Екатерина Фурцева. Женщина во власти - Сергей Сергеевич Войтиков

1970 года (в маршрут были включены Барнаул, Красноярск, Новосибирск, Кемерово и еще несколько городов) Людмила Георгиевна видела, «с какой безжалостной самоотдачей выполняла министр намеченную программу. С утра до вечера встречи с активом, ведающим вопросами культуры, затем поездки на предприятия, вечером — обязательное посещение театральных спектаклей, беседы с актерами — она живо интересовалась их творческими и бытовыми нуждами, тут же, на месте, оказывала помощь, решала актуальные, самые насущные проблемы»[533].

Служебный кабинет Фурцевой выглядел бы строгим и излишне казенным, если бы не ваза с цветами на столе, придававшая ему некий домашний шарм. Рядом с кабинетом находилась узкая комната отдыха, где стоял шкаф с одеждой, необходимой для выхода в театр и на торжественные приемы. Иногда Екатерина Алексеевна обедала в этой комнате, но чаще в министерской столовой вместе со своими заместителями — Владимиром Ивановичем Поповым (по международным связям) и Василием Феодосьевичем Кухарским (по музыкальной части)[534].

Из материалов коллегии министерства следует, что Екатерина Алексеевна, как правило, в кратком вступительном слове обозначала тему обсуждения и предоставляла слово профессионалам. Свое мнение она излагала, подводя итоги обсуждения[535]. После этого прения закрывались, принималась резолюция. Если речь шла о постановлении коллегии Минкульта, руководящие работники министерства обязывались в краткий срок (как правило, пятидневный) внести в обсужденный проект «необходимые дополнения с учетом замечаний»[536].

Членство Фурцевой в ЦК не могло устроить ее бывших товарищей по Президиуму, поскольку каждое место в ЦК становилось лакомым кусочком для клиентов партийных руководителей. Екатерину Алексеевну для того и спустили на Министерство культуры, которое наряду с Министерством сельского хозяйства считалось провальным постом, чтобы, зная ее импульсивный характер, спровоцировать дальнейшее «падение».

Но вот тут товарищи просчитались. В свое время, только придя в Большой драматический театр, Георгий Товстоногов сразу же заявил, гундося себе под нос:

— Имейте в виду, я нэсъедобэн.

Екатерина Фурцева, почти как Георгий Александрович, оказалась малосъедобной на новом посту, что лишний раз свидетельствует о парадоксальном обстоятельстве, совершенно не учтенном Никитой Сергеевичем и Фролом Романовичем: она была действительно адекватной свалившейся на нее, как снег на голову, должности и с первых же шагов продемонстрировала творческой интеллигенции, что никого не предает и не подставляет, а если нужно, то и прикрывает — при условии по крайней мере нейтрального отношения.

Кстати, Георгий Товстоногов относился к Екатерине Алексеевне с большим уважением. Поскольку его периодически прессовал первый секретарь Ленинградского обкома КПСС товарищ Романов (судя по воспоминаниям Олега Басилашвили, «любимый» герой анекдотов актеров театра[537]), однажды Георгий Александрович в сердцах бросил Нами Микоян:

— Переехал бы в Москву поближе к Фурцевой. […] Екатерина Алексеевна ухитряется помогать даже из Москвы, но я зажил бы спокойно, только уехав из Ленинграда[538].

Приведем, в нарушение хронологии, редкой комплиментарности приказ министра культуры СССР № 409 от 19 июля 1972 года «О гастролях Ленинградского академического Большого драматического театра им. М. Горького в Австрии и Швейцарии». Гастроли проходили с 18 по 30 июня. На Венском международном фестивале искусств театр показал пьесы М. Горького «Мещане», Л. Рахманова «Беспокойная старость» и У. Шекспира «Король Генрих IV». В приказе констатировалось, что гастроли прошли с огромным успехом, публика горячо приветствовала артистов, представители театральной общественности и австрийская пресса высоко оценили мастерство ленинградцев. Учитывая все это, Фурцева объявила благодарность главному режиссеру театра Георгию Александровичу Товстоногову, директору Владимиру Александровичу Вакуленко и персонально 65 участникам гастрольной поездки[539].

В июле 1963 года, уже после печально знаменитых встреч Никиты Хрущева с представителями творческой интеллигенции, Екатерина Фурцева решительно заявила на конференции в Министерстве культуры СССР:

— Должна быть уверенность, а не шараханье то в одну сторону, то в другую [сторону][540].

Главным связующим звеном партийного прошлого и министерского настоящего оставались для Фурцевой праздничные концерты в Кремлевском дворце съездов. Народная артистка СССР балерина Марина Викторовна Кондратьева рассказала впоследствии корреспонденту «Известий»:

«Воспоминания ужасные. Особенно новогодние. Нас привозили в Кремль 31 декабря, часов в 10 вечера. Там была маленькая комнатка, из нее выход на лестничную площадку, а далее лестница, из которой мы попадали в зал. Даже разогреться было негде.

Выступали под звон бокалов и стук вилок о тарелки. Но самым тяжелым было ожидание выхода. Иногда уже 12 било, а мы в костюмчиках сидим и ждем, когда нас позовут танцевать. Зато помню, как поразил банкет в честь 8 Марта в Кремлевском дворце. Он проходил под патронатом Фурцевой. Мы оттанцевали, и нас пригласили за стол отобедать вместе с руководством. Такое на моем кремлевском „веку“ случилось впервые…

Выступление Е. А. Фурцевой в Большом театре СССР на вручении наград участникам 1-го Международного конкурса артистов балета. 1969 г. [ЦГА Москвы]

Фурцева была чудесным человеком. Вникала во все перипетии нашей жизни. Никогда не забуду один случай. Галина Сергеевна Уланова поссорилась с главным балетмейстером Большого театра Леонидом Михайловичем Лавровским. Ее муж, главный художник Большого театра, прилюдно заявил Лавровскому:

— В старые времена я бы вас вызвал на дуэль.

Фурцева пришла их мирить.

— Я не уйду, — говорит, — пока не помиритесь…

Ее любовь к артистам чувствовалась даже в мелочах. Например, у всех солистов были кремлевские пропуска — подъезжали прямо к подъезду Кремлевского дворца. А сейчас не то что въехать, зайти на территорию — целая проблема»[541].

Явление министра культуры в Большом театре для улаживания конфликта не было чем-то из ряда вон выходящим. Будучи питомцем сталинской школы, в ряде случаев Фурцева явно перебирала и с «ручным управлением». Она лично подписала 16 июля 1964 года приказ «О гастролях театра Ла Скала в Москве», которым создавалась целая комиссия, обязанная в двухнедельный срок представить свои предложения о порядке распределения билетов[542].

Борис Поюровский вспоминал, как в дни гастролей прославленного миланского театра он попытался достать билеты, обратившись в дирекцию Большого театра СССР. Там ему рекомендовали прийти на прием к Екатерине Фурцевой. Пояснили:

— Вся бронь в ее распоряжении.

В приемной министра Борис Михайлович увидел народных артисток СССР Веру Петровну Марецкую, Софью Владимировну Гиацинтову и других звезд той эпохи. «Образовался какой-то стихийный клуб меломанов, составленный из живой истории советского искусства и литературы»[543], — шутил позднее Поюровский.

— Здравствуйте! — сказал Борис Михайлович, когда подошла его очередь.

— Вам, конечно, тоже для врача? — проницательно глядя ему в глаза, спросила Екатерина Алексеевна.

Поюровский от неожиданности лишился дара речи.

— Хотите на «Норму»? — уточнила Фурцева и, понимая, что ответа придется ждать долго, тут же протянула бронь.

От радости Борис Михайлович даже забыл произнести слово «спасибо», заторопившись к выходу. Но Екатерина Алексеевна его вернула:

— Стойте, стойте, а вы сами не хотите послушать итальянцев?

— Конечно, хочу, но не смею больше просить…

— Вы все какие-то странные люди. У меня такое впечатление, что гастроли Ла Скала устраивает Министерство