Антихрист - Александр Кашанский

— Сенека, — воскликнул Нерон, обратившись к пожилому мужчине, стоящему невдалеке, — послушай-ка, что он говорит. Он, оказывается, еще и поэт! И философ, как мы с тобой. Повелеваю, чтобы ты остался и был при мне… — сказал Нерон, остановив на Иване на мгновение свой остекленевший взгляд. Потом он повернулся и пошел. Следом за ним двинулась свита. К Ивану подбежал его сопровождающий и громко прошептал:

— Следуй за ними. Ты должен делать то, что я тебе говорю, иначе нам обоим несдобровать. Пошли.

Иван пошел за ним. Он вошел в зал следом за свитой императора и хотел было внимательно осмотреться, а здесь было на что посмотреть, один огромный стол, накрытый для пира, чего стоил, но тут Иван поймал обращенный на себя взгляд прекрасной римлянки. «Ага, вот оно, вот чего мне не хватает все же — женщины, — такова была реакция Ивана. — Надо как-то смыться отсюда вместе с ней». Сомнений, что эта гордая красавица страстно хочет близости с ним, у Ивана не было. Гости сели к столу. Нерон улегся на небольшом возвышении, с которого было видно всех присутствующих, взял яблоко и начал его грызть. Рядом с ним возлежал юноша, одетый в странные, скорее женские одежды. Эй, — обратился император к одному из прислуживающих ему, — где этот разящий меч Юпитера? Пусть сядет рядом.

Ивану пришлось пересесть поближе к Нерону. Он оказался напротив красавицы с чувственными губами, она досмотрела на Ивана долгим взглядом и улыбнулась. Ивана даже передернуло всего от желания, которое вызвала у него эта женщина.

— Иван, вижу, тебе понравилась Юлия, — сказал Нерон. — Ты хочешь ее?

Иван взглянул на Нерона и сказал:

— Да, император, хочу так, что сил нет, если я ее сейчас не трахну, то за себя не ручаюсь.

Нерон хлопнул в ладоши и сказал:

— Быть посему. Юлия, ты сейчас же отдашься ему, а мы будем наблюдать, достаточно ли страстно ты это сделаешь. Приступай, Иван.

— Где? — спросил Иван, уже не сдерживая страстное вожделение.

— Можно здесь. Можно пройти туда, — Нерон показал на ближайшую дверь. — Иван вскочил, обежал стол, схватил за руку женщину и поволок ее в указанную комнату. — Наконец-то я встретил человека, который не лицемерит передо мной. Я думаю, Марк не будет возражать, что этот герой улучшит кровь в его вырождающемся семействе. — В глазах Нерона промелькнул огонек безумия. — Спор, пойдем посмотрим, так ли хорошо этот человек владеет своим членом, как и мечом.

Иван думал, что за дверями небольшая комната, но там оказался зал не меньше, чем тот, где он только что находился. Посреди зала был бассейн с водой, вдоль стен стояли статуи и мраморные скамьи и не было ни кровати, ни хоть какой-нибудь лежанки, где бы можно было удобно расположиться. «А, хрен с ним, — решил Иван, — какая разница». И он, прижав женщину к стене, начал делать свое дело стоя. К его удивлению, женщина покорно и страстно повиновалась ему и более того, даже проявляла инициативу. Потом они повалились на пол, и Иван забылся, поглощенный страстью обладания. Первый раз он кончил довольно быстро, но партнерша тут же завела его еще раз, и  теперь он уже изнемогал, но никак не мог довести дело до конца. Юлия то вырывалась, то льнула к нему, страстно шептала ему что-то, стонала и творила такое, что Иван и представить себе не мог. Когда Иван, наконец-то, отполз от своей пламенной любовницы и посмотрел по сторонам он увидел, что в нескольких шагах от него стоят Нерон и вся его свита. Нерон нежно целовал и поглаживал того мальчика, что возлежал на пиру рядом с ним.

— Юлия, ты и на этот раз оказалась сильнее. Для того чтобы тебя удовлетворить, наверное, нужен я.

Иван встал и пошел из зала вслед за уходящей свитой. Он не искал глазами Юлию, она его больше не интересовала, и никакого смущения в его душе не было. «Все равно никто ничего не узнает. Но было здорово». Он сел на свое место и начал с аппетитом есть. Юлия сидела напротив него, как ни в чем не бывало. Иван обратился к ней и спросил:

— Слушай, Юлия, а что скажет твой муж?

— Ничего.

— Как же так?

— Но ведь я сделала это по приказу императора.

— А каков был приказ?

— Отдаться тебе со страстью. Что, разве я была недостаточно страстной?

Нет, — усмехнулся Иван, — вполне. Я и не предполагал, что женщина может быть такой. А как был я?

Юлия засмеялась и, блеснув своими красивыми черными глазами, ответила:

— А вот этого я тебе могу и не говорить. Твоя оценка — это мое личное дело, а не дело империи, и муж может быть недоволен моей оценкой.

Иван поймал на себе тяжелый, изучающий взгляд пожилого человека, сидевшего первым справа от места Нерона.

— Уважаемый, — обратился Иван к нему, — император может отдавать любые распоряжения, не так ли?

На Ивана смотрели непроницаемые умные глаза. Человек довольно долго молчал, потом, наконец, ответил:

— Да, может, — и добавил: — Он не может только приказать жить тому, кто этого не хочет, а остальное он может.

— Сенека, Сенека, ты что, собираешься оставить этот мир без моего приказа? — спросил у него Нерон, который как раз подошел, держа под руку своего мальчика. — Ты неосторожен, Сенека. Ты заблуждаешься, если считаешь, тебя связывает с жизнью только чувство долга. И ты живешь, чтобы получать удовольствие.

— Да, император, и я тоже. Мое главное наслаждение — в моих мыслях.

— И они принадлежат только тебе, не правда ли, Сенека? Не правда ли?

— Они принадлежат и тебе, император, ты знаешь их все.

Нерон откинулся на подушку.

— Спор, — обратился он к мальчику, — как ты думаешь, Сенека не заговорщик?

Мальчик посмотрел на Нерона томными глазами.

— Я думаю — нет. Потому что он слишком философ для этого неблагодарного дела.

Теперь Иван, наконец-то, стал сам собой, никакие страсти более не терзали его душу. Он был спокоен и способен принимать осмысленные решения.

— Иван, — спросил Нерон, — ты слышал, как я пою?

— Нет, император, не приходилось.

— Иван, у тебя очень правильное произношение. Но фразу ты строишь, как варвар. Что значит — не приходилось, почему?

— Я попал в Рим лишь вчера и очутился среди христиан случайно. Я просто не мог слышать твоего пения.

— Как несчастны народы нашей славной империи, они не могут слышать моего пения! — театрально воскликнул Нерон. — Сенека, причина возмутительной безнравственности нашего общества, которое заключается, прежде всего, в его лицемерном, скрытом разврате, именно в том, что мой народ не может приобщиться к высокому искусству. Я построю новый театр, в котором бы могло разместиться тысяч сто, как минимум, и отцы семейств из каждой провинции будут обязаны хотя бы раз в год слушать меня. Я должен заботиться о своем народе. — Сидящие за столом одобрительно закивали головами. — Почему ты молчишь, Иван? — обратился Нерон к нему, — почему я не слышу твоего одобрения?

— Император, я не уверен, что искусство помогает исправлять дурные нравы.

— Я мог бы согласиться с тобой, Иван, если бы речь шла об искусстве вообще, но ведь я говорил о моем искусстве. Оно божественно — это общеизвестно. Если ты сомневаешься в этом, я могу спеть прямо сейчас и тем развеять твои сомнения.

Не дожидаясь ответа, Нерон встал и запел. Голос его был довольно слаб, хотя владел он им хорошо. Нерон пел как показалось Ивану, очень долго. Когда он закончил, все начали аплодировать. Иван, оглядевшись по сторонам, тоже зааплодировал.

— Ну как? — спросил Нерон. Иван посмотрел на Нерона и был очень удивлен тем, что и выражение лица, и голос Нерона разительным образом изменились. Он буквально заискивающе смотрел на Ивана, ожидая его оценки. «Ах ты, гнусное отродье, — подумал Иван. — Скажи тебе правду, тут же башку прикажешь снести».

— Божественно, император. Твое пение — божественно, — сказал Иван. Нерон едва заметно выдохнул, видимо, слова Ивана принесли ему облегчение.

— Вы слышали, — обратился он к публике, — и варвар оценил мое искусство! — Выражение лица Нерона вдруг резко изменилось и выразило смертельную скуку. — Скучно, Сенека. А ты, Сенека, еще более нагоняешь на меня тоску своим унылым видом. Иван, скажи, может ли философ скучать в присутствии императора? Давай накажем его за это.

«Боже мой, этот человек воистину творит все, что захочет, как и я. Но чего же он все-таки хочет? — подумал Иван. — И, похоже, он ведь ненамного старше меня».

— Император, как ты пожелаешь, — ответил Иван и добавил: — Но могу ли я задать тебе один вопрос? Он сжигает мое воображение.

— Да? Хорошо, спрашивай.

— Чего ты хочешь в жизни? Точнее, чего ты хочешь получить от жизни?

— О, Сенека, ты слышишь?! Вот Иван — истинный философ. Вот он, а не ты достоин того, чтобы быть рядом со мной, а ты удалишься в ссылку, потому что ты, Сенека, старый и занудный лицемер, как и все стоики. Ты, Сенека, за всю свою жизнь и не поинтересовался, чего же я все же хочу, а имел смелость меня воспитывать. Ты льстец, старый, трусливый придворный льстец. Чего я хочу? — Нерон задумался, то и дело бросая взгляд на присутствующих. В зале воцарилась мертвая тишина. Гости даже перестали жевать. Чего я хочу в жизни? Я ведь поэт, Иван. Я хочу, чтобы моя жизнь была, как поэма, повествующая о подвиге великого героя. И этот герой — я. Но ты посмотри на этих людей, разве они могут, разве способны они оценить меня? Перед кем я буду петь эту поэму, которая есть моя жизнь? Какая аудитория, такое и исполнение. Они, эти лжецы и лицемеры, говорят, что я правлю ими, нет, Иван, — это они правят мной. Их дурной вкус, их похотливые жены и дочери, их развратная, скупая натура. Чего я хочу? О, боги! Хочу одного — не видеть этих скучных физиономий, хочу скрыться от них куда-нибудь на край света, чтобы там в тиши доживать свой век. — Иван увидел, что у Нерона на глазах навернулись слезы, его затрясло, но это было лишь несколько мгновений, потом глаза Нерона хищно блеснули. — Лучше, много лучше быть диким зверем, когда этого хочется, чем подавлять свое желание, а то, Иван, будешь таким же, как Сенека, разрази его гром. Эй, Домиций, приготовь мою шкуру и жертвы. Прочь отсюда все.