне лучше!» – воспоследуют слова.«И слава богу! – я скажу в ответ. –Что ел ты?» Молвит: «Кашу иль шербет».Скажу: «Ешь пищу эту! Польза в ней!А кто к тебе приходит из врачей?»Тут он врача мне имя назовет.Скажу: «Благословляй его приход!Как за тебя я радуюсь, мой друг!Сей лекарь уврачует твой недуг».Так подготовив дома разговор,Глухой пришел к болящему во двор.С улыбкой он шагнул к нему в жилье,Спросил: «Ну, друг, как здравие твое?»«Я умираю…» – простонал больной.«И слава богу!» – отвечал глухой.Похолодел больной от этих слов,Сказал: «Он – худший из моих врагов!»

Глухой движенье губ его следил,По-своему все понял и спросил:

«Что кушал ты?» Больной ответил: «Яд!»«Полезно это! Ешь побольше, брат!

Ну, расскажи мне о твоих врачах».«Уйди, мучитель, – Азраил в дверях!»

Глухой воскликнул: «Радуйся, мой друг!Сей лекарь уврачует твой недуг!»

Ушел глухой и весело сказал:«Его я добрым словом поддержал,

От умиленья плакал человек:Он будет благодарен мне весь век».

Больной сказал: «Он мой смертельный враг,В его душе бездонный адский мрак!»

Вот как обрел душевный мир глухой,Уверенный, что долг исполнил свой.

Спор грамматика с кормчим

Однажды на корабль грамматик сел ученый,И кормчего спросил сей муж самовлюбленный:

«Читал ты синтаксис?» – «Нет», – кормчий отвечал.«Полжизни жил ты зря!» – ученый муж сказал.

Обижен тяжело был кормчий тот достойный,Но только промолчал и вид хранил спокойный.

Тут ветер налетел, как горы, волны взрыл,И кормчий бедного грамматика спросил:

«Учился плавать ты?» – Тот в трепете великомСказал: «Нет, о мудрец совета, добрый ликом!»

«Увы, ученый муж! – промолвил мореход, —Ты зря потратил жизнь: корабль ко дну идет!»

Напуганный горожанин

Однажды некто в дом чужой вбежал;От перепугу бледный, он дрожал.

Спросил хозяин: «Кто ты? Что с тобой?Ты отчего трясешься, как больной?»

А тот хозяину: «Наш грозный шахИспытывает надобность в ослах.

Сейчас, во исполненье шахских слов,На улицах хватают всех ослов».

«Хватают ведь ослов, а не людей!Что за печаль тебе от их затей?

Ты не осел, благодаря судьбе;Так успокойся и ступай себе».

А тот: «Так горячо пошли хватать!Что и меня, пожалуй, могут взять.

А как возьмут, не разберут спроста —С хвостом ты ходишь или без хвоста.

Готов тиран безумный, полный зла,И человека взять взамен осла».

Рассказ о том, как шут женился на распутнице

Сказал сеид шуту: «Ну что ж ты, брат!Зачем ты на распутнице женат?Да я тебя – когда б ты не спешил —На деве б целомудренной женил!»Ответил шут: «Я на глазах у васНа девушках женился девять раз –Все стали потаскухами они.

Как почернел я с горя – сам взгляни!

Я шлюху ввел женой в свое жилье —Не выйдет ли жены хоть из нее…

– Путь разума увлек меня в беду,Теперь путем безумия пойду!»

Рассказ о факихе в большой чалме и о воре

Факих какой-то (бог судья ему)Лохмотьями набил свою чалму,

Дабы в большой чалме, во всей красе,Явиться на собранье в медресе.

С полпуда рвани он в чалму набил,Куском красивой ткани обкрутил.

Чалма снаружи – всем чалмам пример.Внутри она – как лживый лицемер.

Клочки халатов, рваных одеялКрасивый внешний вид ее скрывал.

Вот вышел из дому факих святой,Украшенный огромною чалмой.

Несчастье ждет, когда его не ждем, —Базарный вор таился за углом.

Сорвав чалму с факиха, наутекГрабитель тот со всех пустился ног.

Факих ему кричит: «Эй ты! СперваВстряхни чалму, пустая голова!

Уж если ты как птица полетел,Взгляни сначала, чем ты завладел.

А на потерю я не посмотрю,Я, так и быть, чалму тебе дарю!»

Встряхнул чалму грабитель. И тряпьеИ рвань взлетели тучей из нее.

Сто тысяч клочьев из чалмищи тойРассыпалось по улице пустой.

В руке у вора лишь кусок одинОстался, не длиннее чем в аршин.

И бросил тряпку и заплакал вор:«Обманщик ты! Обманщику позор!

На хлеб я нынче заработать мог,Когда б меня обман твой не увлек!»

Рассказ о казвинце и цирюльнике

Среди казвннцев жив и посейчасОбычай – удивительный для нас –Накалывать, с вредом для естества,На теле образ тигра или льва.Работают же краской и иглой,Клиента подвергая боли злой.Но боль ему приходится терпеть,Чтоб это украшение иметь.И вот один казвинский человекС нуждою той к цирюльнику прибег.Сказал: «На мне искусство обнаружь!Приятность мне доставь, почтенный муж!»«О богатырь! – цирюльник вопросил, —Что хочешь ты, чтоб я изобразил?»«Льва разъяренного! – ответил тот. —Такого льва, чтоб ахнул весь народ.

В созвездьи Льва – звезда судьбы моей!А краску ставь погуще, потемней».

«А на какое место, ваша честь,Фигуру льва прикажете навесть?»

«Ставь на плечо, – казвинец отвечал[88], —Чтоб храбрым и решительным я стал,

Чтоб под защитой льва моя спинаВ бою и на пиру была сильна!»

Когда ж иглу в плечо ему вонзилЦирюльник, «богатырь» от боли взвыл:

«О дорогой! Меня терзаешь ты!Скажи, что там изображаешь ты?»

«Как что? – ему цирюльник отвечал. —Льва! Ты ведь сам же льва мне заказал!»

«С какого ж места ты решил начатьСтоль яростного льва изображать?»

«С хвоста». – «Брось хвост! Не надобно хвоста!Что хвост? Тщеславие и суета!

Проклятый хвост затмил мне солнце дня,Закупорил дыханье у меня!

О чародей искусства, светоч глаз,Льва без хвоста рисуй на этот раз».

И вновь цирюльник немощную плотьВзялся без милосердия колоть.

Без жалости, без передышки онКолол, усердьем к делу вдохновлен.

«Что делаешь ты?» – мученик вскричал.«Главу и гриву», – мастер отвечал.

«Не надо гривы мне, повремени!С другого места рисовать начни!»Колоть пошел цирюльник. Снова тотКричит: «Ай, что ты делаешь?» – «Живот».Взмолился вновь несчастный простота:«О дорогой, не надо живота!Столь яростному льву зачем живот?Без живота он лучше проживет!»И долго, долго – мрачен, молчалив —Стоял цирюльник, палец прикусив.И, на землю швырнув иглу, сказал:«Такого льва господь не создавал!Где, ваша милость, льва видали выБез живота, хвоста и головы?Коль ты не терпишь боли, прочь ступай,Иди домой, на льва не притязай!»

* * *

О друг, умей страдания сносить,Чтоб сердце светом жизни просветить.Тем, чья душа от плотских уз вольна,Покорны звезды, солнце и луна.Тому, кто похоть в сердце победил,Покорны тучи и круги светил.И зноем дня не будет опаленТот, кто в терпеньи гордом закален.

О набожном воре и садовнике

Бродяга некий, забредя в сады,На дерево залез и рвал плоды.Тут садовод с дубинкой прибежал,Крича: «Слезай! Ты как сюда попал?

Ты кто?» А вор: «Я – раб творца миров —Пришел вкусить плоды его даров.

Ты не меня, ты бога своегоБранишь за щедрой скатертью его

Садовник, живо кликнув батраков,Сказал: «Видали божьих мы рабов!»

Веревкой вора он велел скрутитьДа как взялся его дубинкой бить.

А вор: «Побойся бога наконец!Ведь ты убьешь невинного, подлец!»

А садовод несчастного лупилИ так при этом вору говорил:

«Дубинкой божьей божьего рабаБьет божий раб! – такая нам судьба.

Ты – божий, божья у тебя спина,Дубинка тоже божья мне дана!»

Газели