Антихрист - Александр Кашанский

Все поднялись из-за стола, и Иван тоже старался не отставать, хотя ему очень хотелось остаться и посмотреть, что же будет. Публика покинула зал и стала расходиться. К Ивану подошли двое: тот человек, что сопровождал его ранее, и Сенека. В их глазах Иван увидел холодное высокомерие и неприязнь.

— Иван, я хочу, чтобы ты посмотрел, что делает сейчас наш император, — сказал Сенека.

— Но почему ты этого хочешь, и зачем я должен на него смотреть?

— Я старый человек. Я знаю, дни мои сочтены. И у меня есть свои счеты с императором и определенные обязательства перед своей совестью. Ты сегодня потряс воображение не только нашего императора, но и мое. Вы с ним очень похожи.

— Чем же? — не скрывая своего удивления, спросил Иван.

— Деятельной убежденностью в своей правоте. Скажи, тебя хоть на миг посетило сомнение в том, что ты совершаешь безнравственный поступок, убивая безоружных?

Иван задумался.

— Пожалуй, нет. Я вообще ни о чем тогда не думал.

— Он тоже никогда ни о чем не думает, кроме того, как он выглядит перед публикой. Сегодня, Иван, с твоим участием мне был подписан смертный приговор.

— Сенека, я не чувствую своей вины.

— Я не удивляюсь. Ты изменил бы самому себе, если ты чувствовал свою вину. Пойдем, посмотришь на нашего° императора, и я вместе с тобой — в последний раз.

Иван пошел вслед за Сенекой, за ним неотступно следовали трое солдат. Они поднялись по лестнице на балкон, с которого был хорошо виден огромный зал, точнее не зал, крыши над ним не было, а площадь. На этой площади стояли столбы, к ним были привязаны обнаженные мужчины и женщины, привязаны так: левые рука и нога — к одному столбу, правые — к другому. Они как бы были распяты, стоя на полу. По арене на четвереньках бегал человек, одетый в тигровую шкуру. Он кусал людей, царапал их ногтями, рычал. Потом он стал насиловать женщину, причем делал это самым жестоким образом, издеваясь над жертвой. Это был Нерон. Иван сумел разглядеть его лицо, скрытое под звериной маской. «Каковы боги, таков и народ, каков народ, таков и его правитель», — подумал Иван. И Сенека, будто бы подтверждая его мысль, сказал:

— Это мой воспитанник. Он прав в одном: каков народ, таков и правитель. Рим обречен. Пороки погубят его.

— Сенека, что, по-твоему, есть истина? — спросил Иван. Голос его был серьезен.

— Эх, если бы я знал, что есть истина. Ответственность перед народом, долг общего дела? Но народ сегодня развращен, он хочет только хлеба, зрелищ и хорошего императора. Ответственность перед императором? Он — только человек. Может быть, боги-они объединяют вселенную и человека своей волей. Может быть, слияние с этой волей-есть истина? Нет, не могу себя заставить проникнуться этим чувством. Мне это не дано… Ответственность перед своей совестью, в которой сосредоточена нравственность поколений лучших граждан нашей великой республики, — может быть, это. Иван, скажу тебе одно: истина — это ответственность. Думаю, не так уж далеко от нее иудеи, чей бог сказал, что надо делать лишь то, что не причинит другому вреда, хотя и с этим не могу согласиться. Жить по этому принципу — значит потерять армию и государство. Это предательство всех лучших наших традиций. Прощай, Иван. — Сенека пододвинулся к Ивану и тихо добавил: — Если хочешь жить, будь бдителен, полагаю, тебе не простят благоволение к тебе императора. Беги отсюда.

Сказав это, Сенека повернулся и удалился, шаркая сандалиями по полированному мозаичному полу.

Иван повернулся и увидел, что солдаты стоят рядом, держась за мечи и не сводя с него взглядов.

— Что, у вас есть приказ убить меня? — спросил Иван.

— Ты этого вполне заслуживаешь, — сказал один из них и выхватил меч. Все трое бросились на него. Иван попытался отпрыгнуть в сторону, но не успел, в бок ему вонзился меч, а потом жгучая, страшная боль пронзила живот.

Последнее, что Иван видел, — искаженное ненавистью лицо римского солдата. Потом Ивана ослепила вспышка, он тут же очнулся, открыл глаза и обнаружил, что лежит, уткнувшись носом в подушку.

8

Наташа смотрела на Ивана и молчала. Сергей подошел к кровати и потряс Ивана за плечо, потом, чего-то испугавшись, быстро наклонился и приложил ухо к Ивановой спине. С минуту он слушал, потом медленно поднялся и сказал:

— Так, врач из меня, конечно, плохой, но констатирую: он жив, и беспокоиться нам за его жизнь, пожалуй, не стоит.

— Что с ним, Сережа? Это обморок или что-то с сердцем? — спросила Наташа. Сергей надул щеки, выпуская из легких воздух, картинно вытаращил глаза и сказал:

— Черт его знает, что это такое: обморок, припадок, сон — только трогать его не надо. Будем считать, что он, как и все в этом здании, напился и спокойно спит. И нам тоже надо идти спать. Мой номер напротив, закрываться на ключ не буду. Если что, кричи, толкай — буди решительно. Я узнаю твой голос и спящий, сопротивляться не буду. Ты-то где собираешься спать?

Наташа бросила на Сергея удивленный взгляд и ответила:

— Я буду здесь: а вдруг с ним что-нибудь случится, вдруг ему станет плохо.

— Ну смотри, как хочешь, — Сергей с самого начала прекрасно знал, что Наташа никуда от Ивана не отойдет, но делал вид, что все ею сказанное — для него неожиданность, — дежурь здесь. «Эх, Наташа, Наташа, — достанется же тебе с ним. Ну да что поделаешь? Ничего не поделаешь. Может быть, это и есть твое предназначение. — Сергею понравилась эта мысль. — Действительно, кого можно поставить рядом с этим типом? Меня, что ли? Или какого-нибудь Ясницкого? Нет, только Петрова может его адекватно дополнять, — Сергей усмехнулся про себя.

— Ладно, все о'кей, Сергей Михалыч, иди спи, дорогой, только не забудь почистить зубы и снять пистолет с предохранителя».

Сергей еще раз взглянул на Наташу, кивнул ей головой и вышел. Наташа заперла дверь номера на ключ и села в кресло, повернув его так, чтобы было видно голову Ивана.

Наташа вся превратилась в слух, стараясь уловить дыхание Ивана. Она напряженно смотрела на его лицо, точнее, на ту часть лица, что была видна. Но ничто, ничто не говорило, что Иван дышит, что он хоть как-то живет, — никаких проявлений, никаких признаков жизни. Сердце Наташи учащенно забилось. Ее охватил страх, потому что ей показалось, что Иван умер. Она поднялась с кресла и встала на колени у изголовья кровати. Наташа приблизила свое лицо к его лицу. «О Господи, что же это с ним? Неужели он умер?!» — думала Наташа, вслушиваясь и всматриваясь. Она протянула руку, чтобы прикоснуться своей ладонью к щеке Ивана. В последний момент ее охватил жуткий страх. Она вспомнила холодную щеку умершего отца. Наташа отдернула было руку, но потом, собравшись с силами, заставила себя прикоснуться к щеке Ивана. Щека была теплая. «Слава Богу, он жив. Что же это с ним такое?» Наташа приложила свое ухо к подушке, рядом с Ивановым ртом, и только так ей удалось уловить едва заметное и редкое дыхание. Да, Иван дышал. Наташа с трудом подняла его руку, которая свисала с кровати, и положила ее на кровать. Рука была очень тяжелая и совершенно безжизненная.

Наташа поднялась, подошла к окну, задернула шторы и зажгла настольную лампу, потушив верхний свет, потом укрыла Ивана одеялом со своей кровати и села в кресло. Она смотрела на Ивана и думала: «Кто он? Что скрывает от меня? Любит ли он меня? Если нет, что я буду делать? Для кого и для чего жить? — На этот вопрос Наташа не могла найти ответа. Наташе стало себя так жалко, что на глаза навернулись слезы. — Если мы будем вместе, я сделаю все, чтобы он нашел свой путь в жизни. Я, кажется, догадываюсь, что это может быть за путь». Догадка эта была очень смутной. Наташа почему-то была уверена, что Иван станет знаменитым, совершит что-то необыкновенное.

Иван все так же лежал на кровати, не подавая никаких признаков жизни. Наташа то и дело поднималась и, приблизив ухо ко рту Ивана, прислушивалась: дышит ли он. Иван дышал. Убедившись, что Иван дышит, Наташа опять садилась в кресло.

«Где же это я? — такой была первая мысль возвратившегося в свой мир Ивана. Он лежал не двигаясь и не открывая глаз. Ощущение было странным: будто и тело — не его, и сам он — не Иван Свиридов, а кто-то другой, а Иван Свиридов остался там — в далеком прошлом. — Я вернулся в свое время — вот где я. Но почему так не хочется возвращаться?» Иван задал себе этот вопрос, но не стал размышлять над ответом на него. Ему вообще ни о чем не хотелось размышлять: ни о том, что он пережил там — во дворце Нерона, ни о том, почему он оказался там и почему вел себя именно так, — все это Ивана совершенно не интересовало. Он глубоко вздохнул, открыл глаза и перевернулся на спину. Кровать скрипнула, и это разбудило Наташу, которая дремала в кресле, подперев голову рукой. Она встрепенулась от этого звука, быстро встала и подошла к Ивану. Наташа села на кровать рядом и, вздохнув, сказала: